Сговор остолопов - Тул Джон Кеннеди

Мистер Клайд ткнул вилкой в кашне Киоскера Райлли и приказал ему убираться вон из гаража, грозя увольнением, если тот не появится назавтра пораньше и не начнет работу во Французском Квартале.

Игнациус зашлепал к трамваю в мрачном настроении и поехал из города, отрыгивая райский газ настолько неистово, что сидеть с ним рядом никто не захотел, несмотря на то, что вагон был переполнен.

Не успел он войти в кухню, как мать приветствовала его, рухнув на колени и возопив:

— Х-хосподи-и, скажи ж мне, зачем ниспослал ты сей тяжкий крест? Чего я натворила, Хосподи? Скажи же ж мне. Пошли мне знак. Я хорошо себя вела.

— Прекратите это богохульство сей же момент, мамаша, — рявкнул Игнациус. Миссис Райлли немо продолжала вопрошать глазами потолок, ища ответа среди жирной копоти и трещин. — Хорошо же меня приветствуют после обескураживающего рабочего дня, когда приходилось биться за самое свое существование на улицах этого свирепого города.

— Что это за вавочки у тебя на руке?

Игнациус бросил взгляд на царапины, заработанные в попытках убедить кота остаться в отсеке для булочек.

— Я выдержал довольно апокалиптическую битву с изголодавшейся проституткой, — рыгнул Игнациус. — Если бы не моя превосходно развитая мускулатура, она подвергла бы мою тележку осаде. В конечном итоге, ей, прихрамывая, пришлось удалиться прочь с поля боя, ее парадное тряпье нараспашку.

— Игнациус! — трагически вскричала миссис Райлли. — Кажный же ж день, ты приходишь домой все хужее и хужее. Что с тобою происходит?

— Выньте свою бутылку из духовки, мамаша. Она, должно быть, уже испеклась.

Миссис Райлли лукаво взглянула на сына:

— Игнациус, а ты уверен, что ты не коммунисс?

— О, мой Бог! — взревел Игнациус. — Каждый день в этом ветшающем строении я подвергаюсь маккартистской охоте на ведьм. Нет! Я уже говорил вам. Я даже не попутчик. Что в подлунном мире вложило вам в голову эту идею?

— Я просто где-то в газете прочитала, что в коллежах много коммуниссов.

— Ну так к счастью, мне они не попадались. Пересеки хотя бы один из них мою тропу, он был бы избит до потери пульса. Неужели вы полагаете, что я хочу жить в коммунальном обществе с такими людьми, как эта ваша знакомая Батталья, — мести улицы и добывать камень в карьерах, или чем там еще постоянно занимается население этих захиревших стран? Мне потребно единственное — крепкая монархия с имеющим тонкий вкус порядочным правителем, обладающим хоть какими-то познаниями в теологии и геометрии, — а также культивировать Богатую Внутреннюю Жизнь.

— Правителя? Так ты это короля, что ли, хочешь?

— О, прекратите лопотать мне тут.

— Никада в жисть я не слыхала, чтоб кто-нибудь короля себе хотел.

— Я вас умоляю! — Игнациус впечатал лапу в клеенку на кухонном столе. — Подметите крыльцо, навестите мисс Энни, позвоните сводне Батталье, потренируйтесь в переулке со своим кегельным шаром. Оставьте меня в покое! Я пребываю в очень плохом цикле.

— Что ты хочешь сказать — «цыкыле»?

— Если вы не прекратите досаждать мне, я окрещу форштевень вашего сломанного «плимута» бутылкой вина из духовки, — фыркнул Игнациус.

— Подрался с какой-то бедненькой девчоночкой на улице, — сокрушенно вымолвила миссис Райлли. — Нет, ну какой ужыс, а? Да еще прям перед своей тележкой сосысок. Игнациус, мне кажется, тебя нужно полечить.

— Ну так я собираюсь смотреть телевидение, — сердито отозвался Игнациус. — Близится программа «Мишка-Йог».

— Погоди минуточку, мальчик. — Миссис Райлли поднялась с пола и вытащила небольшой манильский конверт из кармана кофты. — Вот. Это тебе сёдни пришло.

— О? — с большим интересом спросил Игнациус, выхватывая у нее бурый конвертик. — Я воображаю, что вы уже выучили его содержимое наизусть.

— Ты б лучше руки в ракывину сунул, да царапки свои отмочил.

— Они могут подождать, — ответил Игнациус, раздирая конверт. — М.Минкофф, очевидно, ответила на мое послание с весьма неистовой поспешностью. Я отчитал ее довольно-таки злобно.

Миссис Райлли села, закинув одну ногу на другую и печально покачивая в воздухе белым носком и старенькой черной модельной туфлей, пока изжелта-небесные глаза сына шарили по разорванному пакету из универмага «Мэйсиз», на котором было написано письмо.

Господа:

Ну, наконец-то я хоть что-то услышала от тебя, Игнациус. И что за мерзкое, тошнотворное письмо ты мне написал. Я не стану вдаваться в шапку «Штанов Леви» на этом бланке. Вероятно, таковы твои представления об антисемитских шуточках. Хорошо, что я выше оскорблений на таком уровне. Я никогда не думала, что ты можешь так низко опуститься. Век живи — век учись.

Твои замечания по поводу моей лекции явили мне твою мелочную ревность, которой я не ожидала от человека, утверждающего широту своих взглядов и невовлеченность. Лекция уже заинтересовала некоторых моих идейных знакомых. Один из них обещал прийти сам (и привести несколько очень смышленых друзей) — он мой новый блестящий деловой знакомый, с которым я вступила в контакт на линии Джером-авеню в час пик. Его зовут Онга, и он студент из Кении, учится по обмену в Нью-Йоркском Университете, пишет диссертацию о французских символистах XIX в. Ты, разумеется, не поймешь и тебе не понравится такой блестящий и идейный парень, как Онга. Я могла бы слушать его часами. Он серьезен и не выпендривается со всей этой псевдо-ерундой, как обычно это делаешь ты. Все, что Онга произносит, наполнено смыслом. Онга — настоящий и очень витален. Он вирилен и агрессивен. Он впивается в реальность и срывает с нее все покровы.

— О, мой Бог! — втянул слюну Игнациус. — Распутницу изнасиловал мау-мау.

— Это еще что? — с подозрением спросила миссис Райлли.

— Ступайте включите телевизионный приемник и разогрейте его, — рассеянно велел Игнациус и вновь обратился к своему неистовому чтению.

Он совершенно на тебя не похож, как ты можешь себе вообразить. Кроме этого, он — музыкант и скульптор, и каждую минуту тратит на какую-либо настоящую и осмысленную деятельность, создает и ощущает. Его скульптуры едва не прыгают и не хватают тебя — настолько полны они жизнью и бытием.

По крайней мере, твое письмо дало мне понять, что ты еще жив, если это можно назвать «жизнью». К чему вся эта ложь о «связи с пищевой промышленностью»? Это что — какие-то нападки на предприятие моего отца по снабжению ресторанов? Если это и так, то меня они нисколько не задели, потому что мы с отцом уже много лет находимся в идеологической конфронтации. Давай честно, Игнациус. С тех пор, как я видела тебя в последний раз, ты не сделал ничего — только валялся и гнил в своей комнате. Твоя враждебность к моей лекции — проявление твоих ощущений провала, невыполнения и ментальной (?) импотенции.

— Эту либеральную профурсетку следует насадить на член особо крупного жеребца, — яростно пробормотал Игнациус.

— Что? Что такое, мальчик?

Игнациус, на подходе очень серьезный надрыв. Ты должен сделать что-нибудь. Даже добровольная работа в больнице выдернет тебя из апатии, а также, вероятно, окажется необременительной для твоего клапана и других вещей. Выбирайся из этого утробоподобного дома хотя бы на час в день. Ходи на прогулки, Игнациус. Смотри на деревья и птичек. Пойми — жизнь вздымается волнами вокруг тебя. Твой клапан закрывается, поскольку считает, что живет в мертвом организме. Раскрой свое сердце, Игнациус, — и так ты откроешь свой клапан.

Если у тебя имеются какие-то сексуальные фантазии, опиши их в подробностях в своем следующем письме. Возможно, мне удастся интерпретировать для тебя их значение и помочь тебе в этом твоем психо-сексуальном кризисе. Когда я еще училась в колледже, я говорила тебе много раз, что ты неизбежно вступишь в подобную психотическую фазу.

Мне показалось, тебе было бы интересно узнать: я только что прочла в «Общественном отвращении», что в Луизиане — самый высокий уровень неграмотности в США. Выбирайся из этого бардака, пока еще не поздно. На самом деле, я не обиделась на то, что ты написал о лекции. Я понимаю твое состояние, Игнациус. Все члены моей группы групповой терапии следят за развитием твоего случая с интересом (я пересказала им его главу за главой, начиная с параноидной фантазии и дополняя некоторыми комментариями об истории вопроса), и все они желают тебе успеха. Если б я не была так занята лекцией, то пустилась бы в давно обещанную инспекционную поездку и навестила бы тебя лично. Держись там, пока мы снова не встретимся.