Дитя эпохи - Житинский Александр Николаевич

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91

Одно меня удивляет: неужели никому неинтересно знать, как устроен атом?

Пожар

Казимир Анатольевич Лисоцкий погорел. В буквальном и переносном смысле слова. Пожар возник внезапно и непредсказуемо, как ремонт в буфете. А шумовых и световых эффектов было гораздо больше, чем при ремонте.

Вот как Лисоцкий погорел буквально.

Он отвечает у нас на кафедре за технику безопасности, включая сюда и противопожарное дело. Естественно, что лаборатория Лисоцкого служит примером в этом смысле. Ей каждый год присуждают первое место. У них на стене даже щит висит, на котором гвоздиками прикреплена лопата, багор и красное ведро. А разных предупредительных плакатов там вообще навалом.

И в этом году Лисоцкому тоже благополучно присудили его первое место, он получил грамоту, повесил ее на стене рядом с огнетушителем и ушел домой обедать. Он всегда обедает дома, говорит, что это полезнее.

Только Лисоцкий ушел обедать, как в его лаборатории появился какой-то молодой человек в спецовке. Я не видел, но так рассказывают. Говорят, что в руках у молодого человека был некий прибор. Этот специалист будто бы сказал:

– Трубу перерезать вызывали?

Ему сказали, что Лисоцкий, действительно, заказывал человека перерезать водопроводную трубу. Но сам заказчик сейчас обедает.

– Вот и хорошо! – сказал молодой человек. – Значит, я никому не помешаю.

Он чудовищно ошибся, так заявляя. Все вышли из лаборатории и направились курить, а молодой человек настроил прибор, который оказался автогеном, и подступил с ним к трубе. Вообще он действовал решительно и не затруднял себя излишними сомнениями.

Все это я рассказал с чужих слов, а теперь начинаются мои личные наблюдения. Я тоже стоял в коридоре и курил, как вдруг из лаборатории Лисоцкого выскочил парень, который горел во многих местах. А точнее, у него горели брюки, спина и левый рукав спецовки. Беспорядочно что-то крича, парень пробежал мимо, отряхиваясь от огня. Ему это плохо удавалось. Я не разобрал, в чем дело, но побежал за ним, стаскивая с себя пиджак. Я это сделал бессознательно, а впрочем, пиджак был старый, его не жалко.

За нами пристроились еще несколько человек. Все вместе мы загнали парня в угол и потушили его нашими телами и моим пиджаком. Только после этого он догадался сказать:

– Там... Горит...

И махнул рукой куда-то в сторону.

Мы все побежали в указанном направлении. На ходу мы открывали двери лабораторий и кричали:

– Где горит? Что горит?

Из лабораторий выскакивали люди и бежали за нами. Мы добежали до лаборатории Лисоцкого и распахнули дверь. Можно было ничего не спрашивать. Там все горело буйным бешеным пламенем, которое отбросило толпу от двери и осветило наши искаженные недоумением лица. Все на мгновенье застыли, а потом бросились врассыпную. Лично я бросился к телефону и вызвал пожарную команду. А остальные стали плескать в дверь водой из разной посуды. Посуда была мелкая, потому что единственное противопожарное ведро на кафедре горело в лаборатории вместе с багром и лопатой.

В общем, когда пришел Лисоцкий, все, что могло сгореть, уже сгорело. Перед входом в наш корпус толпились красные машины. Красный цвет придавал происходящему праздничный оттенок, как на первомайской демонстрации. По этажам, раскручивая брезентовые рукава шлангов, бегали пожарники в комбинезонах. Они уже залили лабораторию Лисоцкого, но вода в машинах еще осталась, и пожарники поливали ею соседние лаборатории для профилактики.

Лисоцкий вошел в лабораторию, где было черным-черно и очень мокро, приложил ладони к вискам и прошептал:

– Диссертация...

И тут мы поняли, что он погорел в переносном смысле. Погибли черновики его диссертации и результаты опытов за множество лет. Кроме того, сгорели все грамоты за призовые места по технике безопасности. Да что там грамоты! Сгорели два осциллографа, огнетушитель, железный стул и несгораемый шкаф. Сгорели мечты, надежды и чаяния.

Когда привели этого Герострата с автогеном и стали восстанавливать картину поджога, выяснилось, что вместо водопроводной трубы он перерезал газовую. Получился очень приличный огнемет. Удивительно, что сам автогенщик спасся.

– Ничего! – сказал дядя Федя, выслушав его показания. – Слава Богу, хоть так! Ежели бы ты водопровод перерезал, наводнение бы случилось. Наводнение – оно еще хуже пожара. Я видел.

Анкета

Однажды приходит к нам один товарищ. Повертелся в лаборатории, на потолок зачем-то посмотрел, языком поцокал. Мы думали, из пожарной охраны. Приготовились к самому худшему.

– Я из лаборатории социальной психологии, – говорит. – По вопросу изучения творческой атмосферы.

А у нас что? Атмосфера как атмосфера. До мордобития, во всяком случае, дело еще ни разу не доходило.

– Нормальная, – говорим, – атмосфера. Души друг в друге не чаем.

Он хмыкнул и ушел. Мы думали, что отстал. Убедился, так сказать, что нас голыми руками не возьмешь. Но товарищ оказался настырный.

Приходим на работу через несколько дней, а на столах лежат аккуратненькие листочки. А на них напечатаны типографским способом разные вопросы. И разъяснено, как на них отвечать. Тут, конечно, шуточки начались по поводу использования листочков. Исключительно грубый юмор. Многие, между прочим, так и поступили. А я подошел к вопросу серьезно.

Дело в том, что в последнее время вокруг какие-то разговоры о сокращении участились. И не просто, что, мол, будут сокращать, а уже более конкретно: кого, когда и за что. Я сопоставил факты, и получилось, что анкета эта неспроста.

Поэтому я дела оставил и углубился. Рекомендовалось писать правду, а своей фамилии можно было не указывать. Только пол, возраст и должность.

Ну, меня так просто не проведешь! А почерк? По почерку не то что фамилию, а даже характер и тайные наклонности можно установить. Поэтому я принял меры предосторожности. Я ушел в фотолабораторию, запер дверь, включил красный фонарь и взял авторучку в левую руку. Теперь можно было начинать.

«Каковы Ваши отношения с непосредственным начальством?» – прочитал я.

«Замечательные», – написал я левой рукой.

«Довольны ли Вы занимаемой должностью и зарплатой?»

«Очень», – написал я печатными буквами и подчеркнул два раза.

«Есть ли у Вас возможности для творческого роста?»

«Сколько угодно», – написал я при свете красного фонаря.

«Ощущаете ли Вы заинтересованность коллектива в Вашей работе?»

«Всегда», – написал я и помахал левой рукой. С непривычки она устала.

Тут кто-то в дверь постучал.

– Занято! – закричал я голосом лаборантки Нели. – Проявляю и печатаю! Не мешайте!

За дверью тихонько выругались тем же голосом и отошли. А я поехал дальше.

«Какого рода Ваши взаимоотношения с сослуживцами?»

А у меня с ними разного рода отношения. Поэтому я написал дипломатично: «С мужчинами мужского рода, а с женщинами – женского». Пускай сами разбираются. А последний вопрос был с подковыркой.

«Что, по Вашему мнению, следовало бы изменить в организационной структуре Вашей лаборатории (кафедры, факультета)?» На институт они не замахнулись.

«И в самом деле, что?» – подумал я.

«А НИЧЕГО!» – нацарапал я, держа авторучку в зубах. Потом я подписался: «Пол женский. 67 лет. Лифтерша».

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91