Деревянное море - Кэрролл Джонатан

Подбоченившись, Каз де Флоон, в точности такой, каким он был в Вене, равнодушно смотрел на двоих убитых. Я поднялся с земли, но не двинулся с места. Я понятия не имел, что мне делать дальше. Может, мне тоже предстояло умереть.

– Зачем? Зачем ты это сделал, Флоон?

– Не нравится мне будущее, в котором я жил, Фрэнни. Мне нужно другое. Пришлось внести кой-какие изменения. С этой парочкой у тебя было преимущество. Я знаю, кем был этот парень, – он ткнул пальцем в мертвого пса,– Теперь все будет иначе.

– Как ты сюда вернулся?

– Без понятия. Божественное вмешательство – manus e nubibus, – десница во облацех. Полагаю, кому-то могущественному я здесь понадобился. В точности так же они прислали сюда мальчишку тебе в помощь.

Мне припомнилось, как Джи-Джи говорил, что Астопел совершил ошибку, манипулируя моей жизнью. И в результате теперь все стало возможно. Доказательством тому был Флоон с пистолетом в руке.

– Но ты их убил. Зачем? Ты хоть знаешь, кем они были?

– А как же, Джордж меня просветил. И я только что тебе сказал зачем, Маккейб. И тебе самому лучше б поостеречься. С этой минуты я всегда буду так же близко от тебя, как твои шейные вены, как глаза в твоих глазницах.

– И как дерьмо, ползущее по моему кишечнику. Брось-ка пушку, и мы станем близки по-настоящему, Каз. Сольемся во французском поцелуе, а я тем временем вытряхну мозги из твоей башки. – Тут у меня мелькнула тревожная мысль: – А где Джордж?

Брови Каза поползли вверх.

– У себя,– изумленно ответил он,– Где ж ему еще быть?

– Ему ты не сделал ничего худого?

– Нет, он мне нужен. Мне нужны вы с Джорджем, только пока не знаю зачем. Вот выясню, тогда видно будет. И не смей вязаться за мной, а то ведь я тебе прихлопну – и глазом не моргну. Понял?

– Это-то я понял, Флоон.

– И не скучай без меня, потому что я всегда буду рядом. Время от времени я буду заглядывать к тебе, – сказал он веселым голосом – сплошное добродушие.

– Что ты собираешься делать?

– Произведу здесь некоторые перемены. Чтобы жизнь стала еще лучше, чем прежде.

– Для тебя. И больше ни для кого.

– Разумеется, для меня одного, Фрэнни. По крайней мере, я этого и не скрываю.

Я с отвращением отвернулся от него, чтобы взглянуть на Джи-Джи и убедиться, что он и в самом деле умер и мне все это не померещилось. Но его тело исчезло, и тело собаки тоже.

Флоон не мог не заметить, как я переменился в лице; целясь в меня из пистолета, он изображал улыбку на своем лице.

– Видишь, все предусмотрено: ты избавлен от необходимости объяснять коллегам из полиции, что это за два трупа.

– Кто все это проделывает, Флоон? Ты не знаешь? Ты знаком с Астопелом?

– Нет. Но полагаю, что Бог. А если так, то мне нравится такое божество. Может, Он решил снова включиться. Вот было бы здорово, да? Ну, пока.

Он отсалютовал рукой с зажатым в ней пистолетом и побрел прочь.

А я остался стоять на месте, даже не представляя, что мне теперь делать. Очевидно, что надо было спешить к Джорджу, узнать, в порядке ли он. Но вместо этого я продолжал пялиться на то место на тротуаре, где недавно лежали мальчишка и пес.

Я всегда мысленно называл его мальчишкой, геморроем или Джи-Джи. Теперь, когда его не стало, я вспомнил, что, если так можно выразиться, он был мной. И он был мертв. Тот я перестал существовать, и я был уверен, что он мог еще много чего мне показать, но теперь уж этому не бывать никогда.

Я снова вернулся в свое настоящее, проглотив массу обрывков информации, переварить которые у меня не было времени. Я не забыл, что у меня оставалось всего несколько дней, чтобы завершить то, что от меня требовалось. В будущее я вернуться не мог, потому что магическое заклинание «прорехи в пелене дождя» не сработало, когда я попробовал им воспользоваться. Я не мог ни о чем больше спросить Астопела и Джи-Джи. И, как вишенка в этом коктейле дерьма, всплыл Флоон, который только еще больше тут нагадит. Я мог лишь надеяться, что он оставит меня в покое хотя бы на то время, пока я соображу, что предпринять.

– Эй, Фрэнни, а почему ты позволил этому парню в тебя целиться?

Джонни Петанглс высокий и толстый. Питается он бургерами и конфетами. За последние лет пятнадцать его внешность нисколько не изменилась. В нашем городке есть люди, считающие его «ученым идиотом» или типа того. Я в этом ничего не понимаю. Единственный его необычный дар, свидетельствующий о том, что умственная отсталость у него отнюдь не пустячная, состоит в умении запоминать десятки рекламных телевизионных роликов, хотя вряд ли за такой талант взяли бы на работу в Белый дом или «Майкрософт». Мать его несколько лет назад умерла, и я с тех пор за ним присматривал. Это не так уж и обременительно, поскольку заботы о нем я разделяю с большинством жителей Крейнс-Вью. Мы его подкармливаем, когда он соглашается принять угощение, даем всякую разовую работенку, чтобы он мог покупать гамбургеры и брать напрокат видеокассеты с Арнольдом Шварценеггером, и вообще опекаем его как можем. И пусть он не ученый-атомщик, но он наш Джонни, и этого достаточно. Я всегда старался быть с ним как можно откровеннее.

– Ты откуда взялся?

– Миссис Дарнелл приготовила мне на завтрак гренки с молоком и яйцами. Очень мило с ее стороны, правда?

– Еще бы. Он плохой человек, Джонни. Его зовут Флоон. Увидишь его где-нибудь в городе – дуй от него во все лопатки.

– Разве ты его не арестуешь? Он ведь держал тебя на мушке.

Джонни любил всякие словечки из кино вроде «держать на мушке». Иногда он, услышав какую-нибудь такую фразочку на видео, добросовестно записывал ее печатными буквами в блокнот, который держал под рукой.

– Может, попозже. Не сейчас.

– О'кей. Хочешь, я за ним послежу? А потом доложу тебе по секрету обо всех его передвижениях.

Я начал было говорить, что, мол, и думать о подобном не смей, но слова замерли у меня на языке. Он ничуть не рисковал. Даже если Флоон его заметит, то за пару минут поймет, что в этих швейцарских часиках не все камушки на месте. Разве можно принимать всерьез толстого дебила, цитирующего рекламные ролики «исудзу»? Флоону ведь неизвестно, что если у Джона засядет что в голове, то никакой кувалдой не выбьешь. Так пусть себе последит за Флооном.

– Только ты должен быть очень осторожным, Джонни. Если он тебя заметит, это может плохо кончиться.

Джонни, который никогда не улыбался, вдруг растянул губы в ухмылке.

– Уж прятаться-то я умею. Всегда прятался от мамы, и она никогда не могла меня найти. А от него и подавно спрячусь. Вот увидишь, держу пари на десять тысяч миллиардов долларов, он меня никогда не заметит.

– Тогда действуй, Джон, но будь осторожен. И смотри не наделай глупостей.

– Я, может, немного и глупый, Фрэнни, но только не насчет прятаться. – Он ушел, все еще продолжая улыбаться.

Столько всего случилось за последние несколько часов, что остается только удивляться, как это я добрался до жилища Джорджа на своих двоих, а не на четырех. Мои мозги были в таком состоянии, словно их пожевали какие-нибудь обкурившиеся мудаки, а потом выплюнули. Оказавшись на улице Джорджа, я прибавил шагу, сам того не заметив. Мне хотелось увидеть моего друга Джорджа Дейлмвуда, хоть кого-то настоящего и надежного, к тому же всего несколько дней назад бывшего важной частью моей жизни, частью, которую я легкомысленно принимал как должное.

Я поднялся по ступеням веранды и нажал кнопку звонка. Никто не отозвался, но в этом не было ничего необычного. Джордж, даже когда находился дома, часто не отвечал на звонки. «Я им нужен,– объяснял он, – но они мне, скорей всего, нет, кто бы они ни были». Он продолжал заниматься своими делами, совершенно игнорируя телефонные трели или трезвон в дверь.

Прежде чем снова нажать на кнопку звонка, я отступил назад и заглянул на крышу. Именно там он восседал в прошлый мой приход, когда мой мир был намного проще, когда в нем всего-то и чудес было, что восстававшие из могил мертвые псы, и никаких тебе версий моего прошлого, настоящего и будущего «я». Одна из этих версий была вскоре застрелена голландским бизнесменом из двадцать первого века.