Слепухин догадался, что небеса не отвернулись от него, не зря ведь звездочка эта так долго ободряла и утешала, да и сейчас еще подмигивает… Вот и пришло его время вернуться на свою дорогу, и не надо пробивать стену, ее и открыть можно, да так и оставить открыто — результат будет тот же, рухнет… Главное — решиться и прикончить этого вот недоделку, этот брак, пока он не вызвал других уродцев — с целым нарядом слепухиных не справиться… Но ведь это ничего, он ведь не человека прикончит, а уродца недоделанного, самим Слепухиным и выдуманного уродца… это ведь ничего, это можно.
Слепухин зажмурился. Даже с закрытыми глазами он видел толстую шею майора, спешащего запереть железный ящик прежде, чем бежать в дежурку для вызова наряда. Широкий разворот — тяжелая лопата гильотинным ножом поднялась на уровень багровой шеи и ухнула, разгоняемая шумным выходом Слепухина.
Не глядя на казенного уродца, Слепухин торопливо разбирался в рычагах на пульте ящика и по скрипу наружных ворот понял, что шлюз открыт. Он торопливо прогрукал по шлюзу, боясь, что звездочка — его спасительница и поводырь — исчезнет куда-нибудь, потеряет к нему интерес или попросту затеряется безвозвратно среди тысяч других.
На выходе из шлюза Слепухин боязливо глянул вверх и сразу узнал ее — светлую и родную. Посеревшее утреннее небо безжалостно гасило звезды вокруг, закрывало любопытные взгляды с далеких небес, припрятывало небесные богатства от земли, но звезда Слепухина, казалось, только разгорается в светлеющем небе… Похоже, что она даже спустилась пониже, чтобы Слепухин ее случайно не спутал с другой какой…
Да ведь это и на самом деле его поводырь… Слепухин старался шагать побыстрее, хотя валенки проваливались в глубокий снег и приходилось с силой вырывать их обратно… Чьи-то давние слова шелестели на губах Слепухина вперемежку с его нынешними словами.
«Звезда моя, звезда светлая и утренняяя, ты да я только, ты да я вместе… позади остались псы и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду».
Снег впереди Слепухина брызнул фонтанно, запорошив лицо и глаза.
«Звезда светлая и утренняя, — бормотал Слепухин, отфыркиваясь от еще одного снежного фонтана… позади остались… позади».
Он оглянулся, уверенный, что позади сейчас все рушится: подламываются вышки, бесшумно рассыпается ограда, проваливаются внутрь крыши зоновских строений и гаснут медленно фонари.
Но зона по-прежнему вздымалась над его плечами мощной крепостью до самого неба. Совсем ясно увидел Слепухин напряженное лицо уродца на ближайшей вышке, недоделки, для стрельбы только и приспособленного… во все небо разрастался его серый глаз, перечеркнутый по зрачку автоматной мушкой. Глаз прищурился, и Слепухин разом потерял все трудноприобретенное умение в управлении сложным механизмом своего тела. Он завопил, но и это не помогло — тело его продолжало складываться, плечи проваливались вниз, подламывались колени и весь он стремительно ссыпался кучей костей, запутавшихся в тряпье. Запрокинутая голова бессильно моталась в падении, а глаза все еще старались зацепиться за спасительницу и поводыря, но и она — звезда светлая и утренняя с шипением тонула в снегу…
