Пока живу, люблю - Знаменская Алина

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58

— Что? — спросил он, не утруждая себя многословием.

— Обедать будем?

Маке продолжал смотреть на нее, как на иностранку.

— Или вы решили уморить себя голодом? — Вика не собиралась отступать.

Вот теперь она начала понимать, насколько возмущена поведением Марининого мужа. Она не собиралась с ним сюсюкать и прыгать перед ним на задних лапках. Вероятно, мелькнуло что-то в ее взгляде такое, что подсказало Максу — лучше не спорить. Он выбрался из-под одеяла и, по-стариковски вздохнув, направился вслед за ней на кухню. Вика поставила перед хозяином тарелку с бульоном и собралась уйти, но Макс остановил ее:

— Виктория, если вас не затруднит, посидите со мной. Я не люблю обедать один.

Вика пожала плечами и села.

— Нет. Вы налейте себе и тоже ешьте.

Вика сделала то, что он просил. Ела, силясь найти подходящую тему для беседы. Первым нашелся Макс:

— Как вам Живые ключи?

— Красивое место. И дом хороший. Только запущенный. Макс виновато улыбнулся. Виктория сообразила, что ляпнула лишнее — получалось, что она упрекает его в том, что отправил их в этот «рай без удобств».

— Да, нехорошо получилось… — Он вопросительно взглянул на нее.

Его влажные ореховые глаза сочились грустью и знанием, которое тяготило. Вика догадалась — ему хочется разговаривать.

— Чего уж там! — Она улыбнулась, убрала тарелку и предложила Максу омлет, но он отказался. Попросил кофе.

Пока Вика варила кофе, Макс крутил в пальцах сигарету — мял ее, нюхал.

— Что, нельзя курить? — предположила Вика.

— Нельзя.

— У меня жвачка есть. — Вика достала из кармана «Орбит».

Макс улыбнулся:

— А я ведь на том свете побывал.

Вика покосилась на хозяина. Он выглядел вполне нормальным. Вика сняла турку с огня и налила кофе хозяину и себе.

— Ну и как.., там?

— Гремело сильно.

— Что гремело? — Вика пристально вгляделась в хозяина. А может, все-таки у него крыша поехала?

— Телега гремела, на которой меня везли. Дело в том, что меня везли на телеге какие-то люди. По длинному серому коридору. А возможно, это и не коридор был, а местность такая серая. Казалось, что телега едет по ухабистой дороге. Очень сильно гремела, я думал, голова треснет. Потом я увидел свет. Он сочился оттуда, куда меня везли. Свет вселял надежду. Я думал — вот до света доедем, и греметь перестанет. А когда свет стал ярче, я увидел деда. Он ждал меня там. Я стал подниматься с этой злосчастной телеги, протянул руки к деду, чтобы обнять. А он посмотрел на меня так.., с укором. В детстве, бывало, напроказничаешь… Я однажды его часы разобрал, и он на меня так же смотрел. Я этот взгляд вспомнил там, у телеги. Так вот, я к нему с объятиями, обрадовался, что встретились, а он как толкнет меня! Я мимо телеги этой, мимо людей так летел, что в ушах свистело. Как снаряд. У меня до сил пор свист этот в ушах стоит.

Виктория догадалась, что «говорун», внезапно напавший на Макса, — явление нервное. Она сама хорошо знала это состояние. Бывает, переволнуешься и тараторишь потом, рот не можешь закрыть. Человеку в такие минуты очень важно освободиться от впечатлений, выговориться.

— А что потом? — подбросила Вика вопросик.

— Потом было паршиво, Виктория. Но не в этом дело. Я все думаю об этой встрече с дедом. И о том, как он на меня смотрел. И о своей жизни. Как я живу. Плохо я живу, Виктория.

Макс допил кофе и теперь крутил чашечку в руках.

— Плохо? — ахнула Виктория.

Ее расширенные от удивления глаза рассмешили Макса. Он улыбнулся, но подтвердил:

— Плохо.

— Ничего себе! — Вика и про кофе забыла. — Вы просто не видели, как люди живут! У нас в Первомайске так, как вы, даже мэр не живет. Там люди получают копейки, а работают круглосуточно, чтобы выжить. У нас йогурт для детей не еда, а лакомство. А зимой хоть караул кричи — то отопление отключат, то газа нет, то канализацию прорвет. А летом воды неделями не бывает в самую жару. А вы плохо живете!

— Я вас понимаю, — согласился Макс. — Это все ужасно и само собой ненормально. Но я сейчас не об этом. Не о материальном. У меня в голове все смешалось. Вернее — сместилось. Встало с ног на голову.

«Заметно», — подумала Виктория и продолжала с интересом смотреть на хозяина. Вика впервые видела Макса таким. Говорят, большое горе или потрясение быстро снимает с человека всю шелуху, все наносное, то, что является ролью. Слой шелухи бывает столь велик, что, освободив от себя человека, обнажает что-то совершено новое. Как ореховая скорлупа обнажает беззащитное ядро. Открывается образ, мало похожий на прежний, в шелухе. Иногда человека просто не узнать. Так, вероятно, произошло и с Максом. Вика все больше поражалась, слушая его.

— Чем же вас не устраивает ваша жизнь?

— Я никогда не делал то, что хотел. — Предвидя Викино удивление, Макс заговорил торопливо, сбивчиво:

— У нас семья адвокатов. Дед адвокат, отец адвокат, брат отца. Когда мы росли, мне всегда твердили о долге. Ты должен, ты старший, ты надежда родителей. Отец всегда говорил о своей профессии, как о будущей моей. У меня и в мыслях не было противиться родителям. У нас Никита сопротивлялся за двоих. Из-за этого он для родителей был вечным бельмом на глазу. «Наш младшенький — большой оригинал». Это предупреждение для гостей, чтобы не удивлялись, если Кит что-нибудь выкинет. Я всегда должен был в одиночку нести тяжкое бремя родительских надежд. «Адвокат не может себе позволить иметь непрестижную машину». «Адвокат не может себе позволить дешевую мебель». Эти постулаты я выучил в детстве. Сказок не помню, а эти отцовские фразы помню. Клиент должен быть уверен, что нанятый им адвокат процветает. Что он востребован. Раз он востребован — значит, он профессионал.

— Не вижу здесь ничего плохого, — встряла Вика.

Нервные пальцы Макса наконец-то сломали сигарету, и табак рассыпался по столу. Одним движением он смел его в пепельницу.

— Я никогда не задумывался — хорошо это или плохо. Прилично учился, неплохо работал. Даже если уверен был, что человек совершил грязное преступление, находил лазейки. Короче, почти всегда мне удавалось вытащить клиента. Но при этом я никогда, Вика, не любил свою работу. Понимаете? Никогда не любил ее так, как, например, Кит любит свою фотографию. Там, на краю серого коридора, я понял, что он прав. А я — нет. Он прав, что плевал на чужие мечты, он взрастил свои! Это важнее.

— А как же долг? — тихо спросила Вика.

— А я и не знаю теперь — какие они, мои мечты… — закончил Макс, не расслышав ее вопроса. Он поднялся и вышел из кухни. Минуту спустя вернулся л, не вспомнив, зачем вернулся, ушел. Вика слышала, как он ходит по гостиной, не находя себе места. Она помыла и убрала посуду, а он все мерил шагами комнату. Вика постояла в раздумье некоторое время перед тем, как решиться войти в гостиную.

— А ваша жена.., что с ней?

Макс, похоже, обрадовался ее интересу. Показал ей на кресло и сам сел напротив. Настольная лампа обозначила светом теплый доверительный кружок на столе.

— До сих пор нет точного диагноза. Ее смотрели столько врачей, что в глазах рябит. У каждого свое мнение. Но от этого не легче — ее организм не борется.

— Вы, кажется, разговаривали с лечащим врачом?

— Да. Он огорошил меня. Нет, он меня просто убил!

— Он сказал, что…

— Он сказал, что моя жена не хочет жить.

— Что? Сама не хочет?! Да они что там, свихнулись?

— Моя реакция была вроде вашей. А потом я подумал: а что я знаю о ней? Если я о себе некоторые вещи узнал лишь в коридоре между жизнью и смертью? Моя Марина угасает…

Вика молчала. Вопрос вертелся у нее на языке, но она не решалась спросить. Макс заговорил сам:

— Когда мне сказали, что она не хочет жить, я был в шоке. А потом стал думать, всю нашу жизнь вспоминать. Выходит, все было не так? Не так, как она хотела? Все было зря, я сделал свою жену несчастной. А ведь я люблю ее, Виктория. Понимаете, я, оказывается, без нее жить не могу…

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58