Сибирский папа - Терентьева Наталия

– Я хочу есть… – В дверях ванной стоял Йорик.

– Хорошо, я тоже. Пойдем. Почему ты не стал спать?

– Не знаю.

Мальчик подошел ко мне и обнял меня. Удивительное чувство. Я знаю стольких людей, которые не любят своих братьев или сестер. А для меня сейчас это самое большое счастье – что есть Йорик. Если бы можно было, я бы забрала его с собой в Москву.

На экране телефона появилось фото Вадика. Я не смогла не ответить ему, рука автоматически нажала кнопку «Ответ».

– Дочка…

– Да.

– Я тут, пока сижу в аэропорту, поговорил с нашим юристом с работы… Ведь, получается, мальчик остался один?

Я замерла. Да, понятно, что мысль – это квант, как дочка физика я это знаю… То есть как приемная дочка физика, привыкшая думать в тех же категориях. Как меня воспитали, так я и думаю. А кванты общаются на расстоянии, точнее, для них нет наших привычных расстояний. Понять это очень сложно, но это так.

– Да.

– Мы сможем его усыновить. Или хотя бы взять опеку. Это совершенно реально, если у него нет других родственников. Что с бабушками и дедушками?

– Ничего.

– Ну вот, значит, должно получиться.

– Пап, ты серьезно это говоришь?

Я отвернулась от Йорика, но он все-таки услышал, стал лезть поближе:

– Ты с кем, с кем разговариваешь?

Я обняла мальчика.

– Со своим отчимом. Знаешь, что такое отчим?

Да, Вадик это слышал. А что мне было делать?

– Ты слушаешь меня?

Вадик ничего не говорил.

– Пап, ну всё, ладно! Не я это всё затеяла.

– Да, Маняша. Хорошо. Вот я и говорю…

– Тут есть обстоятельства… но…

– Плохо тебя слышу, связь прерывается. Мне юрист сказал: если никто больше не претендует, чтобы стать опекуном, вообще будет просто. Особенно, раз никаких материальных проблем нет. Там же делить, как я понимаю, нечего? Ни других наследников, ни особого наследства?

Я промолчала. Ну да. Ведь родители – мама с Вадиком – даже не подозревают почему-то, что Сергеев богат. Почему!.. Потому что они мои родители. Которые живут в своем волшебном мире и абсолютно счастливы этим.

– Я уже с Валей поговорил, она согласна.

– Она мне ничего не сказала…

– Не успела, значит. Ему сколько лет?

– Восемь.

– Не оставлять же ребенка одного…

Ничего себе… Вадик об этом так легко говорит, как будто речь идет о том, взять ли Йорика на воскресенье с нами на дачу.

– Вы хорошо подумали?

– А что тут думать? Главное, чтобы он согласился. Согласие ребенка тоже требуется.

– Он согласен. Ты поедешь ко мне жить? – Я обняла Йорика.

Он кивнул, по-моему, ничего не поняв.

– Спасибо, пап…

– Да за что тут спасибо, Маняша!.. Ты ела что-нибудь сегодня?

– Толком нет.

– Поешь.

– Как раз собираюсь.

Я постучала в дверь Гене, который жил через номер от нас. Он сидел на краешке кровати и сразу вскочил, как будто ждал, что я его позову. В ботинки, стоявшие почему-то у окна, попал не сразу, ковырялся, весь покраснел, то смеялся, то извинялся, наконец, справился, потом искал куртку, лежавшую сверху на чемодане.

– Гена, успокойся. Мы просто идем ужинать, вниз, в кафе.

– А, понял!

Гена очень старался быть хорошим и покладистым, не мешать, не приставать, не ревновать… Он же вернулся, чтобы поддержать меня.

Я подумала – не написать ли Кащею, ведь он тоже остался здесь из-за меня. Из-за меня или из-за чего-то другого, что так не хочется облекать в слова. Пока думала, мы уже спустились.

Кащей сидел в ресторане внизу. Я увидела его сразу, его трудно с кем-то спутать, а он, увлеченный разговором, нас не заметил. Он смеялся, откидывал волосы с лица, они снова падали, он опять их откидывал. Перед ним стояла большой бокал вина, чашка кофе и какой-то десерт. Кащей сладкоежка, даже трудно предположить это, глядя на его худую фигуру и нервное лицо. Но у него всегда есть с собой конфетка, шоколадка, пакетик с грильяжем или мармеладками. Молодой мужчина, который много курит и при этом ест много сладкого, – очень непонятный человек.

Мне не слышно было, что он говорит, но по его томному и загадочному виду можно было догадаться, что он разговаривает с женщиной. Мне почти все равно. То, что было между нами, осталось в той жизни, где не было ужаса и смерти, которая, оказывается, так близко, совсем рядом. Мы не думаем об этом, когда все хорошо и, наверное, не должны думать. Мы должны жить, не понимая, что жизнь человеческая хрупка и в любой момент может оборваться. Или это неправильно? И мы не ценим жизнь, предъявляем ей какие-то немыслимые претензии именно потому, что не понимаем, как все ненадежно и краткосрочно в этом мире?

Кащей оглянулся, заметил нас, что-то коротко сказал в телефон и отложил его. Встал, быстро, в три прыжка, метнулся к нам, попробовал обнять меня длинной рукой, которая иногда растягивается у него, как у человека-трансформера. Я отодвинулась назад.

– Что-то не так? – улыбнулся одними губами Кащей.

Почему я никогда раньше не замечала, что у него такие пышные брови? Светлые, но излишне густые, как с другого лица. Зачем таким маленьким, глубоко посаженным глазам мохнатые брови? Ведь всё на нашем лице имеет какой-то смысл.

– Всё не так, Володя, – сказала я. – Ты не такой, и я не такая.

– Какая не такая? – попробовал начать игру Кащей, не обращая никакого внимания на Гену, который тут же побурел до корней своих медных волос, как положено.

– Идите, садитесь вон туда, к окну, – сказала я Гене и Йорику. – А я выясню все организационные вопросы с руководителем нашей делегации и тоже приду к вам.

Кащей ухмыльнулся. Он решил, что я хочу с ним играть. А потом пойду целоваться, как вчера. И, возможно, переступлю ту границу, которую не решилась перейти вчера. По тому, как он на меня смотрел, думаю, в последнем он почти не сомневался.

– Мария… – Кащей взял меня за запястья, стараясь говорить как можно интимнее, как будто мы уже лежали в постели.

– Да, Володь? – Я ничего не почувствовала от его прикосновений, но руки не сбросила. Я хотела услышать, что он скажет.

– Ты мне обещала… Я приду сегодня… Ты ведь согласна выйти за меня замуж? Мы всё вернем – то, что ты там… гм… сглупила… Это сложно, но я тебе помогу. Слышишь? Никто больше не поможет тебе вернуть то, что тебе принадлежит, а я помогу… – Кащей говорил быстро и страстно и очень тихо. Кто-то со стороны мог подумать, что он объясняется мне в любви. Я даже знаю, кто.

Я молчала. Пусть еще что-то скажет. Пусть скажет, и я буду точно знать, что ему нужно.

– Ты такая… – Кащей попытался наклониться к моему уху.

Я чуть отстранилась и повернулась, чтобы Гене было хуже видно.

– Здесь не надо, Володя.

– Конечно, конечно… Всё будет потом, да, Мария? – Он говорил совсем тихо, но отчетливо.

Хорошо, что мы теперь стояли так, что Гена не мог видеть выражения его лица. Мне не хотелось, чтобы у Гены началась паника или нервная икота.

– Ага.

– Больно? – Он подул на мой висок, где был синяк.

– Уже нет.

– Как-то ты неласково со мной разговариваешь…

Я промолчала. Мне проще уйти, чем конфликтовать. Иногда люди это неправильно понимают и продолжают настаивать на своем. Только это совершенно бесполезно. Можно орать, визжать и… сдаться. А можно молча остаться при своем.

– Мои юристы уже работают, Мария, чтобы нам с тобой…

Кащей еще что-то пытался говорить, я лишь кивнула и вернулась к мальчикам. Гена разговорился с Йориком, они обсуждали какой-то мультфильм. Гена любит мультфильмы и комедии – что в этом плохого?

Я, кажется, всё поняла про Кащея. По крайней мере, я услышала то, что он хотел мне сказать, то, что так сильно взволновало его. За стол с нами он садиться не стал, взял себе чашку кофе и уселся на диванчик у выхода, поигрывая телефоном и делая мне какие-то знаки, которые я даже не пыталась понять.

Еду нам принесли почти сразу, я не поняла, как можно было так быстро пожарить курицу и сварить пюре, наверное, это всё было готово. Йорик растерянно откусил кусок куриной ножки и отложил ее.