Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Рот ее раскрылся от удивления.
Покачивая головой, я смотрел прямо на нее.
– Ты приняла меня ради самой себя. Потому что этого хотела ты. Ты всегда этого хотела. И тебе самой невыносимо от этого. Я вернулся, потому что ты так хотела, и выбор этот почти не касался Робби. Так хотела Джейн.
– Как ты можешь такое говорить? – всхлипнула Джейн высоким вопрошающим голосом.
– Потому что мне кажется, Робби не хочет, чтоб я здесь жил. И вряд ли когда-нибудь хотел. – От этих слов, произнесенных вслух, я настолько устал, что мой голос обернулся шепотом. – Я вообще считаю, что отец – это совсем не обязательно. – Глаза опять наполнились влагой. – Без отцов дети вырастают даже лучше.
Джейн перестала плакать и посмотрела на меня холодно, но с неподдельным интересом.
– Правда? Ты действительно думаешь, что детям лучше без отца?
– Да, – сказал я еле слышно, – правда.
– Мне кажется, мы можем опровергнуть эту теорию прямо на месте.
– Как, Джейн, как?
Спокойно, без усилия она произнесла:
– А ты посмотри на себя, какой ты вырос.
Я знал, что она права, но не мог вынести тишины, которая подчеркивала бы ее реплику, придавала бы той глубины, веса, остроты, преображая в доступный аудитории приговор.
– Что это значит?
– Что ты не прав. Мальчику нужен отец. Это значит, что ты не прав, Брет.
– Нет, Джейн, это ты была не права. В первую очередь ты неправильно поступила, родив этого ребенка, – сказал я, встретившись с ней глазами, – и сама знала, что поступаешь неправильно. У нас не было таких планов, и когда ты вроде как пришла посоветоваться со мной, я сказал, что не хочу ребенка, а ты все равно его родила, хотя и знала, что это неправильно. Это не было нашим общим решением. Так что если кто и не прав, так это ты, Джейн…
– Да ты аптека ходячая – ты даже не знаешь, о чем говоришь. – Джейн снова распустила нюни. – Как это можно слушать?
Мне казалось, что я уже достиг порога, но усталость давила, и я продолжал рационализировать.
– Робби родился исключительно из твоего эгоизма, и теперь ты понимаешь, насколько это было эгоистично, и поэтому обвиняешь во всем меня.
– Ты просто мудак, – всхлипнула Джейн, уже разбитая. – Какой же ты мудило.
– Джейн, – вмешалась доктор Фахейда, – мы с вами говорили о том, что нужно игнорировать Брета, когда он говорит что-то, с чем вы не согласны или знаете, что это заведомая ложь.
– Эй! – воскликнул я, выпрямляясь.
– Да я пытаюсь, – сказала Джейн, вдыхая, лицо ее сморщилось от боли, – но он не дает мне себя игнорировать. Потому что мистер Рок-Звезда требует всеобщего внимания, а сам не способен уделить его никому. – Она подавила всхлипывания и снова направила на меня всю свою ярость. – Ты не в состоянии сделать шаг в сторону и взглянуть на ситуацию с другой точки зрения. Это ты, Брет, жуткий самовлюбленный эгоист, эгоцентрист и…
– Когда я пытаюсь проявить внимание, так нужное, как ты говоришь, тебе и детям, вы только пятитесь от меня, Джейн. Какой смысл мне вообще стараться что-то делать?
– Хватит хныкать! – крикнула она.
– Джейн… – вскинула руку доктор Фахейда.
– Робби офигел еще до моего приезда, Джейн, – тихо сказал я. – И произошло это не по моей вине.
– Ничего он не офигел, Брет. – Она закашлялась и потянулась за «клинексом». – Неужели только это ты и понял?
– Главное, что я понял за последние четыре месяца, – это что враждебность, принятая по отношению ко мне в этом доме, отвратила меня от налаживания отношений с кем бы то ни было. Вот что я понял, Джейн, и…
Я остановился. И вдруг сломался. Обмяк невольно. Заплакал. Как же так получилось, что я остался совсем один? Хотелось перемотать все назад. Я тут же поднялся с кресла, встал на колени перед Джейн и склонил голову.
Она попыталась оттолкнуть меня, но я крепко сжал ее руки. Я излился обещаниями. Я говорил срывающимся голосом, и меня никто не прерывал. Я говорил, что буду рядом с ним, что многое уже изменилось, и что на прошлой неделе я осознал, что должен быть рядом с ним, и что пришло время и мне становиться отцом. Никогда еще не произносил я эти слова с такой силой, и на этот раз я решил отдаться потоку красноречия – пусть несет меня, куда хочет, а именно к Робби, так мне во всяком случае казалось, и я все говорил, говорил и плакал. Теперь семья для меня важнее всего. Семья – это единственное, что имеет для меня значение. И когда я закончил и наконец поднял глаза на Джейн, лицо ее было перекошено, искажено, и тут что-то промелькнуло между нами, что-то четкое и внятное, и голова ее, как в сказке, склонилась, и в это мгновение я почувствовал подъем, и лицо ее разгладилось, она взглянула на меня, и мы перестали лить слезы, и это новое выражение настолько контрастировало с резкостью, исказившей ее облик, что в комнате воцарилась тишина и мы словно куда-то перенеслись. Мое откровение парализовало, приковало ее к месту, я все стоял на коленях, руки наши были сплетены. Мы впитывали друг друга. То было слабое движение к взаимопониманию, к спокойствию. Чтобы прийти к этому, казалось, я пересек весь мир. Что-то во мне разжалось, и ее полный раскаяния взгляд обещал какое-то будущее. Но (и я постарался прервать ход этой мысли) кого мы видели – друг друга или же тех, кого хотели видеть?
18. «Спаго»
«Спаго» на Мейн-стрит открылся в апреле, почти ровно через двадцать лет после открытия оригинального ресторана на бульваре Сансет в Лос-Анджелесе, куда я впервые отвез Блэр на кремовом «450SL» после концерта Элвиса Костелло в «Греческом театре» и за столиком у окна с видом на город сообщил ей, что меня приняли в Кэмден и что в конце августа я уезжаю в Нью-Гэмпшир, и до конца ужина она не сказала ни слова. (Блэр, девушка из Лорел-Каньон, на обложке выпускного альбома всерьез написала куплет из «Оползня» «Флитвуд Мэк», [33] отчего тогда меня слегка перекосило, но теперь, спустя двадцать лет, эти строчки растрогали меня до слез.) Когда мы с Джейн вошли в ресторан, он был уже наполовину пуст. Мы сели у окна, и наш официант с набриолиненными волосами уже начал перечислять фирменные блюда, когда вдруг узнал Джейн и затараторил пободрее, робея в ее присутствии. Я обратил на это внимание. А Джейн не заметила, потому что все время смотрела на меня грустными глазами, и, когда я заказал себе «Столичной» с грейпфрутовым соком, выражение ее не изменилось. Она приняла это и заказала себе бокал домашнего «Вионье». Мы взялись за руки. Она отвела глаза и посмотрела в окно. Было холодно, витрины Мейн-стрит уже погасли, и на пустом перекрестке желтым глазом мигал светофор. Мы оба уже не так угрюмились. Мы стали проще, устойчивее, между нами не было трений и страхов, и нам хотелось быть нежными друг с другом.
– Сначала мужчина берет выпивку, потом выпивка берется сама, а потом берет мужчину, – пробурчала она.
Я сконфуженно улыбнулся. Заказать коктейль было для меня так естественно, что я даже не задумался. Это произошло невольно.
– Прости…
– Зачем ты заказал алкоголь? – спросила она.
– Пятьдесят грамм премиальных?
– Откуда мне было знать, что ты понесешь такую брехню?
Но злобы в ее голосе не было, и мы все еще держались за руки в тусклом свете ресторана.
– Ты правда хочешь остаться здесь на ближайшую неделю? – спросила Джейн.
Вся глубина и яркость моего прочувствованного выступления в кабинете доктора Фахейда – на коленях, склонив голову – как будто уже рассеялась, выветрилась из памяти. И тут я заподозрил: о чем же ты думал во время этого страстного монолога, если не о себе?
– О чем это ты? Куда еще мне должно хотеться?
– Ну, я подумала, может, ты захочешь отдохнуть недельку, – пожала она плечами. – Марта ведь остается. И Роза.
– Джейн…
– Или поехали со мной в Торонто.
– Эй, – наклонился я вперед, – ты прекрасно знаешь, что ничего хорошего из этого не выйдет.
