Назови меня по имени - Аникина Ольга

По вечерам в Машиной квартире обычно работал телевизор, но сегодня она поговорила с сыном, поговорила с Марком, снова поговорила с сыном, и дома наконец-то установилась зыбкое, неустойчивое затишье, которое то и дело прерывалось щёлканьем клавиатуры.

Подойдя на цыпочках к двери детской, Маша осторожно просунула голову в комнату сына. Щёлканье прекратилось. Маша вернулась на кухню, включила газ и поставила на плиту чайник.

– Всё ясно. – Сын уже стоял за Машиной спиной. – Я вам мешаю, да?

– Петька! – Маша попыталась скрыть недовольство, и это ей не удалось. – Дядя Марк так редко приезжает в гости…

– Давай я уеду в Швейцарию, и он будет приезжать чаще.

Ребёнок быстрым движением ухватил со стола вазочку с конфетами и исчез в своей комнате – было слышно, как звякнул крючок. Маша со вздохом открыла дверцу холодильника.

Через час, когда большая стрелка уже приближалась к одиннадцати, все трое сидели за обеденным столом. Петька оказался не прочь поужинать второй раз, за компанию с матерью и гостем. На столе стояли мясо под овощным соусом, салат и жареный картофель. Вкусная еда постепенно выправляла неловкость, с которой начинался этот вечер.

Потыкав в салат вилкой, Марк, как обычно, потянулся к стакану со столовыми приборами, откуда выудил самую большую ложку. Он поглощал пищу с упоением; глаза у него сияли, на лице проступало блаженство. Это была одна из тех черт, которые Маша так в нём любила: умение радоваться простым вещам.

Потом Маша отправляла Петьку в ванную и спустя полчаса гасила свет в его комнате. Марк в это время читал или курил на балконе, а она включала компьютер и готовила материалы к завтрашним урокам. Они оба молча сидели до тех пор, пока в детской не утихала возня. Наконец, выждав положенные пятнадцать минут, Маша подсаживалась к Марку на диван и устраивалась у него на плече.

А потом они – как обычно – долго лежали в темноте.

– Погоди. Не убегай пока. – Марк насторожился. За окном послышался какой-то шум. – Что это?

– Галки, наверное. Их тут много.

По жестяному козырьку что-то стукнуло, а потом всё вокруг снова затихло. С улицы лился холодный синеватый свет. Маша пристроилась поудобнее рядом с Марком, положила колено ему на бедро и уткнулась носом в ямку под ключицей.

– Это был он? – спросил Марк. – Тот пацан, из-за которого тебе влепили выговор?

Маша поняла, что речь идёт об Алёше.

Марк усмехнулся.

– Поздравляю, Мария Александровна! – Он повернулся к Маше. – Пацан по уши влюблён в тебя, ты в курсе?

– Не выдумывай.

– Да я и не выдумываю. – Марк поправил одеяло. – Обещай потом рассказать в подробностях, как он будет клинья к тебе подбивать. Люблю истории из жизни животных. Расскажешь?

– Это ещё зачем? – Маша нахмурилась.

– Спорим? – ответил Марк. – На бутылку вина. Парень обязательно спалится.

– Давай я тебе сразу отдам эту бутылку. Чтоб ты больше не ревновал меня к первому встречному. – Маша спустила ноги на пол. – У меня с Нового года осталось хорошее кьянти.

– И штопор есть? – Марк откинул одеяло.

Маша кивнула.

– Что ж ты молчала?! Доставай!

Марк поднялся, неуклюже перевалившись через край дивана. Он взял с кресла полотенце, обмотался им и двинулся к двери.

Пока Марк плескался в душе, Маша накинула халат и отправилась на кухню. Она отыскала в холодильнике остатки сыра, в хлебнице – зерновой батон. Чтобы достать ту самую бутылку кьянти, нужно было встать на табуретку: вино хранилось на верхней полке, за трёхлитровыми банками с соленьями, полученными когда-то в подарок от Ирки. Потом Маша вышла в коридор и взглянула на циферблат: удивительно, ещё даже не было двух часов ночи. Как медленно течёт время.

И тут где-то в комнате зазвонил телефон.

Трубка Марка, зажатая между диванными подушками, на добрых полминуты разразилась фортепианными руладами.

Марк вошёл на кухню, обмотанный полотенцем, с мокрыми волосами. Стол был уже накрыт.

– Тебе кто-то звонил, – сказала Маша.

– Вряд ли что-то важное. – Он махнул рукой. – Ну их всех в баню!

Он ввинтил штопор в пробку и вытащил её из горлышка со звучным хлопком. В комнате снова заиграл фортепианный рингтон.

Марку звонила Лена – кто же ещё? Только она имела право беспокоить его по ночам.

Сегодня у жены Марка упала какая-то полочка. Маша слышала весь разговор от первого слова до последнего: Марк нажал громкую связь. Не специально, просто у него тряслись руки.

– Эта грёбаная полка! Она могла рухнуть прямо на Хомяка! Если бы Хомяк в этот момент не играл под столом, мы оба были бы уже в реанимации!

– Успокойся! – отвечал Марк. – Чего ты хочешь, дом старый, стены сыплются. Я при чём?

– Ах, это мой дом виноват? Мой дом старый? Да сам ты безрукий старый дурак! Полку приколотить не можешь. Заработать денег не можешь, полку повесить не можешь, что ты можешь вообще? Только по бабам ходить?

– А нечего было грузить туда книги – ты же не читаешь книг? Ты никогда ничего не читаешь! Выброси уже свою библиотеку, она для тебя всего лишь театральный реквизит! Кому ты врёшь? Кого из себя строишь?

– А, значит, я угадала! Ты у очередной своей бабищи! Эй, девушка, вы хорошо меня слышите? Это я, меня зовут Лена. Я жена ублюдка, с которым вы спите.

– Да замолчи же ты, господи… – Марк в отчаянии пытался нажать то на одну кнопку, то на другую, но голос в динамике никак не хотел затихать. – Замолчи, идиотка!

– Либо ты сию секунду приезжаешь и вешаешь полку обратно, либо Хомяка больше не увидишь. Всё понял?

– Да хоть заорись! Хоть лопни ты там, курица! Куда я поеду средь ночи?

– Отлично. Не поедешь? Отлично! Хомяк до лета останется у меня, можешь мне даже не звонить.

– Лена! Бляха муха. Лена!!

Марк стоял посреди кухни, вокруг его бедер всё так же было обмотано влажное банное полотенце. На его щеках ходили желваки. Гудки раздались на всю комнату. На всю комнату гудела злоба, выпущенная, словно ракета, из самого центра Москвы.

Марк собрался за полторы минуты, как пожарник. Как жук-пожарник.

– Пока я доберусь из твоего Королёва хотя бы до метро… – Не скрывая досаду, он подошёл к окну и выглянул во двор. – Чёрт, метро-то уже закрыто.

На улице с неба летел полудождь-полуснег. Месяц назад экскаватор разворотил бордюр возле Машиного подъезда, и его обломки сверху походили на обглоданные рёбра.

– Господи. Какая дыра.

– Ты уверен, что нужно ехать? – Маша зажгла в комнате верхний свет.

Вид у Марка был взъерошенный.

– А есть варианты?

Маша пожала плечами.

– Вызови такси, – приказал Марк, надевая пальто.

И Маша вызвала.

Она могла не вызывать. Могла швырнуть Марку в спину какой-нибудь тяжёлый предмет. Например, настольную лампу.

На те деньги, что Маша заплатила за эти такси в течение двух последних лет, можно было купить целое авторское платье. В пол, с длинным рукавом.

– Я куплю тебе платье. Длинное. Голубого цвета. В пол. Когда-нибудь потом. Когда заработаю много денег. Дай мне время.

– Иди уже.

Она могла кричать, топать ногами, могла выставить его навсегда и больше никогда не пускать обратно.

Но Маша знала точно, что никогда этого не сделает.

Глава 10

Через несколько дней в школе случилось ещё одно ЧП. Хотя, может быть, это было никакое не ЧП, а обычное мелкое хулиганство – так, в итоге, к нему и отнеслась администрация, – но для Маши это событие имело важное значение.

Оно стало первым кадром на киноплёнке, высветившей перед Машиными глазами то, чего она раньше как будто не замечала, от чего старалась отмахнуться или стыдливо отмолчаться. А сейчас с Машиным зрением и восприятием что-то произошло.

Всё началось с того, что через несколько дней после Пушкинского праздника некий шутник достал из подсобки все четыре модуля, собранные из Алёшиных картин, и перед началом уроков растащил их по школьным помещениям. Один рисунок обнаружил в своём кабинете физик, как раз перед самым уроком у 11-го «А». Вторая картина стояла в физкультурном зале, третья – в комнате отдыха.