Адюльтер - Коэльо Пауло

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46

Назвав его по имени, я сказала, чтобы он вошел в меня, чтобы делал все, что хочет. И он с необузданной дикарской яростью ухватил меня за плечи, потом вскинул к ним мои ноги, чтобы проникнуть как можно глубже. Движения его становились все стремительней, но я шепнула, что еще рано. Мне нужно было, чтобы это продолжалось еще, и еще, и еще.

Он сбросил меня на пол, поставил на четвереньки как собаку, ударил и снова проник. По сдавленным стонам я поняла, что он уже не владеет собой и вот-вот кончит. Я заставила его выйти, перевернулась, вновь впустила его в себя, требуя, чтобы он смотрел мне в глаза и шептал непристойности, которые всегда были у нас в ходу и доставляли нам такое удовольствие всякий раз, как мы занимались любовью. Я произносила самые грязные, самые скверные слова, какие только может женщина сказать мужчине. Он еле слышно повторял мое имя, требуя признаний в любви. Но я лишь изрыгала брань и в ответ заставляла его обращаться со мной как со шлюхой, как с рабыней, как с той, кто не заслуживает уважения.

Все тело у меня было в мурашках. Наслаждение накатывало волна за волной. Я кончила еще раз, а потом еще, меж тем как Якоб, сдерживаясь из последних сил, все длил и длил обладание. Наши тела бились друг о друга с силой, с глухим звуком, но Якоба уже не беспокоило, что его могут услышать за дверью.

Не сводя с него глаз, слыша, как он при каждом толчке повторяет мое имя, я поняла, что Якоб вот-вот перейдет грань, и вспомнила, что он без презерватива. И, снова высвободившись, попросила его кончить мне на лицо, в рот, и сказать, что любит меня.

Он в точности исполнил мою просьбу, а я, мастурбируя, достигла оргазма одновременно с ним. Потом он обнял меня, склонил голову мне на плечо, вытер уголки моих губ и много-много раз повторил, что любит меня и что ужасно тосковал по мне в разлуке.

Но вот теперь он просит меня одеться, а я и не думаю двинуться с места. Якоб опять стал прежним пай-мальчиком, которым так восхищаются избиратели. Он чувствует – происходит что-то не то, что именно – сказать не может. И начинает догадываться, что я здесь – не потому лишь, что он – волшебный любовник.

– Чего ты хочешь?

Поставить точку. Завершить эту историю, как бы ни рвалось у меня сердце, как бы невыразимо тяжко мне ни было. Взглянуть ему в глаза и сказать, что все кончено. Навсегда.

Последнюю неделю я испытывала почти невыносимые страдания. Выплакала все слезы, снова и снова представляла, как меня доставляют в университетский кампус, где работает Марианна, как насильно госпитализируют в тамошнюю психушку. Уверяла себя, что вчистую проиграла всю свою жизнь – всю, за исключением, быть может, профессии и материнства. Ежеминутно думала о том, как бы мы с ним могли жить, если бы по-прежнему были подростками, которые вместе смотрят в будущее. Но потом пришла наконец минута, когда я дошла до предела отчаяния, достигла дна и, взглянув из этой бездны вверх, увидела лишь одну руку, протянутую мне, – руку моего мужа.

Да, он, наверно, тоже терзался подозрениями, но его любовь оказалась сильней. Я попыталась быть честной, рассказать ему все и сбросить это бремя – но не понадобилось. Он дал мне понять, что какие бы выборы ни делала я в жизни, он всегда будет на моей стороне, и потому бремя стало легче.

Еще я поняла, что виню и корю себя за то, в чем он меня даже не упрекает. И я повторяла: «Я недостойна этого человека, он не знает, какая я».

Но он знает. Знает! И это возвращает мне самоуважение и восстанавливает порушенную любовь к себе. Потому что если человек, который без малейших затруднений отыщет себе спутницу жизни на следующий же день после того, как мы расстанемся, хочет быть рядом со мной – то, значит, я чего-то стою. И не «чего-то», а – многого.

Я обнаружила, что снова могу спать с ним в одной постели, не чувствуя себя грязной, не считая, что совершаю предательство. Зато я чувствую, что меня любят, и знаю, что достойна этой любви.

Поднимаюсь с дивана и, подхватив свои вещи, иду в ванную, примыкающую к кабинету Якоба. Он знает, что видит меня голой в последний раз.

Процесс исцеления долог, продолжаю я, вернувшись. Могу предположить, что он испытывает те же чувства, однако уверена – Марианна хочет только, чтобы эта эскапада завершилась и она могла обнять его с прежней любовью и с прежней уверенностью.

– Да, но она не говорит мне ничего. Поняла, что имело место, и закрылась наглухо. Она никогда не была особенно ласкова, а сейчас вообще превратилась в какого-то робота, целиком и полностью уйдя в работу. Это ее способ бегства.

Оправляю юбку, надеваю туфли и, достав из сумки сверток, кладу его на стол перед Якобом.

– Что это?

Порошок.

– Не знал, что ты…

Тебе ничего и не надо знать, думаю я. Тебе не надо знать, как далеко я могу зайти в борьбе за человека, в которого была так смертельно влюблена. Страсть еще жива, но пламя ее с каждым днем все слабее. Знаю, что скоро оно угаснет совсем. Всякий разрыв болезнен, и эту боль я ощущаю каждой клеточкой своего существа. Мы в последний раз сегодня видимся наедине. Будем еще часто встречаться на званых вечерах и коктейлях, на выборах и пресс-конференциях, но никогда – так, как сейчас. Это было великолепно – заняться таким неуместным, таким несвоевременным сексом и завершить роман так, как мы его начали, – полностью растворяясь друг в друге. Я знала, что это было в последний раз; он – нет, но ничего не смог сказать.

– И что мне с этим делать?

Выбрось. Пакетик стоил мне довольно круглую сумму, но все равно – выбрось. И ты избавишь меня от порока.

Я не уточняю, какого именно порока. У него есть имя – Якоб Кёниг.

Вижу, как вытягивается от удивления его лицо, и улыбаюсь. Прощаюсь традиционными тремя поцелуйчиками и выхожу. В приемной поворачиваюсь к секретарю Якоба и машу ему ручкой. Он отводит взгляд, делая вид, что погружен в чтение бумаг, и едва бормочет «до свиданья».

Уже на улице звоню мужу и говорю, что Новый год хотела бы встретить дома, с детьми. Если же он непременно хочет куда-нибудь поехать, лучше будет приурочить это к Рождеству.

* * *

– Погуляем перед ужином?

Киваю, но не двигаюсь с места. Смотрю неотрывно на парк перед отелем и на освещенную закатным солнцем заснеженную вершину Юнгфрау.

Человеческий мозг устроен удивительно: мы забываем запах, пока не ощутим его снова, мы заглушаем голос памяти, пока не услышим его, и даже те чувства, что казались похороненными навечно, вдруг воскресают, оживают, когда мы оказываемся там, где когда-то испытал их впервые.

И я плыву по реке времени назад – в те дни, когда мы были в Интерлакене впервые. В ту пору мы жили в дешевом отельчике, ходили от одного озера к другому, и всякий раз нам казалось, что мы пролагаем новый путь. Мой муж участвовал в безумном марафоне, большая часть которого проходила по горам, а я гордилась его авантюрным духом, стремлением добиться невозможного, покорить немыслимое и потребовать от своего тела больше, чем оно может дать.

Он был не единственный сумасшедший: сюда понаехали люди со всех концов света; отели были переполнены, а в бесчисленных барах и ресторанах это маленького – всего пять тысяч жителей – городка по вечерам происходило братание. Не знаю, каков Интерлакен осенью, но вот так, при взгляде из окна, он кажется пустынным и далеким.

На этот раз мы поселились в лучшем отеле. У нас номер люкс. На столе – визитная карточка директора и в виде приветствия – бутылка шампанского, за которое мы уже принялись.

Муж окликает меня. И я, вернувшись к действительности, спускаюсь вместе с ним, выхожу на улицу, чтобы немного пройтись до наступления темноты.

Если он спросит, все ли хорошо, я скажу в ответ неправду, потому что не хочу омрачать его радость. Но беда в том, что мои душевные раны никак не желают затягиваться. Муж вспоминает, как однажды утром мы присели вон на ту лавочку выпить утренний кофе и к нам привязалась пара иностранцев-хиппи, просивших денег. Проходим мимо церкви, с колокольни доносится звон. Муж целует меня, и я отвечаю, изо всех сил стараясь скрыть, что чувствую. Вернее, чего не чувствую.

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46