Книжный на левом берегу Сены - Мейер Керри

Сильвия и сама так считала.

Но в этом случае чего же он поспорил на обед в «Максиме»?

Глава 13

В июле, на неделе между Днем независимости и Днем взятия Бастилии, прежде чем летний зной успел выгнать всех парижских друзей на поиски прохлады, кого в горы, а кого на побережье, состоялось официальное открытие «Шекспира и компании» в новом помещении через дорогу от «Ля мезон».

Валери Ларбо по такому случаю приехал из Виши, и под вечер, когда тени начали удлиняться, а со стороны театра «Одеон» дул легкий бриз, все ближайшие друзья Сильвии и Адриенны собрались в лавке поднять бокалы шампанского и пожелать ее хозяйке всего наилучшего. При виде заполонившей улицу оживленной толпы писателей, французских и американских, читателей, музыкантов, художников, эмигрантов и любопытствующих жителей квартала Адриенна весело прощебетала:

— Не удивлюсь, если подумают, что здесь открывается выставка сокровищ Лувра.

Они чокнулись бокалами с Сильвией.

— Ты превзошла себя, — сказала Андриенна, любуясь роскошным столом, который ломился от изобилия летних фруктов, искусно вырезанных в форме забавных зверушек или уложенных в виде диковинных цветков; здесь были и разнообразные сыры, хлеба, saucissons^[100] и салаты, а посреди всего этого великолепия гордо возвышался pièce de résistance^[101] — испеченный Адриенной огромных размеров двухъярусный торт в форме двух книг: «Автобиографии» Бенджамина Франклина и «Листьев травы» Уолта Уитмена. За последние пару дней Сильвия не раз слышала, как Адриенна ругается на помадку для торта, а готовые «книги» пришлось держать в леднике у Мишеля, чтобы не подтаяли, но выглядели они сногсшибательно.

— Спасибо тебе, — прошептала Сильвия на ухо подруге, стараясь, чтобы слова прозвучали как можно более значительно.

Киприан была в своей стихии, удостаивая взглядами из-под длинных ресниц и вниманием только самых именитых гостей. Эрнест с Хэдли держались за руки, смеялись и болтали со всеми подряд. Эрнест, то и дело подливая в бокалы золотистое вино из охлажденных бутылок, сообщал всем и каждому:

— На той неделе я закончил еще один рассказ!

Жюли переваливалась как утка, держась за поясницу в попытке немного уравновесить сильно выпирающий живот, Мишель же бродил как в воду опущенный, его усталые глаза и понурые плечи говорили о глубокой тоске. Сильвия не хотела приставать к нему с вопросами, а понадеялась на днях увидеть их обоих или кого-то одного в лавке и тогда-то выяснить, что у них стряслось и чем она может помочь.

Боб довольно быстро набрался, тогда как Брайхер, специально приехавшая в город на открытие «Шекспира и компании», едва потягивала свое шампанское. И оба они не отрывали ревнивых глаз от жизнерадостной черноволосой Х. Д. — та как ни в чем не бывало напропалую флиртовала с другими гостями, не обращая ни малейшего внимания на мрачные взгляды своих уязвленных любовников, как и на взгляд Эзры Паунда, который по молодости тоже не устоял перед чарами поэтессы. Наблюдая эту игру страстей, Сильвия вновь возблагодарила судьбу, что их любовь с Адриенной прочна и неизменна. Они больше не засиживались до часу ночи, но по-прежнему могли без конца болтать и смеяться, и каждая в точности знала, как лучше всего ублажить подругу в постели; Сильвия особенно дорожила моментами, когда дыхание Адриенны сбивалось, становясь все более отрывистым, а ее пальцы вплетались в волосы Сильвии, пока по телу прокатывались волны наслаждения.

Миссис Джойс вручила Сильвии чудесный горшочек с геранью кораллового цвета.

— Вам на крылечко, — пояснила она и прибавила. — И огромное вам спасибо за доктора Борша. Воистину он наш спаситель. От его лечения мистеру Джойсу намного, намного полегчало.

— Счастлива помочь. И тоже радуюсь, что ему легче.

— Вот бы мне еще удалось вернуть его к преподаванию.

— Надеюсь, как только «Улисс» выйдет в свет, всякая нужда преподавать отпадет сама собой, — ответила Сильвия.

Миссис Джойс покачала головой.

— Преподавание — респектабельное занятие.

Сильвия только посмеялась про себя, углядев ее сходство с Джоном Куинном в их незыблемой приверженности условностям — а между тем поразительно, как прочно вплелись судьбы обоих в жизнь писателя, более других попирающего эти самые условности.

Подошедший Джойс, обняв жену за талию, предложил ей стакан воды со льдом, и то, как она прижалась к нему в ответ, убедило Сильвию, что, вопреки любым словам Норы, ее любовь к мужу крепка и непоколебима.

— Мои поздравления, мисс Бич, — сказал он, оглядывая веселое сборище, — по случаю обретения вашего собственного Стратфорда-на-Одеоне.

Сильвия захлопала в ладоши.

— Что за чудесное название!

И даже миссис Джойс с одобрительным кивком добавила:

— Есть в нем что-то от «Глобуса».

Если уж это не было крещением, то Сильвия затруднилась бы сказать, что считать таковым.

Адриенна предложила свое, не менее очаровательное название для их кусочка Парижа: Одеония. Сильвии одинаково нравились оба: и то, что придумала ее возлюбленная, и то, как окрестил магазин ее писатель, приятно было и слышать, и произносить.

Стратфорд-на-Одеоне.

Одеония.

Достоинством названия Адриенны было то, что оно звучало одинаково на французском и на английском языках и несло вневременные мифические смыслы; зато вариант Джойса объединял в одну упряжку оба их магазина и явно указывал на нечто, столь же знаменательное для истории литературы, как и сам Шекспир, чье имя носил один из них.

Правда, Сильвия заметила, что, если сама она использовала оба названия как взаимозаменяемые и упивалась ими, Адриенна никогда не произносила того, что придумал Джойс. А тот, в свою очередь, никогда не употреблял предложенного Адриенной.

Вскоре после торжественного открытия лавки Париж ожидаемо опустел, а ответы на предложение подписаться на «Улисса» стали постепенно иссякать — временно, надеялась Сильвия, — пока будущие читатели наслаждались летними каникулами. Во всяком случае, сама она решила посвятить летний отпуск поездке к родителям Адриенны в Рокфуэн, где они собирались оставаться до сентября, а лавку закрыть до своего возвращения, чтобы сэкономить на расходах; Мюсрин будет время от времени проверять, как дела, разбирать почту и выполнять обычные заявки, а Сильвии пересылать только то важное, что потребует ее внимания. У нее оставались кое-какие деньги от щедрого дара Брайхер, да и продажи на открытии лавки принесли достаточно средств, чтобы хватило продержаться на плаву несколько недель.

Свою загородную жизнь Сильвия старалась как можно больше насыщать физической активностью: совершала длительные прогулки по лесам и холмам, колола дрова и таскала воду, осматривала близлежащие городки и с особенным интересом — развалины времен Рима и Средневековья, а вечерами читала, читала, читала, по многу часов. Она заметила, что если она за день недостаточно устала, то обязательно просыпалась посреди темной ночи вся в испарине, с бешено колотящимся сердцем, и лежала без сна на сырых от пота простынях, одолеваемая сонмом мыслей и тревог. В порядке ли Джойс? Как там его глаза? Точно ли доктор Борш или миссис Джойс сообщат мне, если ему вдруг станет хуже? Успеет ли он дописать роман, чтобы выпустить тот в феврале? Что мне делать, если я вдруг останусь совсем без денег? А может, уже осталась — вдруг в моих расчетах ошибки? Что, если Гертруда никогда больше не вернется в лавку? Подойдет ли эта синяя краска из Германии? А что, если нет? И прочее в том же духе. Она часами ворочалась без сна, размышляя и выдумывая себе всё новые поводы для тревог, а на следующий день чувствовала себя разбитой, словно совершила марш-бросок, и незаметно засыпала еще до обеда, сидя в тени с книгой на коленях, а затем весь сценарий повторялся.