Гений - Лангеланн Хенрик

Несколько минут Кристиан неподвижно постоял на четвереньках. Затем на четвереньках добрался до ванной. Поднявшись, открыл кран, расстегнул ширинку и помочился в умывальник. К крайней плоти прицепился длинный красный волос. Кристиан снял его и поднял взгляд на отражение в зеркале. Медленно повернул голову набок и оглядел шею. Черт! Кажется, он ясно сказал, чтобы не оставалось следов. Он осторожно погладил красную распухшую полосу на шее. Края раны, к счастью, были ниже воротничка. Скажет, что простудился в дороге.

Он снова вернулся в комнату, лег и свернулся клубочком, пытаясь заснуть. Вдруг запищал телефон. Он поднял трубку. С ним заговорили по-английски:

— Доброе утро, мистер Холл! — голос звучал по-утреннему бодро. — Звоню вам, чтобы напомнить, что вы записаны на тренинг в «Екинокс» с четырех пятнадцать до пяти утра. Вставайте и вперед!

— Твою мать, — невпопад ответил Кристиан.

— Вижу, что вы записаны на уровень четыре, на беговой тренажер. Вы готовы, мистер Холл?

— Ммм, вообще-то… — Кристиан встал. Шею саднило. Во всех мышцах была тупая боль. Ноги дрожали и подкашивались.

— Должна вас проинформировать, что вы записаны на занятие, но мы позволяем гостям отменять занятия без дополнительной платы.

— Нет-нет, все отлично. Я только…

— Так отменять или нет?

— Да, пожалуйста, — ответил он поспешно. Но прежде чем он повесил трубку, его осенила идея: — У вас массаж есть?

— Сейчас, я проверю, сэр. — Телефон переключили на режим ожидания. Он услышал мелодию Луи Армстронга «Чудесный мир» в симфонической обработке. — Нет, сообщений для вас нет.

— Я спрашивал про массаж. Массаж! Можете мне предложить какой-нибудь массаж^[22]?

— Ах да, конечно.

Перед дверью в галерею «Диллон» на Вест Бродвей, 421, Кристиан взял бокал розового шампанского. Рядом кто-то радостно восклицал: «Вау, как футуристично!»

Кристиан стоял и оглядывался в помещении. От картины к картине ползала толпа людей. Скоро он заметил, что приблизительно половина зала с одной стороны была закрыта бумагой, точно так же, как он видел в мастерской Доби. Разве Лео не успел распаковать все картины? В то же мгновение кто-то толкнул его в спину так, что розовое шампанское пролилось на рукав. Кристиан раздраженно повернулся, но сразу осекся.

— Ребекка! Боже мой! Какой сюрприз! А что ты здесь делаешь?

Он оглядел ее. Выглядела она очень стильно.

— Знаешь, скорее, это сюрприз для меня, — Ребекка улыбнулась. — Вопрос в том, что ты здесь делаешь? Ты знаком с Лео Доби?

— Знаешь, несколько месяцев назад я купил его картину.

Боже мой, не могу поверить, чтоб ты вдруг стал интересоваться искусством. В Высшей торговой школе ты в этом ничего не понимал, насколько я помню. — Она иронично улыбнулась. Но он не обиделся.

— Это инвестирование чистой воды. Честно говоря, лично я в его картинах не понимаю ничего. Ну раз уж я принял приглашение на его вернисаж и раз уж все равно оказался в Нью-Йорке, то подумал, почему бы не зайти. А ты-то тут почему? Ты знаешь Лео?

— Мы с ним хорошие друзья, вернее, я достаточно хорошо его знаю через одну подругу.

Он никак не мог понять, почему женщин притягивают длинноволосые, пахнущие скипидаром художники в поношенных куртках. Случайность? Он хорошо помнил, что Ребекка вообще ничего не понимала в художниках, и Лео Доби едва ли мог рассчитывать на ее интерес.

— Ты уже здоровалась с ним? — спросил он и кивнул в сторону галереи.

— Да, но ты сходи, я подожду здесь. — Она снова улыбнулась ему.

Кристиан пробрался сквозь толпу и нашел Лео Доби в окружении людей самых разных возрастов.

— Привет! Тебя Кристиан зовут, да? Очень приятно, что ты пришел. — Лео, казалось, был уже слегка навеселе. — Позволь, я представлю тебе манхэттенское общество, которое демонстрирует нам свое кантианское равнодушие, — зашептал он и развел руками, указывая на всех проходящих мимо его картин, — Кант, черт возьми, был прав. Тут никто ничего не понимает в искусстве. Они здесь исключительно для того, чтобы показать себя другим. Собрание хомо сапиенсов. Ты читал Канта, Кристиан? Тогда, может, не все понимаешь, что я говорю, но…

— Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, хотя Канта я и правда не читал.

— Прекрасно. Эти бизнесмены и не представляют… Ой, господи, смотри-ка, Нэнси идет! — Лео смотрел на даму средних лет. Та подплывала к нему. На ее шее позвякивало ожерелье из ракушек.

— Как приятно видеть вас здесь, дорогая! — закричал он, прошептав одновременно уголком рта: — Она самая лучшая моя клиентка в Нью-Йорке.

— Что ты думаешь о его картинах? — спросил Кристиан, подходя к Ребекке.

— Старые вещи на тех стенах? Не особо. А вот те, что из серии «То же дерьмо в новой упаковке», очаровали меня. Я чувствую, что это «забумаживание», как Лео это называет, отражает концепцию Кристо… — Ребекка осеклась, увидев, что глаза Кристиана затуманились. — Хочешь, пообедаем вместе? Я знаю тут неподалеку корейский ресторан. Он тебе понравится.

Кристиан посмотрел на часы и понадеялся, что Ребекка отметила его «Патек Филипп». Четверть первого. Он еще не очень хотел есть. Но это не играло роли. Ребекка Лунд, бизнес-леди года, пригласила его на обед. В Нью-Йорке!

— Охотно, — улыбнулся он.

«Йо Ко Хо» действительно был впечатляющий ресторан. Кристиан и Ребекка поднялись по узкой лестнице на второй этаж и сели друг против друга на длинных скамьях. Они сидели между азиатскими бизнесменами. Азиаты раскрыли глаза так, словно впервые в жизни увидели белых людей. Но через минуту они снова вовсю орудовали палочками.

Кристиан огляделся. Он как будто попал в самое сердце Сеула. На стенах и с потолка свисали маски, было сыро и темно. В воздухе стояли какие-то испарения. Шум вокруг ошеломлял.

— Я была здесь вчера по всяким японским делам, — объяснила Ребекка. — Вон там меню, — она показала на доску на стене покрытую иероглифами в вертикальных колонках. Единственное, что понял Кристиан, — это цены, написанные в долларах.

— Расслабься, тут один официант говорит по-английски. — Ребекка улыбнулась и положила свою руку на его.

Кельнер, говорящий по-английски, подошел и объяснил что к чему. Кристиан повторил заказ Ребекки. Они выбрали засоленные свиные ножки, несколько кусочков сырой рыбы, которая называлась не суши, а сашими. «Очень большая разница», — объяснил официант. И еще много всего другого.

Несмотря на то что Кристиан умел быстро управляться с палочками, он должен был сосредоточиться, чтобы скользкие соленые куски не падали на пол. И все же это дважды произошло, однако никто вокруг не обратил на него внимания.

Было очень шумно, и поговорить не удавалось.

— Какой маленький ресторан, — крикнул он, нагнувшись к ней через стол. Она кивнула. Что привело тебя сюда именно вчера?

— Интересуешься? — дразнящее улыбнулась она.

Он проглотил пилюлю и дожевал последние кусочки не «суши, а сашими», которые на вкус были точно как суши в новом ресторане «Восток» в Осло, где он обедал несколько раз. Хотя в тех суши рис был не на дне тарелки, а в шарике рядом.

Кристиан все время искал тему для разговора. Он по-прежнему не знал, видела ли она его на празднике «Первого вторника» или нет. Но поскольку Ребека никак не комментировала это, то решил попробовать.

— Я мог видеть тебя на празднике в Форнебю прошлой весной? — закричал он.

— Что ты говоришь? — она нагнулась и нахмурила лоб, пытаясь услышать его сквозь шум.

— На «Первом вторнике»!

— Да уж…

— А что случилось?

— Это же моя работа. Как директор по развитию в «Шибстеде» я должна ходить на такие мероприятия. Для меня это скорее обязанность, чем удовольствие. — Немного поколебавшись, она продолжила: — Ты попал в точку, когда сказал, что картины Лео ничего тебе не говорят. Немногие осмеливаются такое сказать прямо на вернисаже. Тогда и я честно скажу тебе, что имела в виду, говоря про эти примочки с «Первым вторником». Это очень напоминает детский сад, где все стоят и надувают воздушные шарики. Если шарик не лопнет, то через какое время из него выйдет воздух, — это просто вопрос времени. И картины из серии Лео «То же дерьмо, но в новой упаковке» — характерное явление нашей эпохи. Глобальный капитал стирает все. Новые капиталы и новые медиа имеют печальную тенденцию терять индивидуальность, лицо. Мы так интенсивно развлекаемся до самой смерти, что думаем, что живем.