Вокруг деревни бродят львы (нумидийский лев с черной гривой). Шакалы. Кабаны. Гиена. Пантера.
Нападения на деревню. Кражи скота. Между Боном и Мондови увязла телега. Люди пошли за подмогой, оставив молодую беременную женщину. Вернувшись, нашли ее со вспоротым животом и отрезанными грудями.
Первая церковь, голые стены из необожженного кирпича, стульев нет, несколько скамей.
Первая школа: шалаш из бруса и сухих веток. Три сестры.
Земля: разрозненные участки, люди пашут с ружьем за спиной. Вечером возвращаются в деревню.
Июнь 51: восстание. Сотни всадников в бурнусах окружают деревню. Жители выставляют из-за укреплений печные трубы, изображая пушки.
* * *
Парижане в поле: многие пашут в шапокляках, их жены – в шелковых платьях.
* * *
Запрещается курить сигареты. Разрешена только трубка с крышкой. (Из-за пожаров.)
* * *
Дома построены в 54-м.
* * *
В департаменте Константины две трети переселенцев умерли, так и не взяв в руки ни кирки, ни плуга.
Старое кладбище переселенцев, великое забвение [191].
* * *
Мама. Правда состоит в том, что, несмотря на всю свою любовь, я не мог жить по законам этого слепого терпения, без слов, без планов. Я не мог жить ее невежественной жизнью. И я колесил по свету, строил, создавал, дотла сжигал души. Дни мои были заполнены до предела – но ничто так не переполняло мне сердце, как…
* * *
Он понимал, что снова уедет, опять начнет обманывать себя, забудет то, что узнал. А узнал он, что истина его жизни здесь, в этой комнате… Он, конечно, убежит от этой истины. Кто может жить со своей истиной? Но достаточно знать, что она здесь, достаточно наконец понять ее, чтобы она незаметно питала сокровенный незримый [жар] перед лицом смерти.
* * *
Мамина вера к концу жизни. Несчастная женщина, бедная, невежественная [] [192]– показывать ей спутник? Да пребудет с ней крестная сила!
* * *
В 72-м, когда приезжают родители отца, они оказываются наследниками
– Коммуны,
– арабского восстания 71 года (первым убитым в Митидже был школьный учитель).
Эльзасцы заняли земли повстанцев.
* * *
Масштабы эпохи
* * *
Невежество матери – лейтмотив ко всем [] [193] истории и мира.
Бир-Хакейм: «это далеко» или «там».
Ее религия – чисто зрительная. Она знает то, что видела, не умея объяснить, Иисус – это страдание, он падает, и т. д.
* * *
Участница борьбы.
* * *
Написать свой [] [194], чтобы вернуться к правде.
1-я часть Кочевники
1) Рождение во время переезда. Через полгода после войны [195]. Ребенок. Город Алжир, отец в форме зуава и в канотье идет в атаку.
2) 40 лет спустя. Сын стоит перед отцом на кладбище в Сен-Бриё. Он едет в Алжир.
3) Приезд в Алжир как раз к «событиям». Поиски.
Поездка в Мондови. Он находит детство, но не отца.
Узнаёт, что он первый человек [196].
2-я часть Первый человек
Отрочество: Удар кулаком
Спорт и мораль
Зрелость: (Политическая борьба (Алжир), Сопротивление)
3-я часть Мать
Любовь.
Царство: старый товарищ по спорту, старый друг, Пьер, старый учитель и история двух попыток политической борьбы.
Мать [197]
В последней части Жак объясняет матери арабский вопрос, креольскую цивилизацию, судьбу Запада. «Да, – говорит она, – да». Потом полная исповедь и конец.
* * *
В этом человеке была некая тайна, тайна, в которую он хотел проникнуть.
Но выясняется, что это просто тайна нищеты, порождающей людей без имени и без прошлого.
* * *
Юность на пляжах. Заканчивается день, полный бешеного напряжения, криков, солнца, глухого или неистового желания. На море опускается вечер. Высоко в небе кричит стриж. И тревога стискивает сердце.
* * *
В конце концов он берет за образец Эмпедокла. Философ [] [198], который живет один.
* * *
Я хочу, чтобы это была история мужчины и женщины, связанных кровными узами и различных во всем. В ней – все лучшее, что есть на земле, он – спокойное чудовище. Он вовлечен во все безумства нашей истории; для нее наша история такая же, как во все времена. Она чаще всего молчит или обходится горсткой слов; он говорит непрерывно и бессилен передать словами то, что таится в ее молчании… Мать и сын.
* * *
Свобода избрать любой тон.
* * *
Жак, который до сих пор чувствовал себя солидарным со всеми жертвами, вдруг осознает, что он солидарен и с палачами. Его горечь. Определение.
* * *
Следовало бы стать зрителем собственной жизни. Чтобы, грезя над ней, придать ей законченность: но мы живем, а другие грезят над нашей жизнью.
* * *
Он смотрел на нее. Все остановилось, и время шло с тихим потрескиванием. Как в кино, когда из-за каких-то неполадок изображение вдруг исчезает, и в темноте зала слышно только, как работает аппарат… при пустом экране.
* * *
Ожерелья из жасмина, которыми торгуют арабы. Гирлянды благоухающих желто-белых цветов [] [199]. Гирлянды вянут быстро [] [200], цветы желтеют [] [201], но запах еще долго стоит в бедной комнате.
* * *
Майские дни в Париже, когда повсюду раскинут в воздухе белый невод из цветов каштана.
* * *
Он любил свою мать и своего ребенка – то, что ему не дано было выбирать. В сущности, он, который все оспаривал, все ставил под сомнение, любил только неизбежное. Людей, данных ему судьбой, мир, такой, каким он предстал перед ним, все, от чего невозможно было уйти – болезнь, призвание, славу или бедность, свою звезду, наконец. Все остальное, все, что ему приходилось выбирать самому, он заставлял себя любить, а это не одно и то же. Конечно, ему доводилось испытывать восхищение, страсть, были даже мгновения нежности. Но каждое такое мгновение толкало его к другим мгновениям, каждый человек – к другим людям, и в итоге он не любил ничего, что выбрал сам, а только то, что незаметно пришло к нему в силу обстоятельств, что удержалось в его жизни не только по его воле, но и по воле случая, и стало в конце концов необходимостью: Джессика. Настоящая любовь – это не выбор и не свобода. Несвободно само наше сердце. Любовь есть неизбежность и признание неизбежности. И, действительно, он любил всем сердцем только неизбежное. Теперь ему осталось полюбить собственную смерть.
* * *
[202]Завтра шестьсот миллионов желтых, миллиарды желтых, черных, смуглых нахлынут на мыс Европы… И в лучшем случае [обратят ее в свою веру]. И тогда все, чему учили его и ему подобных, все, что он узнал сам, как и люди его расы, все ценности, ради которых он жил, отомрут за ненадобностью. Что сохранит тогда свою цену?.. Молчание его матери. Перед ней он слагал оружие.
