Большая книга перемен - Слаповский Алексей Иванович

Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132

– Такое дело, Паша, мы с Ириной нравимся друг другу. Так получилось. Хотим, чтобы ты знал.

– И далеко зашло? – спросил Павел.

– Не надо нас оскорблять, – сказала Ирина. – Мы действительно с Леонидом друг другу нравимся. Пока мы только это поняли, больше ничего. Я виновата, не разобралась, думала… Неважно, что я думала. Но теперь все честно.

– И когда вы успели снюхаться? – спросил Павел, оглядываясь на окно, в которое кто-то стучал. – Сейчас! – крикнул он.

– Ты сам нас познакомил, – напомнила Ирина.

– Ну да, ну да…

Павел взял веревочку из руки Леонида, протянул Ирине.

– Подержи-ка.

– Паша, перестань…

Павел увидел гвоздь, торчащий из-под жестяного подоконника, намотал на него веревочку, после этого пихнул брата в сторону от двери, туда, где он был не виден из комнаты. И там коротко и сильно стукнул кулаком в лицо. Хватило одного раза: Леонид ударился о перегородку балкона, сполз, лицо сразу же залилось кровью.

Ирина не могла кричать – из комнаты могут увидеть и услышать гости, отец, она не хотела публичного скандала. Павел же улыбался. Все это выглядело из-за стекла милой беседой, только Леонида не видно. Но вот и он – вытирает лицо, смеется. Голубь, наверное, нагадил.

Леонид действительно смеялся.

– Чего ты этим добился? – спросил он брата.

– А я ничего не добивался, – объяснил Павел. – Захотелось ударить, естественная реакция. Я вас вообще убить готов обоих. Но я подожду. Ты, Ириша, ко мне все равно вернешься. Потому что он ни с кем долго не может, я его знаю. Он тебе только голову морочит. Ему не до женщин. А если до женщин, то не до семьи. Так, Леня?

И взгляд Ирины на Леонида – вопросительный, растерянный – многое сказал Павлу.

Леонид не ответил, продолжал посмеиваться, но вышло именно так, как Павел и предполагал: через месяц Ирина позвонила и сказала, что ошиблась. Со всеми бывает.

– Ладно, – сказал Павел. – Но учти, когда поженимся, больше никаких ошибок.

– За кого ты меня принимаешь?

С Леонидом Павел объясняться не стал и даже пригласил его на свадьбу. Тот пытался начать разговор с виноватым видом, но Павел сказал ему:

– Не надо. Главное, чтобы ты знал и понял, Леня: ничего не было. Никто ничего не знает и не узнает. А если кто знает, забудет. От Ирины держись на всякий случай подальше. Больше ничего не требуется.

Свадеб было две: решили сначала устроить здесь, в Сарынске, свадьбу для родственников жениха, а потом отправились в Дагестан, на родину Тимура Семеновича, где отмечали уже по-кавказски, хотя некоторые аксакалы хмурились. Когда кавказский мужчина женился на русской, это не возбранялось, а вот отдавать своих дочерей за русских мужчин не любили. Не из-за веры (хотя она тоже играла роль), а из-за недоверия: русские мужчины пьют, не всегда умеют обеспечить семью, плохо воспитывают жен и детей.

Павлу хватило ума потом не напоминать Ирине о недоразумении с Леонидом. Она была идеальной женой и матерью, хотя и казалась Павлу холодноватой, несмотря на горскую кровь. Но при этом, безусловно, верна ему, предана семье, что еще нужно? Даже ревновала, как и положено порядочным женам, хмурилась, когда он задерживался или не слишком правдоподобно объяснял, где был. Наказывала молчанием – по неделе ни слова, не допускала к себе. Но потом смягчалась, прощала. В общем, образцовая семья, лучше не скажешь. Леонид вел себя корректно, к тому же у него была то одна женщина, то другая – не очень много, впрочем. Кто видел со стороны, как общаются Леонид и Ирина, никогда бы не подумал, что между ними было или возможно что-то личное: исключительно родственные слова, интонации, взгляды.

И вдруг ниоткуда, ни из чего – ее слова: хочу уйти.

Почему, что случилось, из-за чего?

Никаких объяснений.

Объяснил Леонид, взял на себя эту трудность.

– Видишь ли, так получилось, что мы опять друг другу нравимся. Я понимаю, смешно… То есть не смешно.

О том, что было после, вспоминать не хочется. Нагромождение нелепых поступков, глупостей, просто идиотизма – и со стороны Ирины, и со стороны Леонида, который будто и не повзрослел, вел себя неадекватно.

А потом…

Потом Леонид исчез. Павел сумел доказать Ирине, что не имеет к этому отношения. Она поверила. Сказала:

– Хорошо, что так, а то бы я умерла.

Полгода она чернела, худела, Павел боялся за нее, но все обошлось, она стала выравниваться, семейная жизнь продолжилась, будто ничего и не было. Опять Ирина была добропорядочной женой и образцовой матерью. Это благополучие длилось много лет, но Павел втайне все ждал и ждал чего-то – и дождался. Повторилось уже без Леонида, без какого-либо мужчины вообще, просто сказала:

– Все, Паша, больше не могу. Уйду от тебя, прости.

О дальнейшем вспоминать хочется еще меньше. Мог бы Павел дойти до чего-то страшного, но Бог не допустил, судьба рассудила Ирину раньше. Перекресток, ночь, дождь, грузовик, вылетевший на красный свет…

Через год после ее смерти он наткнулся в Интернете на репродукцию картины аварского художника первой половины двадцатого века Халил-Бека Мусаясула, восточного космополита, картина называлась «Портрет аварки из села Чох в национальном костюме», и поражен был схожестью этой безымянной аварки с Ириной, тут же возникла идея – добыть картину. За любые деньги. И, если бы она была в частном владении, вопрос решился бы, но картина оказалась в одном из европейских государственных музеев, и музей этот не имел права продажи своих фондов без государственного разрешения, получить которое оказалось невозможно ни за какие деньги. Тогда Павел заказал копию одному из лучших мастеров-копиистов, она стоила ненамного меньше оригинала. Висит теперь в кабинете – для чужих глаз не предназначено.

Все это Павел Костяков вспоминал похмельным утром, сидя в столовой за чашкой кофе. Шура тенью скользил в окружающих комнатах и коридорах, присматривался.

– Запрягай, – сказал ему Павел. – Сегодня дел много.

Шура обрадовался, побежал в гараж.

Выехали, Шура посматривал на хозяина скользящими взглядами – как бы не на него, а в правое боковое зеркало.

– Да не буду я пить сегодня, успокойся, – сказал Павел.

Шура улыбнулся:

– А я что? Не мое дело.

Проезжали мимо Водокачки.

И в груди Павла шевельнулось то самое теплое, что возникло, когда он впервые увидел Ирину, а вчера повторилось, когда увидел Дашу.

Вчера все вышло странно, глупо и неловко, потому что даже не успели обговорить повод для посещения. Вошли, Сторожев сказал:

– Здравствуйте, а мы вот мимо ехали, я сказал, что тут мой друг живет. Вы с Павлом Витальевичем соседи, Коля, он там обитает, – Сторожев неопределенно показал рукой куда-то за спину. – Знакомьтесь, это Николай Иванчук, а это…

Павел, не дав договорить, протянул руку, представился сам:

– Павел Витальевич Костяков.

Иванчук что-то помешивал на чадящей сковороде, откинув голову назад и щуря один глаз от дыма, и сделал вид, что из-за своего занятия не может пожать протянутую руку. Только кивнул и сказал:

– Я вас знаю.

– Откуда?

– А кто вас не знает?

И тут из комнаты вышла девушка.

– Это Даша, – сказал Сторожев. – Как там Лиля? – спросил он ее.

– Нормально.

Так получилось, что в этом тесном пространстве Павел оказался перед дверью, из которой вышла Даша, и ему надо бы посторониться, а он стоял, перегородив дорогу, и смотрел на Дашу, будто увидел какой-то фокус, изумивший его своей невозможностью. Наконец догадался сделать шаг вбок, сказал:

– Здравствуйте. Павел. Витальевич.

И кашлянул.

– Мы тут вас закоптим, – сказал Иванчук.

– Намекаешь, что помешали? – попробовал перевести в шутку Сторожев.

– Не намекаю, а прямо говорю. Вы не знаете, что такое ухаживать за тяжело больным человеком. Каждая минута на счету, все расписано. Телефон есть, Валера, мог бы позвонить.

Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132