Хазарские сны - Пряхин Георгий Владимирович
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
— Не на велосипеде?
И Медведев вполне серьезно ответил:
— В Академию иногда езжу. А здесь — слишком большая сутолока. Да и велосипед стибрить могут. Жалко.
Что верно, то верно. Здесь, у комплекса зданий бывшей «Правды», у Сергея у самого уже новенькую «Волгу» сперли: нравы тут отнюдь не академические.
Любопытная деталь: нынешний Президент России ездит, когда не летает, на бронированном «мерседесе», а нынешний Президент Соединенных Штатов — по существу на нашем «Зиле». Американцы никак не могли разгадать секрет непрошибаемой безопасности «членовоза», пока с наступлением новых времен, когда все у нас стало на продажу и на вынос (как и распивочно), не купили саму машину и не распилили ее. И выяснилось, что в бронированном, причем, разумеется, русской слоновьей брони, корпусе, панцире ее сидит и даже плавает — еще и потому «Зил» хорош для дремлющих седоков — герметичная капсул. Броня в броне. И собственные президентские кадиллаки американцы стали делать по этому же образцу.
Медведев же, насколько знает Сергей, первым из бывших членов п/б практически собственными руками построил и собственную, неказенную, поскольку из коттеджа тотчас наладили, деревянную дачу в академическом поселке Новодарьино, неподалеку от дачи Пришвина. Там они все, наверное, на великах гоняют. Поголовный Гринпис. В общем, в отдельных случаях и Москва держит удар достойно.
Появились в Успенском и другие секретари ЦК КПСС — неприкаяннее всех почему-то чувствовал себя только что переведенный в Москву глава Татарстана Усманов: знал бы он, как уверенно утвердится в новой России его преемник Шаймиев — и последний председатель Комитета партийного контроля прибалт — латыш Пельше надолго обозначил аскетическую чеканку должности — Пуго, будущий министр внутренних дел и еще одна будущая жертва не столько переворота, сколько собственной совести. Жертва вдвойне: вслед за собою увлек на тот свет и свою русскую жену…
В таком же, секретарском коттедже жил и Кручина. Формально должность у него, конечно, пониже, но кто ж не знает, что в любом, даже самом возвышенном сообществе, особенно в России, завхоз всегда играет фактически вторую скрипку, ибо подчиняется, прихоти исполняет одной только первой. Перед всеми остальными, даже перед формально второй, отбывает коверный — или подковерный — номер, а вот за первой следит в оба, угадывая каждое повелительное движенье державной брови.
Завхозы тогда, в девяностые, даже становились п е р в ы м и — взять ту же Московскую патриархию…
Шесть миллиардов рублей, тогдашних, тверденьких рублей в одночасье перевело управление делами ЦК, под которым были и газеты, и типографии, и дома отдыха, и просто прямые и немалые партийные взносы, на социальные нужды разваливавшейся страны — правда, не помогло. Не спасло.
К тому же иерархия в ЦК выстроилась, перед падением, весьма странная, что всегда способствует возвышению завхозов. Появились удивительные тандемы, пары и даже тройки членов и кандидатов, отвечавших за одно и то же направление. Самого Сергея, например, еще до работы в ЦК довольно долго утверждали на должность заместителя председателя Гостелерадио СССР. Прошел массу собеседований в ЦК. Наконец вызвали к Лигачеву, как раз ко Второму. Отбеседовали — Лигачев, надо сказать, умел слушать и проявлял к собеседникам вполне человеческий интерес. С легким сердцем возвращался Сергей на службу: теперь уже все, последняя инстанция пройдена, не будет же чаевничать с ним еще и Горбачев — не та должность, на которую его смотрят. Теперь остается лишь дождаться формального решения секретариата ЦК. Не тут-то было! Через неделю снова вызов на Старую: желает побеседовать Яковлев. Ехал в полном недоумении: Лигачев — прямой начальник Яковлева, зачем же после начальника, уже давшего «добро» на утверждение, беседовать на этот же предмет еще и подчиненному? Отчаевничали вновь — с Яковлевым вприкуску: он собеседник иного плана, так и эдак, по-кошачьи пробует визави на зуб, хотя больше говорит, внимательно взглядывая своими ярославскими, сам, раздумчиво и парадоксально. Возвращался в некотором замешательстве: что бы это значило? Какого берега держаться — левого? правого? Чьи указания впредь воспринимать как руководящие и, спотыкаясь, торопиться с их исполнением? Ясно ведь, что ему давали понять: как бы там ни было, а слухай сюда, не зря ведь Яковлев за час разговора ни разу не упомянул Лигачева, своего формального шефа.
Надо сказать, наиболее дальновидные не торопились, чтоб не споткнуться ненароком, с исполнением ни тех, ни других.
Такие же связки, по существу стреноживающие гужевых напарников, появились не только в идеологии. Подчиненные, рядовой состав ЦК, стремясь уследить за тенденциями и преференциями, сплошь стали раскосыми, как китайцы. А выйдя из одной начальственной двери, задумчиво останавливались возле другой, паритетной: заходить ли вообще и если заходить, то с какой степенью скорбности на прилежном лице? Секретарские же пары и тройки ходили друг за дружкою, как мешком из-за угла привеченные. Даже люди, прослывшие на местах энергичными, разворотливыми и решающими, будучи переведены с повышением в Москву, враз становились аморфными, бродили по новым своим казематам с пустыми глазами.
Все это, разумеется, тоже отражалось на негласной Успенской табели о рангах — жена Кручины, человека, который с комсомольских еще лет хороводился с Горбачевым, которого М.С., став еще только секретарем по сельским делам, сразу же сделал своей правой рукой, проведя в руководители сельским отделом, а потом, выйдя в генеральные, подтвердил помазание, назначив его управделами ЦК, — жена его в дачном цековском поселке действительно могла бы быть царицею бала. Особенно, если учесть, что мужчины вообще появлялись тут лишь к ночи да на выходных: на дачах верховодили дамы. Она же, обширная, уже похожая на кадку, кадку судя по невытравимым южным обертонам — с медом, появлялась в тесном дачном магазинчике в окружении липших к ней, на сладкое, внучат и шумно занимала место в очереди. И стояла с удовольствием, негребливо участвуя в стоячих женских посиделках, а потом еще и на улице, уже выйдя из продовольственного с гирляндою авосек поверх гирлянды внуков, останавливалась, завершая с кем-либо из собеседниц, нередко из обслуживающего персонала, горячее обсуждение животрепещущей проблемы кори или детских ангин.
И такая-то, даже такая! — не усмотрела, не уберегла, руки полные не подставила. Становясь «благородными», мы первым делом научаемся спать в разных кроватях с нашими простонародными женами.
…Итак, после Аркалыка, Целинограда, Кустаная, Павлодара, в которых он появлялся эпизодически, только для того, чтобы продиктовать, прокричать через полстраны в редакцию свои репортажи о ходе уборки урожая, потому как из регионов, а тем более из целинных безводных совхозов, по которым кочевал, даже бреясь иногда насухую, сделать это, докричаться до Москвы было почти невозможно (а попробуй найди в ней правду, залегая всю жизнь в такой глубинке), в то время как целинный урожай ввиду жесточайшей, второй год, засухи на всей остальной хлебосеющей части страны приобретал судьбоносное значение, его послали еще и в Волгоградскую область. Последняя проба, уже почти что ничего не значащая — если, конечно, не случится какого-то сумасшедшего провала.
И вот Сергей, в чьих легких еще не израсходовался уже примороженный, йодированный вечностью воздух необъятных казахстанских степей, в которые он, увлеченный в то время Павлом Васильевым, погружался, как в подводный мир, с восторженно выпученными глазами (на каждом гектаре отыскивая птичьи следы Bacильевских строк), пробыв пару недель в Москве и зачистив все командировочные хвосты, тупо, уже без былого ража (это ж сколько надо иметь его в запасе, чтоб на каждую подвешенную начальством морковку кидаться, как лев на бабочку-капустницу!) тилипался в поезде Москва-Волгоград.
Собственно до Волгограда он тогда и не доехал. Сошел в Михайловке — городок километрах в трехстах не доезжая Волгограда, известный крупнейшим цементным комбинатом. Год спустя Сергею еще предстояло поселиться на одной лестничной площадке со вдовой знаменитого и до самой смерти бессменного директора этого комбината, — вдова, похоронив мужа, перебралась с дочерью и зятем в Волгоград. Комбинат всю Михайловку покрывал серым, скрипящим на зубах саваном, не делая исключений и проплешин — даже директор, знаменитость, Герой, умер от силикоза легких: за тридцать лет бессменного руководства комбинат и впрямь засел у него не только в печенке, но и в легких. Его и похоронили — с комбинатом в груди. И даже в какой-то степени похоронили их двоих: несмотря на то, что освободившуюся руководящую должность занял сын, комбинат так и не поднялся больше до их совместных, с ветераном, высот. В девяностые годы и сам стоял полузадушенный, давая городку прочихаться и развиднеться, в последнее время — Сергей раз в два-три года проезжает, теперь на автомобиле, через Михайловку — закурился вновь: видимо, приватизировали. Сперва подготовили к фокусу, а потом накрыли волшебным колпаком.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Похожие книги на "Хазарские сны", Пряхин Георгий Владимирович
Пряхин Георгий Владимирович читать все книги автора по порядку
Пряхин Георгий Владимирович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.