Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
3
Ночь и день
Ресторан «Синатра-Инн», как стареющая манекенщица, пускает пыль в глаза пышным убранством. Вдоль стены ряд кабинок, затянутых рубиновым бархатом; полсотни лет оставили блестящие проплешины на обивке диванчиков. Дальняя стена отведена под фотоисторию местного мальчугана, выбившегося в люди (Фрэнк родился в двух шагах отсюда). Тут тебе и Синатра с Лорен Бакол [20], и Синатра в свете софитов у пианино, с небрежно распущенным узким галстуком и вздувшимися жилами на золотом горле, и Синатра с Авой Гарднер [21]: он пожирает ее голодным взглядом, она его — ненасытным. Эти двое представляются мне исключительно в постели.
В каждой кабинке — собственный музыкальный автомат, за монетку сыграющий вам любой из хитов Фрэнка. Сколько названий и сколько раз в них повторяется слово «ты»…
Мы с Джеком выбираем угловой диванчик, под постером с Фрэнком в сцене из «Отсюда и вовек». Должно быть, официанту, замотанному, услужливому парню, мы кажемся обычной супружеской парой, которая расслабляется за выпивкой. («Черная магия» в меню выглядит зловеще — я предпочитаю «Ночью и днем».) Откуда ему знать, что мы с Джеком здорово нервничаем. Как астронавты после полета, мы пытаемся переключиться с невесомости виртуального мира, где можно нести все, что вздумается, на мир реальный, где слова, заземленные жестами, глазами, губами, обретают собственную силу тяжести.
Я впервые вижу Джека не в деловом костюме. Появись он передо мной голым, вряд ли впечатлил бы сильнее. Я смеюсь, и пью, и снова смеюсь, прислушиваясь к уколам сомнения в душе. Джек Эбелхаммер знаком мне, как герой из романа, и доказательство его реальности мне нужно, чтобы облегчить жизнь, никак не усложнить ее.
— Итак, синьора. — Смешно коверкая язык на итальянский манер, Джек вслух читает меню: — Что ви предпочитайть? Телятинай с марсалой, телятинай со спагетти или телятинай с нашей фирменный рубленай телятинай? Ви не любить телятинай? О'кей, ми предлагай очень вкусный scallopina a la limona.
Он опускает двадцать пять центов в автомат и уже готов нажать клавишу «Где и когда».
— Нет, только не эту.
— Почему? Прекрасная песня.
— Я заплачу. Я рыдала, когда Синатра умер.
— Мисс, я тоже люблю Фрэнка, но он дожил до глубокой старости. Почему ты плакала?
Не уверена, насколько готова открыться этому знакомому незнакомцу. Какую версию выдать?
Байку о колоритной фигуре или правду? Отец прятал в серванте коллекцию грампластинок с песнями Синатры. Большие диски в конвертах из темной бумаги в детстве приводили меня и Джулию в восторг. От бумаги исходил старческий запах, зато сами пластинки творили с людьми чудеса, любому возвращая молодость. Глянцево-черные, как крылья жука, с серебряными буквами на лиловато-розовых наклейках, они казались нам с сестрой приглашением на бал. Во время семейных празднеств отец всегда пел «под Синатру». Стоя на столе, он великолепно копировал знаменитое «Щик-карго, Щик-карго!», но больше любил грустные песни. «Всю дорогу». Или «Где и когда». «Фрэнк — святой покровитель безответной любви, — говорил отец. — Ты только вслушайся в этот голос, Катарина!»
— Кейт?
— Когда Фрэнк пел, мои родители были счастливы, — говорю я, уткнув взгляд в меню. — У нас в доме Синатра был голубем мира. Если отец ставил «Полетай со мной», скандала можно было не бояться. Пожалуй, я заменю телятину еще одним коктейлем. Как по-твоему, что выйдет, если смешать «Любовь и брак» с «Незнакомцами в ночи»?
Джек сжимает в пальцах кончик ножа, который я давно кручу в руке.
— Думаю, ничего особенно ужасного. Разве что странное послевкусие во рту да утреннее раскаяние. «Дворец-батут» — это что за штука?
— Какой дворец-батут?
— Вот этот. У тебя на ладони написано «дворец-батут». С восьмого класса не видел, чтобы кто-то писал памятки на руках. Ей-богу, Кейт, тебе стоит открыть для себя изобретение под названием «ежедневник».
Я пялюсь на чернильные каракули — «узелок» на память о дне рождения Эмили. Вот тебе и шанс рассказать ему про детей, Кейт. Расскажешь?
— Дворец-батут, это… Это такой надувной дворец, в котором можно прыгать. Я написала, чтобы не забыть заказать аттракцион для дня рождения дочери. А то вспомню, как обычно, когда будет поздно.
— У тебя есть ребенок? — спрашивает Джек с любопытством. Без примеси ужаса.
— Двое. Кажется. Я вижу их гораздо реже, чем хотелось бы. Эмили в июне будет шесть, она называет себя Спящей красавицей. Бену год с небольшим, и его невозможно удержать на месте. Он… одно слово — мальчишка.
Джек кивает с серьезным видом:
— Поразительно. Нас по-прежнему делают женщины. По справедливости, мужчинам следовало бы вымереть вместе со стегозаврами, но некоторым из нас ужас как захотелось подзадержаться, чтобы увидеть мир под вашим руководством.
— Шутки над собой я переношу с трудом, мистер Эбелхаммер.
— Должно быть, это в вас говорит немецкая кровь, мисс Редди.
За телятиной (пласты мочалки в сырной обертке) последовал десерт — пена для бритья с присыпкой из миндаля. Кухня «Синатра-Инн» отличалась такой анекдотической несъедобностью, что мы заранее смаковали будущие взаимные шутки на эту тему. А потом были танцы. Много танцев. Помнится, я даже пела, только этого никак не может быть. До какого состояния надо дойти, чтобы распевать в общественном месте?
Днем и ночью твержу про себя:
«Только ты, ты одна».
Пусть светит луна,
Пусть яркое солнце палит с высоты,
Вместе мы, врозь ли, днем и ночью, любимая,
В мыслях моих только ты [22].
02.34
— Вставай, мам! Вставай, соня-засоня!
В холодном поту подпрыгиваю на кровати. Машинально накрываю голую грудь ладонями, но тут же соображаю, что в номере темно. Эмили? Здесь, в Нью-Джерси? Несколько секунд шарю в поисках кнопки ночника, еще несколько уходит на то, чтобы догадаться — голосом дочери говорит будильник, тот самый дорожный будильник, который Эмили подарила мне на Рождество. В Лондоне уже пора вставать.
— Ну, мам, давай вставай, лежебока, а то опоздаешь! — В голоске звенят начальственные нотки: командирша из Эмили отменная, не хуже мамочки.
Рыщу взглядом по комнате в поисках улик измены. Платье на плечиках, туфли под стулом, на стуле — аккуратная стопочка белья. Джек принес меня сюда, раздел и уложил спать. Как ребенка. Меня вдруг коробит от мысли, что он мог остаться и голос Эмили прозвучал бы, когда мы…
Боже, как трещит голова. Воды! Плетусь в ванную, нащупываю выключатель. Яркий свет ввинчивается в череп. Выключаю. Наливаю стакан воды. Еще один. Мало. Залезаю под душ и стою с открытым ртом, глотая воду. По пути к кровати замечаю листок на журнальном столике. Жму кнопку настольной лампы:
«Бывает, что-то происходит в первый раз,
А кажется, что с нами это было…
Но Богу одному известно,
КОГДА И ГДЕ?»
Аэропорт Ньюарка. 10.09
Вылет откладывается до бесконечности. Вытянувшись на спине, я занимаю целую секцию сидений в комнате отдыха. Туман за окном по густоте соперничает с непроницаемым мраком внутри моей черепной коробки. Я думаю о прошлой ночи, стараясь не думать о прошлой ночи. Измена в стиле Редди: лавина вины, и никакого секса. Гениально, Кейт. Просто гениально.
Надираешься с одним из важнейших клиентов, тот тащит тебя на себе в гостиничный номер, снимает одежду и галантно удаляется. И что прикажете делать: возмущаться сексуальным домогательством или оскорбляться его отсутствием? Может, Эбелхаммера привело в ужас мое разномастное бельишко? Или он сбежал при виде живота мисс Редди, который после двух беременностей и кесарева напоминает рисовый пудинг ее бабушки? Одна из проблем, с которой сталкиваешься, валяясь в отключке перед потенциальным любовником, — невозможность выполнить рекомендацию персонального тренера и приклеить пупок внутренней стороной к спине.
