Завидное чувство Веры Стениной - Матвеева Анна Александровна

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107

А Серёга отбыл на остров Русский – поехал-таки в свой Владивосток. У военкомата его провожала целая толпа друганов с Бурелома и Посада, мама в слезах, сестра с озабоченным лицом, а ещё – Лариска, Наташка и Неля с Ясной. Серёга был обрит наголо и увенчан тюбетейкой, она сидела у него на затылке, как ермолка.

Все три девицы обещали писать, а Неля Ясная – дождаться. Не дождалась, конечно. Три года – это ж целая жизнь!

Серёга уходил в армию из одного города, а вернулся – в другой. Даже страна теперь была другая. Впрочем, он быстро сориентировался – он вообще был быстрый во всём. Тельник Серёга Калинин надевал лишь по святым мореманским праздникам и в считаные дни вписался в высший свет местной братвы. Его застрелили на разборках ясным майским утром – в те годы рядовое дело.

В теленовостях показали окровавленное тело на газоне и удивлённое, живое лицо на фотографии «с уголком». Юные усики – как мелкая расчёска, которую за каким-то баловством приложили к носу. В кадре щебетали птички.

Вера смотрела на всё это, прижав холодные пальцы к горячим щекам. Почему-то вспоминала не то, как они стояли в подъезде – она знала там каждую ступеньку, могла на слух определить дверной звонок во всех квартирах. Память выдала другой сюжет: в шестом классе Серёга увлёкся выжиганием и сделал маме ко дню рождения разделочную доску, на которой летали коричневые выжженные бабочки. Одна, с цифрами 3 и 9 на крыльях, улетала. А другая, с цифрами 4 и 0, садилась на цветок, над которым Серёгин выжигатель потрудился с особым тщанием. Доска по сей день красовалась на почётном месте в кухоньке Калининых – никто бы и не подумал резать на ней лук или пусть даже яблоки.

Любовь к Серёге, а после его смерть научили Верину зависть затихать – на долгие месяцы. Так можно было жить.

А потом всё, конечно, возвращалось.

Вера достала телефон из-под подушки. В детстве она прятала под подушкой свои самые главные сокровища: немецкого пупсика, морские камушки (на самом деле – зализанные морем кусочки стекла, похожие на монпансье) из Лазаревского, конверт с вырезанными из журнала «Работница» рецептами тортов, которые так никогда и не испекла. А маленькая Юлька засыпала с карамелькой за щекой – её мама часто брала ночные дежурства, она была сестрой в реанимации. Оставляла Юльку с братом, и тот, чтобы «мелкая не орала», ставил рядом с кроваткой полную вазочку карамели. Должно быть, поэтому зубы у Юльки были плохие, желтоватые, как клавиши у старинного рояля, ложечка дёгтя в бочке красоты. И лечила она зубы без конца, вот и теперь ходит в стоматологию чуть не каждый день. Может, как раз сейчас и лечит, поэтому Евгения не смогла дозвониться?

Лара вышла из комнаты – в пижаме, нечёсаная – и прямиком в кухню. На дверце холодильника уже третий месяц висела приклеенная Верой записка: «Хочешь есть? Иди спать!», но на дочь это не действовало. Она была вначале пухленькой, а теперь уже толстой, раскормленной.

Дрель завелась по новой. Вера включила мобильник.

Копипаста действительно не отвечала – Евгения говорила правду. Да и с чего бы ей врать? Сидит сейчас и ждёт, что приедет тётя Вера Стенина, разведёт тучи руками и решит все проблемы. Наверняка ерунда какая-то случилась – Евгения вечно преувеличивает, и слёзы у неё всегда близко, как и у Юльки.

А холодно-то как сегодня… Грабарь за окном! Брейгель! Константин Васильев!

Глава вторая

Летучая мышь ходила кругами – вот ведь тварь рукокрылая! И тоже – раскормленная. Вера ещё раз набрала Юлькин номер, но на этот раз телефон оказался выключен.

Лара прошлёпала обратно в свою комнату – с банкой мёда и нарезанным батоном. Через секунду там победно завопил телевизор.

…Дружба – не любовь, её свернуть труднее – связующие нити торчат и лезут отовсюду, как в бракованных швейных изделиях, которые стали продавать в последние годы даже в дорогих магазинах. Мышь долгие годы нашёптывала Вере, что лучше бы им с Юлькой не видеться. Впрочем, однажды Копипаста сама отошла в сторону на целый месяц.

На втором курсе университета Вера Стенина, изучая историю искусства в теории, попала в компанию художников на практике. Совершенно случайно попала – кто-то привёл, познакомил, в юности это легко. Художников было пятеро, все в самом опасном возрасте – около тридцати.

О славе мечтал в этой компании каждый, о деньгах – четверо, а жить вне искусства не могли только двое. Вадим и Боря. Ростом Вадим был выше всех, кого знала Вера Стенина, – макушка парила под самым потолком. Блондин, румяные щеки, тёмная щетина – он редко брился, говорил, что бережёт кожу. Терпеть не мог, если кто-то был выше его – такие изредка, но всё же встречались. Забавно, что этот взрослый дяденька, как младенец, поглядывал на руки, когда речь заходила о том, где право, где лево – видимо, мама научила его определять это по мизинцам и он до сих пор нуждался в подсказке. Боря выглядел моложе и своих, и не своих лет – бывают такие вечные мальчики, которым даже в тридцать лет отказываются продавать сигареты. Девушкам Боря нравился, выглядел безопасно, будил материнские инстинкты – ему, возможно, хотелось бы пробуждать другие, но тут уж кому что дано. Боря любил деньги, и это его спасло. Своевременное формирование финансового рефлекса – гарантия того, что человек покинет опасный мир богемы вовремя. Вадим был равнодушен и к зелёным, и к деревянным – все деньги одинаково быстро превращались в краски, хлеб, вино… Ещё и девушки постоянно просили купить то одно, то другое – в магазинах тогда уже свободно продавались итальянская косметика «Pupa», бельё с цветным кружевом, сумки, собранные из кожаных клочков.

Вадим обожал Брейгеля, тогда как Боря молился на Пикассо. Между тем в Свердловске в то время был на пике моды Сальвадор Дали. Его альбом чудовищных размеров – настоящий увраж! – Вера и Юлька рассматривали в гостях у Бакулиной. Увраж привезла откуда-то всемогущая сеструха, и браться за страницы разрешалось только после того, как помоешь руки под присмотром, как дошкольница. И обязательно снимали суперобложку.

Вера была увлечена новой компанией всецело. В юные годы так часто происходит: выбирается образ жизни, сообщество людей, группа единомышленников. И там, внутри этой группы, всегда находится кто-то самый яркий, в кого девочки неизбежно и неудачно влюбляются. Сейчас на общем фоне выделялся, конечно, Вадим. Первым из всех ему удалось получить собственную мастерскую, где теперь околачивались все пятеро плюс девушки. Вадим просил не приходить по вторникам и пятницам – в эти дни он работал. Однажды Вера шла мимо мастерской с Борей и заметила, что спутник её смотрит на окна Вадима, как любовник – на неверную женщину.

– Работает, прямо сейчас! – Боря сказал это с такой тоской, что Вера пожалела его так же отчаянно, как жалела до той поры только себя. Поэтому и пошла в тот вечер к нему домой, в съёмную комнату. Это была даже не комната, а какой-то занорыш со сломанной тахтой – и от Веры с Борей получилось так много шума, жара, звуков и запахов, что можно было задохнуться. Боря жалобно покрикивал в процессе – ни дать ни взять голодная чайка – и на его крики (редкие, по всей видимости, в этом пейзаже) откликнулась соседка.

– Борис, с вами всё нормально? – встревоженно спрашивала она из-под двери, а потом ещё долго стучала в неё согнутым пальцем. Борина голова лежала на груди Стениной, и оба они, честно сказать, походили в тот момент на два трупа, сброшенных в угол прозекторской.

Как художник Боря был значительно интереснее. Вера упивалась его картинами. Шизофреническое внимание к деталям. Ни одной случайной – или же излишней – линии. Свет и цвет на равных. И, главное – бешеная мощь, сила, энергия! Всё забрали эти картины, ничего не осталось художнику для жизни.

– Надо же… какой тестостеронный… – проронила на его первой выставке заезжая критикесса.

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107