Жюль Верн - Борисов Леонид Ильич

— Ты упрям, Жюль!

— Весь в отца, мама.

— Ты нелепый человек к тому же!

— Весь в тебя, мама. Какой чудесный пирог! И подумать только, что такую прелесть где-то кто-то ест каждый день.

Жюль порозовел, повеселел, хандра оставила его. После насыщения он сел за рояль и исполнил несколько отрывков из оперетты «Игра в жмурки». Мадам Верн попросила познакомить ее с текстом этой веселой музыки. Жюль пропел несколько песенок. Мадам Верн сидела в кресле, обмахиваясь веером, и вслух выражала свое одобрение:

— Очень хорошо, Жюль! Очаровательно! Мой бог, что ты умеешь делать!

— Это очень плохо, мама! Очень плохо! Я еще не написал ничего хорошего, — всё в будущем.

— Не скромничай, сын мой! Я любуюсь тобою, я горжусь, что ты…

— Не надо, дорогая моя мама, не надо! — поморщился Жюль. — Подожди немного, я постараюсь написать что-нибудь такое, что… А сейчас разреши мне покончить с уткой и допить вино.

— Всю бутылку! Жюль!.. Кто-то стучит в дверь…

— Это наш Барнаво, — он всегда приходит кстати. Входи, Барнаво, и помоги мне в одном предприятии!

Через полчаса пришлось откупорить вторую бутылку: пришел Иньяр. Для суфлера осталось кое-что на донышке, — впрочем, он заглянул только на минуту. Когда пришел директор театра Жюль Севест, Барнаво сказал, что ему необходимо, как курьеру, куда-то сбегать. Он вернулся с двумя бутылками мадеры. Компания развеселилась. Барнаво исполнил очень старую песенку — «Моя невеста — жена барабанщика». Суфлер продекламировал монолог Гамлета из сцены с актерами.

В одиннадцать вечера в дверь постучали, и немедленно, не ожидая разрешения, в комнату вошли двое полицейских и привратник. Полицейские взяли под козырек. Старший из них спросил, кто из присутствующих есть Жюль Верн, бывший студент юридического факультета, ныне секретарь дирекции «Лирического театра».

— Вы? — Полицейский подошел к Жюлю. — Потрудитесь вручить мне письма, полученные вами от некоего хорошо вам известного Блуа. Кроме того, я имею ордер на производство обыска в занимаемом вами помещении. Мадам, прошу не волноваться! Альфонс, приступай!

Глава четырнадцатая

На подступах к Жюлю Верну

Огорченная, опечаленная мадам Верн уехала в Нант. В полиции Жюль дал подписку о невыезде из Парижа впредь до распоряжения. С Барнаво в полиции была особая беседа. За оскорбление чинов полиции Барнаво оштрафовали.

Все эти неприятности окончательно убили в Жюле уважение к юридическим наукам: он упрямо устанавливал связь полицейской префектуры с наукой о праве в сегодняшней Франции. Он наконец убедился в том, что подлинное его призвание — литература. Летом он с Иньяром и Барнаво каждое воскресенье устраивал прогулки по Сене. Они садились в короткую, широкую лодку, ставили маленький квадратный парус и отплывали в недалекие края, отсчитывая мосты, под которыми проходили. Жюль сидел за рулем. Барнаво и так и этак поворачивал парус. Иньяр громко командовал:

— Убрать грот-рею и бизань-мачту! Ветер двадцать восемь баллов! Сэр Артур, немедленно отправляйтесь в кают-компанию и займитесь ромом! Передайте канал Дугласу и извольте слушаться своего капитана! Сэр мистер Жюль, не сидите в такой близости к воде, вас может укусить дикая утка! Раз, два, три — курс на маяк Святого Дюма! Лево руля! Я уже вижу голубые скалы Ямайки, и, если не ошибаюсь, на берегу стоит мадам Понг, комическая старуха из водевиля. Матросы! В честь мадам Понг залп из всех мушкетов! Да здравствует король и его д'Артаньяны!

Легкий ветерок рябил воду. Высоко в летнем небе разгуливали облака, отражаясь в позванивающей, напевающей реке. Жюль мечтал. Он видел себя на большом океанском корабле, в руках у него подзорная труба. Он смотрит на клочок земли, внезапно показавшейся слева. «Здесь не может быть земли, — говорит капитан. — Вот, взгляните на карту, — ничего нет!» — «Мы открыли новый остров, — говорит Жюль. — Давайте обследуем его!»

— Может быть, пересядем в лодку, которая полегче? — спрашивает Барнаво, обращаясь к Иньяру. — Эта тяжела, как характер моего покойного родителя. Я очень люблю вас, Аристид, но вы не умеете управлять судном. Вы плетете черт знает что!

— Право руля! — кричит Иньяр. — Эй, сэр Барнаво! Наденьте три пары очков на свой благородный нос, — мы налетим на баржу! Тысяча чертей и морских свинок, милорд!

Жюль улыбается мечтам своим. Он на необитаемом острове. Ему хочется остаться здесь, он уговаривает команду корабля: «Господа, а что, если мы навсегда поселимся на этой благословенной земле? Среди нас есть инженер, художник, столяр, механик, врач, повар…»

— Жюль, ты спишь? — кричит Иньяр.

Лодка ударяется носом о гранитную стенку набережной. Мальчишки бросают сверху в Барнаво апельсинные корки.

— Возьмите нас! — просят мальчишки. — Мы умеем управляться с парусом, уж мы не наедем на стенку!

Ребятишек берут в лодку, и они приступают к делу: ставят парус, грамотно, по-морски командуют. Иньяр, Жюль и Барнаво дремлют. Матросы блаженствуют.

После таких прогулок Жюль окреп, стал чувствовать себя значительно лучше. Пьер Шевалье советовал ему оставить секретарство в театре и полностью отдаться литературе:

— У меня есть нюх, — вы будете писателем. Пишите!

— А вы не будете меня печатать, — раздраженно отзывался Жюль. — Я уже пробовал. Худшее вы берете, лучшее возвращаете.

— То, что нужно, печатаю, то, без чего могу обойтись, возвращаю. И всё же бросайте театр и пишите рассказы. От них постепенно придете к романам.

В июле умер Жюль Севест, на его место пришел новый человек. «Как будто всё устраивается так, что я и в самом деле останусь без работы», — думал Жюль, желая и боясь этого. Служба тяготила его, но она же давала скромный, верный заработок.

Новый директор заявил Жюлю:

— Обязанности секретаря расширяются. Мы приглашаем иностранных актеров. Знаете ли вы английский язык? А немецкий? Ну, а итальянский? Дело в том, что у меня есть на примете молодой человек, отлично владеющий пятью языками. Придется вам…

— Очень рад, — облегченно вздохнул Жюль. — Знать языки только ради того, чтобы разговаривать с английскими мисс и браниться с немецкими фрау… Прощайте!

Жюль пришел в редакцию «Семейного музея» и сказал Пьеру Шевалье:

— Дайте пятьдесят франков, и через полтора месяца получите рассказ — большой, на два номера.

— Название? — спросил Пьер Шевалье.

— «Тишина». Если не нравится, то «Молчанье» или «Двенадцать месяцев среди льдов». Берите любое.

— Как будто подходит… И опять, наверное, география и астрономия…

— Много приключений, — сказал Жюль. — Рассказ уже готов в моем воображении. На дальнем севере пропадает капитан брига «Юный смельчак». Природа полярной местности, ледяные поля, северное сияние, белые медведи… Тишина… От этой страшной тишины лопаются барабанные перепонки. Где-то далеко-далеко кто-то стонет — не то человек, не то… Здесь еще не всё ясно. Тоска охватывает путешественников. Они поют хором, чтобы не сойти с ума…

Жюль увлекся. Он был похож на одержимого, он забыл, где находится, ему казалось, что перед ним не стены, увешанные раскрашенными картинками, а ослепительно голубые горы льда, тускло-желтое сияние на небе, звонкая тишина. Слышно, как идут облака…

— Мне нужны пособия, книги, атлас, — сказал Жюль. — Завтра я принимаюсь за рассказ. Он не дает мне покоя. Меня измучила бедность. Вчера я съел маленькую булку и выпил стакан молока. Сегодня я насыщаюсь обедом моего неплохо работающего воображения. Дурно с вашей стороны, Пьер, что вы заставляете меня просить. Научитесь дорожить людьми, которые в состоянии украсить страницы вашего ничем не примечательного журнала.

Пьер Шевалье выдал Жюлю небольшой аванс.

— С вашей легкой руки, — сказал он, — все мои сотрудники научились брать авансы.

— Сегодня вы заплатили мне за то, что я показал вам чудесную феерию творческого воображения, — с достоинством произнес Жюль. — Пройдут годы, и номера журнала с рассказами Жюля Верна будут расцениваться как библиографическая редкость. Говорю совершенно серьезно.