– А либо в озеро?
– А фонтан?
– Один на, вода на?
– А помнишь, в 94-м, пригнали из пожарки? – Бородулин улыбается и роняет куйню на сапог Дедулика. Когда мат рассеивается в бледном шешуринском небе, Бородулин продолжает прерванный рассказ.
– Мужики помнишь, на? Шланги подали в озеро, а мы с брандспойту вверх дали? На? Не фонтан?
– Я лучше в баню пойду, – Дедулик смотрит, как сапог надувается изнутри, – ты мне ногу сломал!
– Во! – радуется Бородулин, – в фонтан опустишь – и перелома не будет…
– Саш, а ты где служил? – спрашивает мужа Бородулин.
– В Караганде, – остроумничает тот.
– Тогда тебе тоже – в фонтан…
Больше всего мне любопытны разговоры мужчин о «бабах». При мне – бесконечные мормышки, глушители, маржа, биржа, техосмотр и кровельные саморезы. Но! Если их (мужчин) соберется штук пять – зуб дам! – трое пройдутся по «бабам». Двое могут и про масло для двухтактных. Могут. А тут собрались – Стасик. Юный сосед Федя. Дедулик. Бородулин и казак Свербигуз. Муж всем этим руководил. Первые полчаса продержались на теме «на что берет налим и есть ли он вообще», но плавно съехали на «баб», едва я отвернулась к плите.
– Вот, Фёдор, доложи обстоятельно, как теперь с женским полом в столице городов, – Свербигуз лыс и пышно усат, – как себя девушки? Блюдут?
– Дядь Данила, вы типа насчет горизонтального промысла? – Федя пьет прибалтийское светлое. – Это сколько хочешь!
– Горизонтальные карьеры были на Воркуте, – Бородулин сероглаз, лучист и пьет только подсоленную воду, – мы там срока мотали. С пассажиром одним, так вот – если залегает…
– Кстати, залегает? – Свербигуз облизывает кончики усов, – насчет залегания прошу в подробностях!
– Мы в учебке под Витебском, – Дедулику не встрять, а поделиться хочется, – такую медсестру видали! Что ты! Пальцы оближешь, даже если в ихтиолке… я потом кино видел, она стала моделью. Заграницею. Или не она?
– На женщине всегда нужно жениться вовремя, – Бородулин макает сушку в солёную воду. Сушка растворяется и оседает хлопьями, – я всегда женился.
– Тебе бы в Воркуте навалили бы, если б не женился, – Свербигуз чешет волосатую грудь, – у меня друган конвойным был. Хошь, спою?
Все дружно умоляют Свербигуза не петь. Стасик, переставляя стопочки с разноцветной водкой, говорит:
– А я семь раз был женат!
– И что?
– Могу и в восьмой себе позволить!
Над величием этого момента задумываются все. Такого опыта нет ни у кого, даже у Дедулика. Бьется муха под потолком, орет застрявший под шкафом кот, шкворчат грибы на сковородке. Любовь – это сила, – думаю я про себя.
Есть особы ветреные, им нравится, когда дует. Есть особы плаксивые, они дождь любят. Я же люблю снег хлопьями и яркое, жаркое солнце. А тут развезло, замочило и стало холодно, сыро и зябко. Дедулик всегда в такую погоду тарахтит мимо нас. Отважный водолаз он, я так думаю. А тут зашёл, весь в дождевых струях, кепку снял, выжал на коврик, наступил на кота, прослезился, затанцевал на месте, наступил на Лёву, и муж, во избежание порчи движимого имущества, ловко подставил под Дедулика табуретку.
– Я, Дарья, тебе каво? Что? Я тебе, вот. Потому как Сашка твой мне всегда, ну, и я ему для тебя через. – На этих словах Дедулик стал шарить у себя за пазухой и извлек пластиковое корытце. Покашляв, Дедулик достал что-то розовое и длинное. – На. Када диета, хорошо. А то так бегал. Када без дела.
– Что это? – я вглядываюсь в содержимое корытца.
– Заиц. – Дедулик шмыгнул носом. – Я, значицца ехал, а он бежит када я иду. И все.
– Убил? – Я не могу сдержаться, чтобы не заплакать. Нежный розовый нос, серые ушки с розовой изнанкой, косые глаза, полные разочарования в жизни … – Зачем?
– Нет, ну, правда? – муж смотрит на стол, – пусть бы себе бегал. А теперь еще дробь выковыривать!
– Так, а что? – Дедулик поднимает брови и сам становится похож на зайца, – я не со зла? Он как заиц предмет добычи?
– У него ж семья была, – я смотрю в окно, умытое дождем, – мама была. Бабушка даже!
– Бабушку, наверное, Бородулин убил, – муж осуждает Бородулина, как охотника на зайцев, – а дедушку, я думаю, могла и Машка Перевозчикова грохнуть. Скалкой. Нет, печаль же?
– Да не то слово! Всю семью разметали! – перед моим мысленным взором плывет заяц, запеченный, украшенный клюквой и загорелым картофелем, – но, раз уж такая беда … – я тяну руку к зайцу. Дедулик, рыдая так, что слёзы от него разлетаются, как брызги от поливальной машины, хватает зайца, запихивает его назад, в миску, запахивает куртчонку, на рукаве которой почему-то написано «Harley Davidson forever», и, мельтеша руками, бежит к двери. Через минуту слышен веселый пук-пук мотоцикла, и стук дождевых капель по крыше мужниной бетономешалки.
– Зря ты, насчет семьи, – муж смотрит, как поднимается пар над кастрюлей с картошкой, – заяц сейчас самое был бы оно…
– Да ты тоже, с бабушкой, нет? – мне тоже жалко упущенной добычи, – чего тебя-то понесло? Теперь Дедулик выбросит зайца!
– Или продаст? – муж смотрит в то же окно, что и я. За стеклом виден мокрый кот. В дверь стучат. Входит Мишка Воробей.
– Ну? Вам зайца не надо? Задешево?
– ДАААА! – кричим мы хором.
По причине дождя Дедулик и приехал. Потому как, в вёдро смысл ездить? А тут – события кругом и везде.
– Знаешь, на? – Дедулик ласково почёсывает наколку «люблю братку Борика», – теперь повалило ужас!
– Чего?
– Всего повалило. Прям я в лес заехал – леса нет, на. Всё повалено!
– Это лесоповал, – уточняет муж, – щуку будешь? У нас еще кусочек есть?
– Щуку не на. Я тут взял на, а она не. Я даже коптить не стал. Я землянику взял. По шестьсот литр!
– Дорого?
– А на, поползый! Что ты! Там змеев стоко! Никаких денег! А так, из пенсии отщипнул, сиди дома ешь. Можно с сахаром или так.
– У тебя свет в твоём Барабашкино есть?
– В Машкино, – Дедулик гордится названием деревни и даже написалв районную газету статью «Как Машкино стало Машкиным».
– Барабашкино длиннее, – соглашается муж. – Так, что, свет есть, или опять керосиновую лампочку доставать?
– Когда был, когда нет, – Дедулик не любит про политику, – уезжал, не было. Приеду – кто знаит? Тута Стасик с горы на велике мне чуть между фар не съездил, а ты говоришь електричество … – и они с мужем идут в гараж, потому что там стучит генератор и воздух приятственный. А снаружи дождь. И кот спит дома, значит, дождь – надолго.
Дедулик совсем пропал. Кругом зимняя рыбалка, шутка ли?
– Куда тебе столько рыбы? – спрашивает муж завистливо.
– А мне не на! мне – на не на!
– А зачем?
– А ей проветривание организму делаю, да. – Дедулик примеривает спортивную кепку с ушами на меху, – на что щука в озере? Во! Я та щука и есть. Она знаш, как бегат?
– Из лунки не выпрыгивает? – мужу еще сильнее завидно.
– Када как. Скрывать сил нет, но бывает. – Дедулик горд. – Рыба ж хочет ко мне, навроде скучат. А! Вот! – и Дедулик достает полиэтиленовый мешочек. В мешочке что-то сгоревшее в муках на костре.
– ЭТО КТО? – я в ужасе.
– Это, девка, кура и есть. Вот, голову ей. И тебе принес. С головой, но без.
– Больная, что ли? – пугается муж.
– Не кашляла, – Дедулик двигает ко мне мешочек. Открываю – птица, навроде колибри, но крупнее. И – мясо у нее – коричневое! Коричневое, а не розовое, как у птиц с фабрики!
А потом я варю суп. И запахи кружат мне голову. Курица была соратницей Ленина, судя по возрасту. Она не уваривается, но уменьшается, будто съеживается… Но как же это вкусно!
