Мост - Бэнкс Иэн М.

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69

Бизнес процветал, от некоторых контрактов приходилось даже отказываться. Через год бухгалтер посоветовал ему купить дом побольше и сменить машину. «Но мне же нравится квартирка-то, привык», — жаловался он Андреа. «Так кто ж тебя вынуждает с ней расставаться, — спросила она. — Пусть и квартира будет, и дом». — «Не могу же я одновременно жить и там, и там! И вообще, я всегда считал, что два дома иметь безнравственно, когда столько народу без крыши над головой». Андреа это в конце концов достало:

— Ну так пусти кого-нибудь в квартиру или в дом, когда его купишь. Только сначала подумай, кому достанутся все твои лишние налоги, если не сделаешь, что бухгалтер советует.

— А-а… — смущенно сказал он на это.

Квартиру он продал и купил дом в Лейте, рядом с Линксом. С верхнего этажа открывался вид на Ферт-оф-Форт. В доме было пять спален и гараж на две машины. Он купил новый «Gti» и «рейнджровер», чем убил двух зайцев: осчастливил бухгалтера и заполнил гараж. Полноприводной автомобиль оказался весьма кстати для поездок на строящиеся объекты. В том году они плодотворно сотрудничали с некоторыми абердинскими фирмами, и он навещал родителей Стюарта. В последний визит он даже переспал с сестрой Стюарта, разведенкой, школьной учительницей. Ее брату он ничего не сказал, поскольку не знал, как бы тот отреагировал. Зато сообщил Андреа. «Школьная училка? — ухмыльнулась та. — Это ты что, в общеобразовательных целях?» Он сказал, что не хочет ничего говорить Стюарту. «Малыш, — взяла его Андреа за подбородок и очень серьезно посмотрела в глаза, — ты просто идиот».

Она ему помогла украсить дом — при этом от его первоначального плана оформления остались рожки да ножки.

Однажды вечером он стоял на стремянке, красил вычурную потолочную розетку и вдруг испытал головокружительный приступ дежа вю. Он даже кисть опустил. Андреа работала в соседней комнате, что-то насвистывала. Он узнал мотив: «The River». Он стоял на лестнице в пустой, гулкой комнате и вспоминал, как в прошлом году работал в просторном зале на Морэй-плейс, среди зачехленной белыми полотнищами мебели. На нем тогда была такая же старая, вся в краске, одежда, и он слушал, как Андреа насвистывала в соседней комнате, и ощущал невероятное, неизмеримое счастье. «До чего ж я везучий сукин сын! — подумал он. — У меня так много хорошего, и вокруг меня так много хорошего! Да, я имею не все, я хочу большего, наверное, даже больше, чем способен удержать. Быть может, я хочу того, что способно сделать меня только несчастным. Но и это неплохо, без этого какое же удовольствие».

«Если бы мою жизнь экранизировали, — размышлял он, — я б вот сейчас, в этот самый миг, и закончил картину. Вот на этой блаженной улыбке в пустой комнате. Человек на стремянке. Улучшение, украшение, обновление. Снято. Конец фильма».

«Но это не кино, приятель», — сказал он себе и пережил прилив хмельной радости, наивного, детского восторга при мысли, что он — тот, кто он есть, и знаком с теми, с кем знаком. Он запустил кистью в угол, спрыгнул с лестницы и побежал к Андреа. Она водила по стене малярным валиком.

— Господи боже! Я уж думала, ты со стремянки навернулся. А почему рот до ушей?

— Да просто я спохватился, что мы еще эту комнату не обновляли. — Он забрал у нее валик, бросил за спину.

— А ведь правда. Надо запомнить, как на тебя действует запах краски.

Разнообразия ради они занялись любовью стоя у стенки. Рубашка Андреа пропиталась краской и прилипла, и она так смеялась, что по щекам побежали слезы.

Он всерьез увлекся кино. В течение последнего фестиваля они чаще ходили на фильмы, чем на пьесы или концерты, и он вдруг осознал, что до сих пор не удосужился посмотреть сотни лент, о которых так давно слышал. Он записался в Общество синефилов, приобрел видик и зачастил в магазины видеокассет. А когда дела приводили его в Лондон, он в свободное время кочевал из кинозала в кинозал. Ему нравилось почти все, а больше всего нравилось просто ходить в кино.

К этому времени приобрела некоторую популярность шотландская группа Tourists; потом их покинула вокалистка и сделалась половиной Eurythmics. Его часто спрашивали, не в родстве ли он с ней. Он картинно закатывал глаза и вздыхал: эх, если бы.

Появлялись и другие нежные голоса, и другие изящные попки. Андреа временами бросало то к одному, то к другому мужчине, и он старался не ревновать. «Это не ревность, — твердил он себе, — это больше похоже на зависть. И на страх. Кто-нибудь из них окажется красивей, добрей, лучше меня и будет сильнее ее любить».

Однажды она запропастилась почти на две недели, у нее был головокружительный роман с молодым лектором из Хериот-Уатта. Любовь с первого взгляда сменилась хлопаньем дверьми, битьем посуды, высаженными оконными стеклами, и все за двенадцать дней. А он тем временем жутко по ней скучал. Устроил себе недельный отпуск и отправился на северо-запад. К «рейнджроверу» и «Gti» добавился «дукатти». У него была одноместная палатка, альпинистский спальный мешок и отличное горное снаряжение. Он усвистал на мотоцикле на западное нагорье и целыми днями бродил в одиночестве по холмам.

Когда вернулся, с лектором у нее было кончено. Он ей позвонил, но она почему-то не выразила желания немедленно встретиться. Он встревожился, плохо спал ночами. Через неделю они все-таки увиделись: ее левый глаз окружала желтизна. Он бы и не заметил, но в пивнушке Андреа забылась и сняла темные очки.

— А, фигня, — сказала она.

— Ты из-за этого не хотела со мной встречаться? — спросил он.

— Не надо ничего делать, — попросила она — Я тебя умоляю. Все кончено, я бы с радостью его придушила, но если ты его хоть пальцем тронешь — перестану с тобой разговаривать.

— Ну зачем же сразу махать кулаками, — холодно проговорил он, — не всем это свойственно. Могла бы, между прочим, и довериться мне. Я всю эту неделю места себе не находил.

Сказал и сразу пожалел об этом. Она сломалась. Обняла его и расплакалась. И он представил, через что она, вероятно, прошла, и устыдился: мелко и эгоистично добавлять к ее проблемам свои. Он гладил Андреа по голове, пока она всхлипывала у него на груди.

— Девочка, пошли-ка домой, — сказал он.

Он еще несколько раз пользовался ее отлучками в Париж, чтобы самому выбраться из Эдинбурга и развеяться на островах или в горах, а по пути туда или обратно повидать отца. Однажды на закате он сделал стоянку на склоне горы Бен-а-Шесгин-Мор. Поблизости стояла хибарка, но в хорошую погоду он предпочитал ставить палатку. Он глядел на Лох-Фион и небольшую дамбу, по которой завтра ему предстояло добраться до гор на той стороне озера. И тут он вдруг подумал: сам никогда не бывал в Париже, но ведь и Густав за все эти годы ни разу не посетил Эдинбург.

О-хо-хо… Может, так на него подействовал последний косяк, но в этот миг, хотя они с Густавом были отделены друг от друга тысячами миль и многими годами заочного соперничества, он ощутил некую душевную связь с таинственным французом. Он рассмеялся навстречу холодному ветру нагорья, шевелившему борта палатки, словно дыхание великана.

Одно из его ранних воспоминаний было связано с горами и островом. Мама и папа, самая младшая из его сестер и он, трехлетний малыш, отправились на Арран отдыхать. Пароход неторопливо шлепал колесами по течению блистающей реки к далекой синеватой глыбе острова, папа показывал им Спящего Воина — горный кряж на северном мысу напоминал громадного павшего солдата в шлеме. Мальчик навсегда запомнил эту картину, не забыл и попурри сопровождающих звуков: крики чаек, плеск лопастей, игру аккордеонов где-то на палубе, смех пассажиров. Тогда же у него приключился и первый кошмар, маме даже пришлось его разбудить. В гостинице их с сестренкой положили спать на одну койку. Ночью он вскрикивал и хныкал. Ему приснилось, что громадный каменный воин пробудился, грозно поднялся и медленно, но неотвратимо приближается, чтобы раздавить его родителей.

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69