Дневник одного тела - Пеннак Даниэль
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
Говори же, сынок, говори. Поверь, для того, чтобы тебя поняли, ничего лучшего еще не выдумали.
* * *
45 лет, 1 месяц, 7 дней
Воскресенье, 17 ноября 1968 года
Занимался дешифровкой редких смен выражения на лице у Брюно, чтобы у него был словарь, который поможет ему когда-нибудь читать по лицу его собственного сына.
Пожимание плечами в сочетании с разнообразными гримасами:
1) «Ну и что?»
2) «А мне плевать».
3) «Не знаю».
4) «Посмотрим».
5) «А мне какое дело?»
Покачивание головой из стороны в сторону с поднятыми бровями, взгляд устремлен прямо, на 30° выше линии горизонта, после чего следует короткий вздох:
«Чего только не приходится выслушивать!» (При более выраженном вздохе: «Ну и чушь ты порешь!»)
Короткие кивки, не глядя в глаза:
«Говори, говори, мне так интересно».
Взгляд устремлен в невидимую точку, пальцы барабанят по столу:
«Слышали уже сто раз!»
Тонкая улыбка, как бы обращенная внутрь себя, глаза опущены на скатерть:
«Я молчу, но у меня на этот счет есть свои соображения».
Кривая усмешка:
«Я мог бы вас испепелить на месте, но я приберегу свою иронию на потом».
Глаза:
Возведенные к небу глаза непонятого сына, расширенные глаза сына, не верящего отцу, бессильно опущенные веки сына, доведенного до изнеможения…
Губы:
Губы, поджатые от еле сдерживаемой злости, презрительная антиулыбка, губы, надутые в фаталистическом вздохе.
Лоб:
Вертикальные складки – тщетная попытка сосредоточиться («Я пытаюсь вас понять, но, право…»). Горизонтальные складки – ироничное удивление («Ах вот как? В самом деле? Без шуток?»). Гладкий лоб – за пределами какого-либо выражения…
И т.д.
* * *
45 лет, 3 месяца, 1 день
Суббота, 11 января 1969 года
Лизон ела креветок и поранила себе палец. Тижо без разговоров схватил его и обмакнул в тонко смолотый перец. Кровь тут же свернулась, Лизон даже не успела почувствовать боли. Завтра и следа не останется, сказал Тижо. Я спрашиваю, кто его научил этому. Виолетт, конечно, кто же еще?
* * *
45 лет, 5 месяцев, 9 дней
Среда, 19 марта 1969 года
Семнадцать часов переговоров. Следующие три дня я буду нем как рыба. Что самое утомительное в этом виде спорта? Не усилие, необходимое для того, чтобы удержать в памяти все материалы, не постоянная концентрация внимания при выслушивании доводов обеих сторон, не внезапные возвращения к пунктам, договоренность по которым уже казалась достигнутой, даже не время, которое летит, не давая ни секунды передышки, – нет, самое тяжелое для всех присутствующих – сдерживать свои приапические наклонности. Потому что у них – у всех – все время встает. Из-за этой постоянной эрекции они и достигли таких высот. Они не могут и слова сказать, чтобы тут же не вытащить из штанов свой член и не начать вдалбливать им свое мнение в головы окружающих. Увязая в дипломатических тонкостях, они только и думают, как бы подрочить вволю. У себя в кабинетах – другое дело, там они всегда могут излить семя на подчиненных, а здесь… Крупный политик – приапист по своей природе. Власть достигается именно благодаря этой самой энергии или же благодаря полной ее противоположности – ледяной импотенции, как, например, у Салазара [21] – этого убежденного девственника. Когда Хрущев стучит башмаком по трибуне ООН – это не припадок, он просто сливает то, что в нем накопилось, давая себе минутную передышку. И я его понимаю: за семнадцать часов ноги у меня так опухли, что стали вдвое толще.
* * *
45 лет, 1 месяц, 8 дней
Понедельник, 18 ноября 1968 года
В конце дня – общее собрание. Собираю свой маленький мирок и вдруг вижу, что он не так уж и мал. Моих дорогих сослуживцев из прежних семнадцати человек стало тридцати четыре. Меня что, повысили в должности? Да нет же, это не количество моих подчиненных удвоилось, это каждый из них раздвоился. Два Шеврие, две Аннабель, два Рагена, два Пуаре… Похоже, я окосел. От усталости. Никаких сомнений – два Феликса, двойной Декорне… у меня двоится в глазах. Как будто каждый из них явился под ручку с прозрачным ангелом-хранителем. Как только я напрягаюсь и «навожу фокус», ангел залезает обратно в своего подопечного, как будто испугавшись моих нахмуренных бровей. Но стоит мне ослабить напряжение, как ангелы снова начинают мельтешить у меня перед глазами. Две Сильвиан, два Пармантье, две Сабины…
* * *
45 лет, 1 месяц, 10 дней
Среда, 20 ноября 1968 года
Начало дальнозоркости, ставит диагноз окулист. Раздвоение предметов из-за недостаточной аккомодации глаза – классика. И предлагает мне заняться специальной гимнастикой, чтобы «поднакачать глаза» и отсрочить тем самым момент, когда придется надеть очки. Это неизбежно? После сорока лет, увы, – да. Тогда давайте уж сразу перейдем к очкам. Спорим. Он не понимает, почему я не хочу выиграть еще года два-три. Я мудро парирую: зачем отсрочки, если в определенном возрасте без очков не обойтись? Он настаивает. Я говорю: нет у меня времени заниматься этой гимнастикой, да и лень. Хотя настоящая причина не в этом, но я держу ее при себе: мне претит, что кто-то будет там что-то мне «поднакачивать».
* * *
45 лет, 1 месяц, 19 дней
Пятница, 29 ноября 1968 года
Никак не подобрать очки. Не из-за оправ, которые в неимоверном количестве предлагает мне продавец, а потому что мне никак не найти ту, которая подчеркнула бы индивидуальность моего лица. Примеряю модель за моделью, все без толку: не могу сказать, идут мне эти очки больше, чем те, или меньше, чем вот эти. Нет у меня на этот счет никакого мнения. Продавец с поистине ангельским терпением каждый раз подает мне зеркало. Это молодой парень, тощий, с торчащим кадыком и выступающими скулами, себе он подобрал изящную черную оправу, которая перечеркивает его лицо, придавая ему решительный вид. По крайней мере, в этом отношении парень себя понимает. Его лицо ему что-то говорит. Мне мое – ничего. Полагаюсь на вас, говорю я ему, выберите, пожалуйста, за меня. Любопытная игра: сейчас узнаю, каким видит меня этот совершенно чужой парень, перед которым таких, как я, за день проходят тысячи. Он смотрит на меня, задумывается, но без особых колебаний, и выбирает очки без оправы. Вот, говорит он, как будто вы вообще без очков.
Что не мешает Моне и Лизон утверждать, что эти очки мне очень идут. Позже Брюно кратко замечает: Не удивительно, что ты выбрал именно эти! Он ждет, что я начну спрашивать, почему, а я этого, естественно, не делаю. Есть между нами такая противная игра… Рядом с Брюно я снова становлюсь подростком, но таким, каким никогда не был.
* * *
45 лет, 1 месяц, 19 дней
Пятница, 29 ноября 1968 года
Эти очки и правда тебе очень идут, повторяет Мона, после чего, закрыв книгу, я кладу их на тумбочку у изголовья и гашу свет. Значит, очки мне идут. Почему в данном случае употребляется глагол «идти»? Когда говорится о жизни, о делах – это понятно… Дела идут, жизнь идет. Глагол сохраняет свой «ходячий» смысл. Мы идем по жизни, жизнь идет, дела тоже. Но когда речь заходит о красоте, о гармонии, при чем тут глагол «идти»? Вопрос растворяется в накатившей на меня волне сна. Мне снится «море, идущее об руку с солнцем» [22] . Какое счастье, что Рембо не задавался подобными вопросами.
* * *
45 лет, 1 месяц, 20 дней
Суббота, 30 ноября 1968 года
Засыпая, мы растворяемся во сне. Пробуждаясь, вновь закипаем веселыми пузырьками.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
Похожие книги на "Дневник одного тела", Пеннак Даниэль
Пеннак Даниэль читать все книги автора по порядку
Пеннак Даниэль - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.