Толкователь болезней - Лахири Джумпа

В 1969 году, когда мне было тридцать шесть лет, родственники устроили мой брак. Приблизительно в то же время я получил полноценную работу в Америке, в отделе обработки данных библиотеки МТИ — Массачусетского технологического института в пригороде Бостона. Достаточно щедрая зарплата позволяла содержать жену, к тому же я был польщен предложением от всемирно известного учебного заведения, поэтому справил себе грин-карту шестой категории и приготовился к дальнейшему путешествию.

К тому времени у меня хватало денег на авиабилет. Я полетел сначала в Калькутту, где присутствовал на своей свадьбе, а неделю спустя отбыл в Бостон, чтобы приступить к новой работе. В полете я читал «Путеводитель по Северной Америке для студентов», справочник в мягкой обложке, который купил перед отъездом из Лондона за семь шиллингов шесть пенсов на Тоттенхэм-Корт-роуд, — хотя обучение я уже закончил, в средствах все еще был ограничен. Я узнал, что в Америке правостороннее движение, что лифт там называют подъемником, а квартиру — апартаментом. «Ритм жизни в Северной Америке отличается от британского, в чем вы очень скоро убедитесь, — сообщал путеводитель. — Каждый считает своим долгом пробиться к самым вершинам. Так что не рассчитывайте на английское чаепитие». Когда самолет начал снижаться над Бостонской бухтой, пилот сообщил погоду, местное время, а также поведал о том, что президент Никсон объявил общегосударственный праздник: два американца высадились на Луне. Несколько пассажиров разразились восторженными возгласами.

— Боже, благослови Америку! — воскликнул один из них.

Сидевшая через проход от меня женщина молилась.

Первую ночь я провел в Кембридже,^[16] в здании ИМКА^[17] на Сентрал-сквер, в недорогом хостеле, рекомендованном путеводителем. Оттуда до МТИ было рукой подать, а буквально в нескольких шагах располагались почта и супермаркет под названием «Высшая проба». В комнате находились койка и стол, на стене висел маленький деревянный крест. Знак на двери оповещал, что готовить пищу строго запрещено. Пустое окно выходило на Массачусетс-авеню — крупную магистраль с оживленным движением в обоих направлениях. Гудели машины, пронзительно и подолгу перекрикивая друг друга. Сирены скорой помощи возвещали о бесчисленных чрезвычайных происшествиях, и целый парк автобусов погромыхивал в ночи, с могучим шипением открывая и закрывая двери. Шум был неотвязным, иногда удушливым, он отдавался в ребрах, совсем как яростный гул двигателя на «Роме». Но здесь не было ни палубы, куда можно сбежать, ни сияющего океана, от которого захватывало дух, ни ветра, освежающего лицо, ни доброго собеседника. Я слишком устал, чтобы вышагивать по мрачному коридору в пижаме. Поэтому сел на стол и стал смотреть в окно на городскую ратушу Кембриджа и ряд небольших магазинов.

Утром я отправился в Библиотеку Дьюи, бежевое, похожее на форт здание у Мемориал-драйв, и сообщил о своем прибытии. Также я открыл счет в банке, арендовал почтовый ящик и купил в «Вулворте» — магазине, известном мне еще по Лондону, — пластмассовую миску и ложку. Потом пошел в «Высшую пробу», прогулялся туда-сюда по галерее, переводя унции в граммы и сравнивая цены с английскими. В конце концов приобрел пакет молока и коробку кукурузных хлопьев. Это была моя первая трапеза в Америке. Я ел у себя в комнате за столом. Такой скромный обед я предпочел гамбургерам и хот-догам — единственному, что мог позволить себе в кафетериях на Массачусетс-авеню, — и кроме того, тогда я еще только намеревался включить в свой рацион говядину. Даже нехитрая задача покупки молока была мне в новинку; в Лондоне бутылки каждое утро доставляли к нашей двери.

Через неделю я более или менее освоился. Днем и вечером ел хлопья с молоком, для разнообразия крошил в миску бананы, разрезая их краем ложки. В дополнение я купил чай в пакетиках и флягу, которую продавец в «Вулворте» называл термосом (фляга, просветил он меня, используется для виски — еще один продукт, который я никогда не употреблял). За цену одной чашки чая каждое утро по пути на работу я наполнял в кафетерии термос кипятком и в течение дня выпивал четыре чашки чая. Покупал большой пакет молока и приспособился оставлять его в тенистом месте на подоконнике, как делали другие обитатели хостела.

По вечерам я читал «Бостон Глоб» на первом этаже в просторном помещении с витражными стеклами. Прочитывал каждую статью и рекламу, чтобы познакомиться с местными особенностями, а когда глаза уставали, поднимался в свою комнату и засыпал. Спал я, однако, плохо. Каждую ночь из-за нестерпимой духоты приходилось широко распахивать окна, и в комнату врывался чудовищный грохот. Я затыкал уши пальцами, но стоило задремать, руки опускались, и шум с улицы снова будил меня. На подоконник заносило голубиные перья, и однажды вечером, наливая в хлопья молоко, я обнаружил, что оно прокисло. Тем не менее я решил остаться в хостеле ИМКА на шесть недель, пока не будут готовы паспорт и грин-карта для моей жены.

После ее приезда я должен был снять пристойную квартиру, поэтому время от времени изучал соответствующие рубрики в газетах или в обед заходил в жилищный отдел МТИ посмотреть, не подвернется ли какой-нибудь доступный мне по цене вариант. Именно так я и наткнулся на предложение о срочной сдаче комнаты в доме на тихой, как было сказано в объявлении, улице за восемь долларов в неделю. Я записал номер телефона в путеводитель и позвонил из автомата, перебирая все еще незнакомые мне монеты — меньше и легче, чем шиллинги, тяжелее и ярче, чем пайсы.

— Кто говорит? — требовательным крикливым голосом спросила женщина на том конце провода.

— Добрый день. Я звоню по поводу комнаты.

— Гарвард или Техноложка?

— Простите?

— Вы из Гарварда или из Техноложки?

Сообразив, что «Техноложка» означает Массачусетский технологический институт, я ответил:

— Я работаю в Библиотеке Дьюи. — И на всякий случай добавил: — В Техноложке.

— Я сдаю комнаты только ребятам из Гарварда или Техноложки!

— Я вас понял, мадам.

Женщина продиктовала мне адрес и назначила встречу в тот же вечер в семь часов. За полчаса до назначенного времени я, освежив дыхание листерином, с путеводителем в кармане отправился в названный район. Повернул на обсаженную деревьями тенистую улицу, проходящую перпендикулярно к Массачусетс-авеню. Редкие травинки пробивались в трещинах пешеходной дорожки. Несмотря на жару, я был в пиджаке с галстуком, поскольку относился к этой встрече как к собеседованию; раньше я жил только в домах, принадлежавших индийцам. Одноквартирный дом, окруженный забором из проволочной сетки, был грязно-белого цвета с темно-коричневыми элементами. В отличие от оштукатуренного здания в ленточной застройке, в котором я жил в Лондоне, это строение покрывала дранка, а со всех сторон его облепили густые заросли форзиции. Я позвонил, и дама, с которой я разговаривал по телефону, крикнула, казалось, прямо из-за двери:

— Минуту, пожалуйста!

Спустя некоторое время дверь отворила крохотная, невероятно старая женщина. Белоснежные волосы были собраны на затылке в маленький пучок. Когда я вошел в дом, хозяйка села на деревянную скамью, стоявшую у подножия узкой, покрытой ковром лестницы. Устроившись поудобнее на скамье в небольшом пятне света, она с предельным вниманием воззрилась на меня снизу вверх. Старушка была в черной юбке до пола, похожей на палатку, и накрахмаленной белой блузе с оборками вокруг шеи и на манжетах. Руки с длинными бледными узловатыми пальцами и грубыми желтыми ногтями она сложила на коленях. Годы не пощадили черт ее лица, сделав их почти мужеподобными: острые глаза с дряблыми веками и глубокие морщины по обеим сторонам носа. Губы, выцветшие и потрескавшиеся, почти исчезли, а бровей не было совсем. И тем не менее женщина имела весьма суровый вид.

— Заприте дверь! — командным голосом крикнула она, хотя я стоял в паре шагов от нее. — Накиньте цепочку и сильно нажмите на кнопку ручки! Это первое, что вы должны сделать, как только войдете. Понятно?