Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни - Цунвэнь Шэнь

Начальник уезда понял, что силами военных здешний жестокий и своенравный народ так просто не усмиришь. Если сначала он хотел приехать только для устрашения, рассчитывая на страх народа перед начальством, то после совещаний с местными помещиками пришел к другому решению. Обязать лицо, ответственное за участок, где все произошло, или любыми средствами разыскать преступников, или взять пару бедолаг из числа местных крестьян (или лет пять назад совершивших какое-нибудь преступление, или просто бедных людей, которые в жизни никого и пальцем не тронули), отрубить им головы и повесить на рынке на всеобщее обозрение. Одновременно провести собрание и с каждой деревни собрать деньги на патроны для поимки преступников, деньги в благодарность за труд полицейских, деньги на питание, деньги на соломенные сандалии. С местных помещиков взять по два даня солонины и колбасы, три-пять десятков кур и каплунов, да еще, супруге в утешение, сотню лянов «высушенной смолы белых цветов [117]» и три-пять десятков лянов алой, как кровь, киновари, — и со всем этим торжественно вернуться обратно. Отправить в город секретаря, чтобы тот написал в провинциальную газету заметку о случившемся: уездная комиссия такого-то числа уехала в инспекционную поездку, такого-то — вернулась; начальник уезда лично ввел войска в бандитский район, пристрелил разбойников и «победил Сун Цзяна [118]». Секретарю следует также доложить об этом в правительство провинции. А если пойти еще дальше и написать в газету от имени какого-нибудь селянина, то можно убить сразу всех зайцев: избавиться от лишних хлопот, наделать шуму и получить славу и деньги.

Братья Тянь угадали натуру начальника уезда. Но они не учли, что он захочет не только прославиться, но и сохранить лицо.

Когда в пять часов обо всем было доложено начальству, около сотни рекрутов селения Гаоцзянь, исполняя приказ, взяв с собой оружие и провиант, отправились окружить разбойников в Логове тигра и выкурить их из пещер; их действиями руководил сам начальник уезда. В деревне все, включая командиров, пребывали в крайнем возбуждении. Лишь две женщины в страхе и печали укрылись на мельнице: не зная, что делать, они с замиранием сердца наблюдали через брешь в заборе, как выступает отряд. Одна была мать Дуншэна, которая думала только о том, что Дуншэна могут под горячую руку убить вместе со всеми и что он погибнет с шайкой бандитов, загубив свою драгоценную жизнь и похоронив все ее надежды. Вторая была матушка Мань, всю жизнь делавшая людям добро, — она боялась, что это может привести к вражде между семьями Мань и Тянь. Еще с ними была новобрачная, лицо которой все еще сохраняло выражение стыдливости — она не понимала, что говорить и о чем думать. Командир отряда с маузером на поясе уже оседлал белого мула и собрался следовать за конем начальника уезда, как вдруг, словно почувствовав кроткую любовь матери и ее беспокойство, поспешил на мельницу.

— Мама, не бойся за меня, нас много, ничего плохого не случится!

Заглянув во влажные, обрамленные сетью морщин, глаза матушки Мань и тетушки Ян, в улыбающиеся черные глаза новобрачной, он понял, что стариков беспокоят дурные предчувствия. Он растерялся и, чтобы скрыть это, тоном, не терпящим возражений, сказал:

— Мама, не волнуйся! Не станем же мы ни за что ни про что убивать людей. Мы же соседи, родня, никто никому не желает зла, да и начальник уезда говорит, что в этом деле главное — вызволить Дуншэна… Оштрафуем их, и дело с концом. Я никогда не сделаю такой глупости, чтобы убить человека, чтобы потом все ненавидели друг друга и друг другу мстили!

Матушка Мань отвечала:

— Будь осторожен, не натвори чего, не навлеки беды! Ты не начальник уезда. Тебе здесь жить, это твоя родная земля, здесь похоронены твой дед и отец, нельзя их опозорить! У меня все сердце изболелось, да поможет тебе твой отец. Благослови тебя Будда, я ему пообещала принести в жертву две свиньи!

Новобрачная по молодости лет не понимала, что происходит, но командир ей казался очень внушительным и мужественным.

Когда колонна выступила, поглазеть сбежалась вся деревня: женщины с детьми и старики стояли у ворот на обочине рисового поля и на площадке у храма Царя лекарств. Это яркое шумное шествие так отличалось от тишины и покоя деревни после недавнего снегопада! Казалось, мужчинам деревни предстоит не бессмысленная резня, а очередная веселая охота.

Пещеры Логово тигра находились в двадцати ли к востоку от селения Гаоцзянь, а еще через два ли проходила граница девятого охраняемого района в уезде. Род Тянь когда-то был там весьма влиятельным, в свое время в нем был рекомендуемый ко двору студент гуншэн [119] и военный советник, а во времена Китайской Республики — командир батальона. Какое-то время родственники Тянь служили управляющими двух ртутных рудников в Хоуцзыпин. Эти невеликие достижения в деревне имели достаточный вес и дали возможность нескольким детям рода Тянь обучаться в уездной школе. Остальные дети, не питавшие особого интереса к земле и лелеявшие мечту, не работая в поле, собирать урожай, подались в разбойники. Сначала они просто срезали чужой урожай, а с падением общественной морали во времена Китайской Республики и вовсе стали с оружием отбирать у людей имущество. Некоторые из этой непутевой поросли, не сумев ужиться в деревне, перебрались в безлюдные горы Паохуаншань, находившиеся в ведении Гаоцзянь. Больше всего плодородных земель было в деревне, где жила семья Мань: заливные поля и заросли тунга, катальпы, чайного и лакового деревьев на склонах четырех гор. Это не считая большого рынка на казенном тракте, в пяти ли от деревни, куда каждый третий и шестой день месяца стекались товары со всей округи. Этот взаимообмен всякой мелочовкой, солью, тканями, чаем и красками заметно повлиял на достаток многих людей. Богатая во всех отношениях земля не могла не стать предметом зависти других деревень, входивших в охраняемый район. А состояние и авторитет усадьбы матушки Мань и вовсе не могли никого оставить равнодушным.

В районе Логова тигра были самые бедные земли, находившиеся в ведении Гаоцзянь. Пещеры располагались в верховьях реки, воды там было совсем немного, пойма сплошь покрыта иссиня-серыми камнями да бурьяном. По обоим берегам тянулись гряды темных скал, местами поросших самшитом, местами совсем голых. Пещеры Логово тигра делились на верхнюю и нижнюю. Обе — очень высоко в скалах над речной отмелью, так, что не достать ни до земли, ни до воды. В силу особенностей ландшафта это место считалось неприступным, и попасть туда можно было, лишь забравшись по трещине в скале. В одной пещере воды не было, изнутри ее устилал кварцевый песок; в другой бил родник, который не пересыхал даже зимой и вырывался наружу ниткой водопада. Пещеры могли вместить в себя больше тысячи человек. Местные жители обычно приходили сюда с началом зимы варить селитру и делать порох для самодельных хлопушек и фейерверков. Во времена смут женщины и дети двух ближайших деревень, унося с собой еду и нехитрый скарб, укрывались в этих пещерах, а переждав опасность, возвращались домой. Одна женщина родила в пещере ребенка, этот ребенок вырос и занял хорошую должность, и в память об этом в безводной пещере соорудили храм богини-покровительницы чадородия. Деревенские женщины надели на фигурку богини богато украшенный халат и стали подниматься в пещеру, чтобы молить о рождении ребенка. Там воскуряли благовония, делали подношения — у пещер появилось немало почитателей. Место это, хотя и очень красивое, было безлюдным, заброшенным и даже опасным: иногда из пещер виднелась лишь пелена тумана, укрывшая деревья и скалы, а слышалось лишь журчание воды и крики диковинных птиц. Здесь человек забывал о существовании бренного мира.

Люди Тянь заняли обе пещеры, перегородив все пути, кроме трещины в скале, поросшей лианами и кустарником, но по ней могли забраться разве что белки-летяги да обезьяны.