Дневник одного тела - Пеннак Даниэль
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
66 лет, 1 месяц, 21 день
Пятница, 1 декабря 1989 года
Хорошо спалось, как всегда в дождь.
* * *
66 лет, 2 месяца, 15 дней
Понедельник, 25 декабря 1989 года
Много выпил в сочельник. Много ел. Не хотел, а ел. За разговором. Много смеялся. В общем, как молодой. Были Лизон, Филипп, Грегуар и кое-кто из друзей. Мона превзошла саму себя. В результате – ночью приливы, утром – головокружение. Вся комната вертится волчком. Особенно когда лежу. Сяду – все останавливается. Только никаких резких движений! Стоит сесть или встать слишком резко или повернуть резко голову, как карусель начинается снова. Я – шаткая ось, вокруг которой вращается мир. Как назывались эти тяжелые металлические волчки в моем детстве? Их еще запускали при помощи бечевки, и они вертелись на качающемся металлическом пруте?
* * *
66 лет, 2 месяца, 16 дней
Вторник, 26 декабря 1989 года
Гироскоп! Это называлось гироскоп! Сегодня утром такой гироскоп все еще вертится внутри меня, но вокруг все уже стоит на месте.
* * *
66 лет, 3 месяца, 8 дней
Четверг, 18 января 1990 года
Короткое головокружение, когда ступаешь на гололед, хотя и не скользишь. Ставлю сначала одну ногу, потом другую. Руки в поисках равновесия поднимаются вверх. Хотя соль, рассыпанная муниципальными службами, сделала свое дело – лед стал шершавым, серым, безопасным, совершенно не скользким. Но чтобы снова почувствовать себя уверенно, мне все же хочется добраться до чистого асфальта – до противоположного тротуара. Значит, я обладаю некой «культурой головокружений» и, как всякий носитель определенного знания, становлюсь жертвой ошибочных толкований.
* * *
66 лет, 7 месяцев, 9 дней
Суббота, 19 мая 1990 года
Вернувшись из Соединенных Штатов, Брюно был срочно вызван в коллеж: Грегуар якобы увлекся игрой в «шарф» – это такое удушение понарошку, жертвой которого стало уже несколько человек. Понятное дело, администрация страшно взъелась на Грегуара и его товарищей по игре. Им грозит исключение. Брюно обеспокоен, он недоумевает по поводу «смертельных устремлений», свойственных современным детям вообще и Грегуару в частности. Ответ Грегуара окончательно сбивает его с толку: Да ничего такого тут нет! Просто это жутко приятно, вот и всё! (Конечно, когда ребенок видит отца два-три раза в год, его не очень тянет на откровенность.) Мне же эта история напомнила похожую игру, в которую в этом же возрасте мы играли с Этьеном. В сущности, это была та же самая игра. Мы только иначе имитировали удушение, а цель была та же самая: этакое заигрывание с сознанием, попытка подойти к пределу, за которым следует обморок, или даже перейти его. Для этого мы прерывали друг другу дыхание: один надавливал другому на грудь, а тот в это время делал глубокий выдох, чтобы выпустить из легких весь воздух. Результат не заставлял себя ждать: игрок тут же вырубался. Чудесное ощущение: головокружение, потом – потеря сознания в чистом виде. Как только «задушенный» приходил в себя, он помогал испытать то же самое своему товарищу. Мы обожали это – терять сознание! Знали ли об этом взрослые? Не помню. Так что у игры в «шарфик» есть предшественники. Я дал Грегуару маленький урок анатомии – сонные артерии, шейные вены и все такое, – чтобы он понял, как это опасно. Он спросил, почему же это так приятно, если от этого можно умереть. Я не стал отвечать, что в этом и есть объяснение. Рассказал ему о чувстве опьянения, которое вызывается недостатком кислорода в крови, и о том, какую опасность это представляет для головного мозга. Тот же эффект, что при погружении на большую глубину или подъеме на большую высоту, оба эти вида спорта считаются опасными и требуют постоянного контроля. Оставшись снова наедине с Брюно, я спросил его, неужели в возрасте Грегуара он никогда не играл ни во что подобное. Никогда в жизни! Ну-ну, и эфир не нюхал, чтобы немного отключиться? Помнится, я как-то у тебя в комнате почувствовал похожий запах… Брось, папа, это совсем другое дело! Да нет, не другое, и я тогда был так же встревожен, как он сегодня.
* * *
66 лет, 7 месяцев, 13 дней
Среда, 23 мая 1990 года
Реакция Тижо, когда я рассказал ему историю с Грегуаром, включая урок анатомии: Повезло твоему внучку, что у него такой дедушка! Манес, например, чтобы рассказать ему о кровеносной системе, зарезал бы свинью. Впрочем, эта игра в «шарфик» ничуть Тижо не удивила. Он считает, что все эти удушения, пятновыводители, клей, эфир, лак и что там еще нюхают, являются составными частями эволюционного процесса, который, заканчиваясь современными наркотиками и алкоголем, служит старой как мир навязчивой идее: взглянуть, что же кроется там, по ту сторону проклятого переходного возраста, и узнать, есть ли хоть какой-то просвет в окружающем мраке. А потом, увлекшись разговором, Тижо спрашивает: Ну а ты? Вот ты дожил до солидного возраста, ты знаешь, к чему идешь?
* * *
66 лет, 8 месяцев, 25 дней
Четверг, 5 июля 1990 года
По пути в Мерак заскочили к Этьену с Марселиной. Этьен – нахмуренный лоб, пристальный взгляд, замедленные движения, но нас встретил с улыбкой. Хотя, если честно, улыбался только его рот, непроизвольно, этакой улыбкой-реминисценцией, как будто он вспоминал, как улыбался когда-то. А вот имени Моны он вспомнить не смог. Начиная фразу, он заканчивает ее словами: «и все такое, понимаешь?». Понимаю, мой старый друг, понимаю…
Марселина призналась нам по секрету, что болезнь Этьена быстро прогрессирует. Потеря памяти, конечно, неловкость в некоторых движениях, но больше всего ее пугают припадки ярости, которые находят на него при малейшей непредвиденности: затерявшаяся вещь, телефонный звонок, бланк, который нужно заполнить. Он не выносит неожиданностей, говорит она, малейшая помеха приводит его в бешенство.
Единственное, что действует на него успокаивающе, это его коллекция бабочек. Последний очаг сопротивления в разгромленной крепости. Иди, взгляни на моего аполлона. Я в очередной раз поражаюсь несоответствию этих огромных пальцев и деликатности, с которой они манипулируют тончайшим бархатом своих жертв. Перед расставанием он говорит мне по секрету: Только не говори Марселине, но мне конец. И добавляет, указывая на свой череп: Голова.
* * *
66 лет, 10 месяцев, 6 дней
Четверг, 16 августа 1990 года
«Поллюция», объявляет Мона, загружая простыни мальчиков в стиральную машину. Ночная? И дневная тоже, говорит она, отправляя туда же пару грязных носков и двое заскорузлых от спермы трусов.
Ну да, для соплей придумали носовые платки, для слюны – плевательницы, для экскрементов – бумагу, для мочи – судно, для «слез Возрождения» – тонкий хрусталь, а для спермы – ничего. Так что, когда подросток мужает и семя у него начинает изливаться где попало, ему приходится скрывать конфуз при помощи подручных средств – простыней, носков, туалетных рукавичек, полотенец, кухонных и банных, носовых платков, бумажных салфеток, черновиков сочинений, страниц из дневников, фильтров для кофе, все идет в дело, даже шторы, даже половые тряпки и ковры. Поскольку источник этот неиссякаем, а поводы для семяизвержения – неисчислимы и непредсказуемы, все, что нас окружает, превращается в тайный спермосборник. Абсурд. Срочно требуется изобрести некий сосуд для сбора спермы и вручать его мальчикам в день первого семяизвержения. Это событие надо оформить соответствующим ритуалом, оно должно стать поводом для семейного торжества, виновник которого наденет украшение на шею и будет носить с не меньшей гордостью, чем часы, вручаемые в день первого причастия. И подарит его своей невесте в день помолвки, заключила Мона, которой мой проект показался интересным.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
Похожие книги на "Дневник одного тела", Пеннак Даниэль
Пеннак Даниэль читать все книги автора по порядку
Пеннак Даниэль - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.