Как закалялась жесть - Щеголев Александр Геннадьевич

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87

— Посмотрим…

Славно поговорили. Когда судно было доставлено, Елена осведомилась:

— Ну и? Ссать при тебе? Ширяеву, наверное, вот, тоже интересно поглазеть.

Балакирев, кряхтя, поднялся.

— На горшок — сама. А проверим вместе, — он показал пипетку, с помощью которой капают мочу в специальное отверстие в тест-кассете. — В общем, кликнешь.

Развернул своего приятеля и легонько подтолкнул его:

— Гуляй, плевок.

Пошел и сам — к будуару.

— Я тебе этого не прощу, — сказала ему в спину Елена.

Он оглянулся.

— Я тебе тоже.

Скрылся с глаз. Слышно было, как он с грохотом обрушился на кровать. Портьера скрывавшая вход в спальню, долго еще колыхалась.

Трубу не порвешь, сколько ни дергай… Она и не дергала. Позвать кого? Ширяй — калека и трус, Виктор Антонович неизвестно где, Саврасов — гниль поганая, а ключи от браслетов все равно у Балакирева… Сдаться?

Вот еще!

Здесь же, в коридоре, громоздился вдоль стенки штабель заполненных контейнеров, результат «аккорда». Маленькая гордость. Смотрела бы на них Елена, и душа бы радовалась, если б не Вадькин взбрык. Контейнеры надо будет еще в кабинет спускать… но это позже, когда посторонние с первого этажа уберутся. Там к Саврасову явился мастер протезист, из-за чего, собственно, Елена и осталась на Втором после операции. Не хотела видеть отчима, ну не хотела! Ему делают протезы голени, а сегодня как раз принесли изделия «на примерку». Собираются впервые поставить урода на ноги…

Она сменила позу: ужасно устал локоть, болело запястье, сил терпеть было все меньше. Интересно, как терпят эти, в палате? Сутками ведь в наручниках…

«Не посмеют… — неслось оттуда горячечное бормотанье. — Нас найдут… У меня свояк в ментуре служит, так что щас всю Москву трясут…»

Были бы люди — было бы жалко.

«Материал», как и прежде, поступал через будуар, но наживкой теперь была Елена. Честно говоря, она поначалу надеялась, что Виктор Антонович как-нибудь поможет: к примеру, отловленную ментами шпану будет привозить или, скажем, нелегальных мигрантов, которых вокруг любого рынка — собирай, не хочу. Нет, зря надеялась. Неживой поставил вопрос жестко: сами, ребятки, с этими делами справляйтесь, а я к вам никакого отношения не имею. Проблемы, говорит, решу — в разумных пределах, — но в работе не участвую… Осторожный.

Ох, как жаль, что бомжи или еще какое чмо в качестве товара совершенно бесполезны. Один из новых посредников (бывший ученый, по словам Неживого) пытался объяснить Елене, в чем фишка, почему нужный эффект получаем, только если берем сравнительно молодых и, главное, благополучных людей. Говорил про отличия в микрогормональном фоне, про аберрацию иммунной системы… увы, Елена так и не въехала, образования маловато. Да и сам посредник признался, что все объяснения — только гипотезы. Короче, клиенты платят за «игрушки», сделанные из нормальных, не опустившихся, не сломанных жизнью мужиков, — и смирись с этим. Вот почему мать использовала постель в качестве приманки. А Елена думала — блажь да гонор…

Ничё, они с Вадькой и здесь не обделались.

Рыбная ловля «на Елену» оказалась ничуть не хуже, чем «на Эвглену» — если не лучше. Сколько в Москве педофилов, мама родная, сколько же их, грязных свиней! И как приятно их потом пилить, резать, снова пилить и снова резать… Поступление нового «материала» происходило таким образом: Елена шла вечером на бульвар и заводила кокетливые разговоры с мужчинами. Кто-то шарахался (нормальный, значит), а кто-то, наоборот, подхватывал тональность, — такого Елена приглашала к себе в гости. Мол, папики у нее богатые, но жадные (может, потому и жадные, что богатые). А ей, молодой и сексуально озабоченной, позарез нужны деньги. Готов ли уважаемый господин расстаться с малой частью своего кошелька? Если готов, то все очень удачно складывается, папиков как раз нет дома, в клуб уехали… Дальше возможны варианты. Часто клюнувший мужик настойчиво звал к себе, от чего Елена категорически отказывалась: мол, боюсь я, не девочка, и жисть навидалась во всяких видах. Иногда добыча срывалась, потому что и сама трусила. Но если не с первой, если не со второй, то с третьей попытки обязательно кто-нибудь шел с ней — попробовать ранней клубнички.

Вадим всегда был поблизости — страховал…

Вообще, работы навалилось — по горло и выше. Обслуживали, как и прежде, традиционных клиентов — элиту расейскую. Да плюс непрерывный экспорт — для элиты мировой. Пациенты в палате не задерживались. Ну, день, максимум два. Чаще всего из будуара попадали сразу на «аккорд». Иначе говоря, романтический, штучный период закончился, сменившись бездушным конвейером. Впрочем, так оно всегда и бывает: искусство сначала превращается в ремесло, а затем — в производство.

Забавно вот что: головы Саврасов принципиально не продавал. Собаки, говорит, твари неразумные, что с них требовать, а мы, люди, не должны познавать друг друга до такой степени. Моралист хренов…

Что же делать? Позорище. Как в такой ситуации поступила бы мать? Ясно, как: выполнила бы все требования взбесившегося жениха, а потом, помирившись с ним в постели, усыпила бы его и укоротила — навсегда. Крута была Эвглена Первая.

Была…

Эвглену Теодоровну прятать не стали, наоборот, предъявили миру ее тело. Про то, что она покончила с собой, никто не узнал. Зачем? Это известие ударило бы по репутации «фермы», что совершенно не нужно. Проскочила лишь информация о нападении известного маньяка-каннибала на их дом, и том, что четко сработавшая милиция обезвредила преступника.

Виктор Антонович помог все замять, следствие было тихим (если вообще было). Единственным следственным действием, которое Елена наблюдала, был визит некоего сморчка, называемого почему-то «драматургом». Елена подписала свои показания. Прочитать их Виктор Антонович ей не дал. Саврасов тоже что-то подписывал, при этом у них с пришлым ментом состоялся короткий разговор.

— И какие были последние слова Ромы? — спросил гость.

— Просил меня позвонить «драматургу», — ответил Саврасов.

— Можете звонить в любое время, — сказал гость и протянул визитную карточку.

Неживой тут же взбеленился («Не дури, вонючка, отстань от моих людей!»), отобрал визитку… впрочем, все это Елену не касалось.

А Купчиха, согласно официальной версии, скоропостижно скончалась. Заключение патологоанатома организовал тот самый «драматург». Причина смерти: аневризма сосудов головного мозга. Бич молодых и здоровых, вздыхали на похоронах скорбящие клиенты, по большей части пожилые и больные. Похороны были пышные, и присутствовало на них много известных персон — сплошь люди из телевизора. Сюжет об этом даже показали в новостях сразу на нескольких каналах. Эвглена Теодоровна была представлена, как крупный благотворитель и бизнесмен по линии медицинских услуг. Кстати, именно на похоронах Саврасов, исполняя роль супруга этой незаурядной женщины, свел знакомство с нужными людьми, причем, моментально был принят за своего. Умеет языком работать, нельзя не признать. Как он там сказанул в своей речи? «Наши мышцы — патриотизм, наш мозг — демократия, наше сердце — либерализм. Мы с вами, господа, единый организм, и какое счастье, что есть люди, озабоченные его здоровьем. И как же правильно, что уходят они первыми, взяв на себя наши недуги…». Полный бред! Однако слова эти, особенно насчет мышц, пошли в массы. Елена сама видела на рекламном щите какого-то кандидата в депутаты: «Патриотизм — наши мышцы!» Короче, Саврасов, блин, у нас и патриот, и демократ и либерал одновременно, — вот так запросто взял и вытеснил мать буквально отовсюду. «Наследник»!

А я тогда кто? — спросила себя Елена, прижавшись щекой к теплой трубе.

Девка, наказанная за блядство…

Она успешно заменила мать не только в операционной, но и в будуаре. Спала с Вадимом, который в первую же ночь после ТОГО ДНЯ лишил ее девственности. Предохранялась, конечно; зря Виктор Антонович на нее наорал… Хотя, он ведь о другом спрашивал — там, в кабинете, когда ее вырвало при всех, — он ведь все понял, отец… единственный живой человек в этой могиле, кишащей червями. В сущности, единственный близкий человек…

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87