Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
(19:21)
КЛЭР: Гомес произносит речь.
– Дорогие Клэр, Генри, родственники и друзья и члены жюри… стоп, последнее вычеркнуть. Милые наши, мы собрались сегодня на берегу Одиночества, чтобы помахать носовыми платками вслед Клэр и Генри, отплывающим вместе в путешествие на корабле Семейственности. И пока мы с грустью наблюдаем, как они прощаются с радостями одинокой жизни, мы уверены, что это пышное состояние Свадебного Благословения будет более чем адекватным их новым адресом. Некоторые из нас в скором времени смогут присоединиться к ним, если не придумают способа отвертеться. Итак, давайте выпьем: за Клэр Эбшир Детамбль, прекрасную художницу, достойную того счастья, которое выпадет ей в этой жизни. И за Генри Детамбля, чертовски хорошего парня и везучего сукина сына: пусть океан Жизни ляжет у ваших ног как стекло, и пусть ветра будут попутны вам. За счастливую пару!
Гомес наклоняется и целует меня в губы. На мгновение я ловлю его взгляд, но потом это мгновение проходит.
(20:48)
ГЕНРИ: Мы разрезали и съели свадебный торт. Клэр бросила букет (его поймала Кларисса), и я бросил подвязку Клэр (ее поймал не кто иной, как Бен). Оркестр играет «Поеду поездом», люди танцуют. Я потанцевал с Клэр, Кимми, Алисией и Клариссой; теперь я танцую с Хелен, этакой горячей штучкой, а Клэр танцует с Гомесом. Я кружу Хелен и вижу, что Селия Аттли кивает Гомесу, который в свою очередь кивает на меня. Хелен уходит, я иду к толпе в бар и смотрю, как Клэр танцует с Селией. Ко мне подходит Бен. Он пьет сельтерскую воду. Я заказываю водку с тоником. Бен надел подвязку Клэр на рукав, как будто он в трауре.
– Кто это? – спрашивает он меня.
– Селия Аттли. Подружка Ингрид.
– Странно.
– Да уж.
– А что с этим парнем, с Гомесом?
– В смысле?
Бен смотрит на меня, потом отворачивается:
– Ничего.
(22:23)
КЛЭР: Все закончилось. Мы перецеловались и переобнимались со всеми на пути из клуба и отъехали на нашей свадебной машине: она вся вымазана кремом для бритья и за ней тянется хвост из консервных банок. Я подъезжаю к «Капле росы», крошечному грязному мотелю на Силвер-Лейк. Генри спит. Я выхожу, регистрируюсь, прошу парня за стойкой помочь мне довести Генри до нашей комнаты и свалить его на постель. Парень приносит наш багаж, с выпученными глазами рассматривая мое свадебное платье и неподвижное состояние Генри, и улыбается мне. Я даю ему чаевые. Он уходит. Снимаю ботинки с Генри, ослабляю галстук. Снимаю платье и бросаю его на кресло.
Стою в ванной, дрожа от холода в ночной рубашке, и чищу зубы. В зеркале я вижу, как Генри лежит на кровати. Он храпит. Выплевываю зубную пасту и полощу рот. Внезапно до меня доходит: вот оно, счастье. И понимание: мы женаты. Ну, по крайней мере, я замужем.
Возвращаясь в комнату, я выключаю свет и целую Генри. От него пахнет алкоголем и духами Хелен. Спи спокойно, крепко спи. И я тоже засыпаю, глубоким, счастливым сном.
25 ОКТЯБРЯ 1993 ГОДА, ПОНЕДЕЛЬНИК
(ГЕНРИ 30, КЛЭР 22)
ГЕНРИ: В понедельник после нашей свадьбы мы с Клэр идем в Чикагскую ратушу, где нас регистрирует судья. Свидетели – Гомес и Кларисса. После этого мы все идем ужинать в «Чарли Троттер», ресторан настолько дорогой, что его обстановка напоминает салон первого класса в самолете или скульптуру минималиста. К счастью, хотя блюда здесь и выглядят произведением искусства, они ужасно вкусные. Кларисса фотографирует каждое блюдо, которое появляется перед нами на столе.
– Как оно, быть замужем? – спрашивает она у Клэр.
– Я чувствую себя очень замужем,– отвечает Клэр.
– Вы можете продолжить, – говорит Гомес. – Попробуйте разные церемонии: буддистскую, нудистскую…
– Интересно, я двоемужница? – спрашивает Клэр, поедая что-то цвета фисташек, украшенное несколькими большими креветками, похожими на близоруких стариков, читающих газету.
– Думаю, можно выходить замуж за одного и того же человека столько раз, сколько пожелаешь, – говорит Кларисса.
– А ты точно тот же самый человек? – интересуется Гомес.
То, что ем я, покрыто тонкими кусочками сырого тунца, которые тают во рту. Я наслаждаюсь вкусом, после чего отвечаю:
– Да, точно.
Гомес возмущенно что-то бормочет про законы дзена, но Клэр улыбается мне и поднимает свой бокал. Я чокаюсь с ней: тонкий хрустальный звук раздается и тает в гуле ресторана.
Итак, мы женаты.
II
КАПЛЯ КРОВИ В ЧАШЕ С МОЛОКОМ
– Что? Что такое, радость моя?
– Как мы можем, как можем мы это выносить?
– Выносить что?
– Короткое. Время такое короткое. Как мы можем его терять во сне?
– Мы можем вместе затаить дыханье и притвориться – поскольку все только еще начинается, – что у нас впереди целая вечность.
– И с каждым днем у нас будет оставаться меньше и меньше. А потом вообще не останется.
– Это значит, ты предпочла бы… не покидать своего дома в Лондоне?
– Нет. Вся моя жизнь устремлена была сюда! С тех пор как стало отсчитываться мое время. И когда я отсюда уеду, эти дни будут для меня срединной точкой, к которой все шло и от которой все пойдет дальше. Но теперь, любовь моя, мы здесь, мы здесь, в нашем сейчас, и все прочие времена пусть текут себе где-то еще. [76]
А. Байетт. «Обладать»
СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ
МАРТ 1994 ГОДА
(КЛЭР 22, ГЕНРИ 30)
КЛЭР: Итак, мы женаты.
Сначала мы живем в двухкомнатной квартире двухэтажного дома в Рейвенсвуде. Квартира светлая, полы из твердого дерева крашены в масляный цвет, в кухне полно старинных ящиков и старомодных приспособлений. Мы покупаем вещи, проводим воскресные дни в «Крейт-энд-Баррел», обмениваем свадебные подарки, заказываем диван, который не проходит в дверь квартиры и его приходится отправить обратно. Квартира – это лаборатория, в которой мы проводим эксперименты, проводим исследования друг с другом. Мы обнаруживаем, что Генри ненавидит, когда я в задумчивости стучу вилкой по зубам, читая утром газету. Мы решаем, что я могу слушать Джони Митчелл, а Генри – «The Shags», пока другой этого не слышит. Мы приходим к выводу, что Генри должен готовить, а я буду ответственна за стирку, и никто не хочет пылесосить, поэтому нанимаем женщину для уборки.
Мы окунаемся в рутину. Генри работает со вторника по субботу в Ньюберри. Встает в половине восьмого, готовит кофе, надевает кроссовки и отправляется на пробежку. Когда он возвращается, принимает душ и одевается, я вылезаю из постели и болтаю с ним, пока он готовит завтрак. После этого мы едим, он чистит зубы и убегает на работу, чтобы успеть на электричку, а я возвращаюсь в постель и сплю еще час или два.
Когда я встаю опять, в квартире тихо. Принимаю ванну, расчесываю волосы и надеваю рабочую одежду. Наливаю себе еще кофе, иду в дальнюю спальню, которую превратила в свою мастерскую, и закрываю дверь.
У меня нелегкое время, здесь, в крошечной мастерской, в начале моей семейной жизни. Пространство, которое я могу назвать своим, которое не занято Генри, слишком маленькое, и мои мысли тоже маленькие. Я – как гусеница в коконе из бумаги; вокруг меня сплошные наброски скульптур, небольшие рисунки, похожие на мошек, мечущихся у стекол, бьющих крылышками, чтобы вырваться из замкнутого пространства. Я делаю макеты, крошечные скульптуры, пробники для больших скульптур. С каждым новым днем идеи приходят все менее охотно, как будто они знают, что я буду морить их голодом и стеснять рамками. По ночам мне снятся краски, снится, как я окунаю руки в бак с бумажными волокнами. Мне снятся крошечные садики, в которых я не могу гулять, потому что я слишком большая.
