Тот Город (СИ) - Кромер Ольга

– Знаете? – повторил он.

Я помотал головой.

– Это были вы, – шёпотом докончил он и снова сел.

Я засмеялся.

Он сказал, жадно глядя на меня:

– Видимо, у вас есть основания мне не доверять, но…

– Лев Яковлевич, – перебил я, – в сорок шестом году меня не было на свете. Я не знаю, почему этот человек был похож на меня, но это никак не мог быть я.

– А шрам? – шёпотом спросил он. – У него на лбу был маленький крестообразный шрам.

Я молчал, не зная, что сказать.

– Вы считаете меня сумасшедшим? – спросил он. – Не стесняйтесь, скажите, я бы тоже так считал на вашем месте. Более того, я был бы даже рад думать, что у меня просто поехала крыша по причине хронического недоедания. Как учёному, мне было бы легче так думать. Но дело в том, что эти консервы мы ели всю зиму. И это молоко спасло жизнь Катиному сыну Пете. И ещё там были чертежи.

– Какие чертежи? – спросил я.

– Подземной геотермальной системы, – шёпотом ответил он. – Я физик, но работал совсем в другой области, мне просто в голову это не пришло. Да, конечно, техническое воплощение – это всё моё, но идея, сама идея…

Я встал, сделал круг по кухне, прижался спиной к тёплой печке, внимательно разглядывая старика. Он не шутил, не разыгрывал меня, он ждал ответов, ждал жадно, нетерпеливо, словно голодный – еды.

– Как другие это объясняют? – спросил я.

– Никто не знает. Я никому не сказал, кроме Лены. Они думают, что я просто нашёл ещё один эсеровский схрон. Только Анатолий понял, что никакие эсеры не могли достать такой фонарь ни за какой заграницей. Но он меня не расспрашивал. А потом он и вовсе ушёл.

Старик замолчал, выжидательно глядя на меня.

– Послушайте, Лев Яковлевич, – взмолился я. – Вы же понимаете, что этого не может быть. Вы физик, вы должны знать, что путешествия во времени невозможны.

– Теоретически они возможны, – медленно произнёс старик. – Смотрите.

Он вынул из-за пазухи свёрток, аккуратно обёрнутый в старую газету, развернул её, достал несколько потрёпанных листов и протянул мне. Я увидел ксерокопию какой-то английской статьи, прочитал заголовок: «THE PARADOXES OF TIME TRAVEL by David Lewis» [66].

– Там на последнем листе дата есть, – сказал старик.

«Princeton University. Received September 4, 1975» [67], – было написано в самом низу бледным, едва различимым курсивом.

– Может быть, вы думаете, что Володя доставил мне это вместе с последними номерами «Правды»? – саркастически поинтересовался старик.

– Этого не может быть, – вяло сказал я. Мне было нехорошо, физически нехорошо. Подташнивало, немного кружилась голова, и больше всего на свете хотелось, чтобы старик ушёл.

– Почему? – спросил он. – Только потому, что этого раньше не было?

– Я не знаю! – крикнул я. – Бывают похожие люди. Двойники. Может быть, на самом деле есть Тот Город, и они вам помогли.

– Двойники, – повторил он. – Я тоже так подумал, когда вас увидел. Но теперь, с этим шрамом, теперь, когда я знаю, кто вы, я абсолютно уверен. Что же до Того Города – я с самого начала знал, что никакого города нет. Но я встретил женщину, о которой мечтал всю жизнь, и пошёл за ней в наивной надежде, что любимый человек может заменить целый мир. Кстати, Ольга тоже знала, что никакого города нет, поэтому и не пошла с нами.

– Она не поэтому не пошла, – возмутился я.

Старик усмехнулся, я прикусил язык, ругая себя последними словами. Он посмотрел на меня.

– Могу поклясться вам чем угодно, – сказал я. – Со шрамом или без, это не я. Я вообще не понимаю, о чём вы говорите.

– Верю, – ответил он. – Вот тут я вам верю. Знаете почему? Я вам объясню. Со всех вещей в бауле, включая продукты, были сорваны или срезаны этикетки. Они все были надписаны вручную. Но на банке с сухим молоком дата годности стояла на крышке. Произведено: январь 1989 г. Годно до: январь 1994 г. Я до сих пор храню эту банку. Хотите, покажу?

Глава двенадцатая

Петя

1

В начале июня после работы Ося заехала на прежнюю квартиру проверить, не пришли ли ответы на её многочисленные запросы и жалобы. Соседка, обычно встречавшая её в комнате со скорбным лицом, на сей раз выскочила в коридор с тремя конвертами в руках и закричала «Есть, есть!» так громко, что даже глухая Колина мать высунула из двери трясущуюся голову.

Ося вскрыла первый конверт, достала желтоватый плотный лист, пробежала глазами короткий текст, выхватила «не значится» и только потом прочитала шапку: «Минский городской отдел народного образования». В Минске Пети не было.

Письмо из второго конверта усилием воли она заставила себя читать по порядку. «Куницын Пётр Андреевич 1932 года рождения был эвакуирован в сентябре 1941 года вместе с остальными воспитанниками Харьковского детского дома № 19 в Екатерининский район Чкаловской области. По окончании войны вместе с детдомом вернулся в г. Харьков, в 1946 году поступил в Харьковское ремесленное училище № 14. Ваш запрос мы переслали в дирекцию училища. С уважением, А. Е. Федорчук, замзав отдела кадров».

– Ну что? – нетерпеливо спросила соседка. – Нашла?

– В Харькове, – пересохшими губами с трудом выговорила Ося. Руки её не слушались, и третий конверт она вскрыла так неловко, что порвала лежащий внутри лист, исписанный мелким чётким почерком. Сложив на столе две половинки, она помедлила пару минут, закрыв глаза и повторяя про себя: «Пожалуйста, пожалуйста», – потом начала читать.

«Уважаемая Татьяна Дмитриевна! – начинался ответ, и Ося вздрогнула, на секунду испугавшись, что это ошибка. – Гороно переслало мне ваш запрос. Пётр Куницын был учащимся нашего училища с 1946 по 1948 год. Петя очень умный мальчик, с прекрасными способностями к математике, несколько замкнутый, с обострённым чувством справедливости, очень самостоятельный и независимый. По окончании училища он был распределён на Харьковский паровозостроительный завод имени Коминтерна, откуда уволился сразу по окончании стажировки и получении четвёртого разряда. К сожалению, в отличие от многих других наших выпускников, по окончании училища он перестал поддерживать связь. Прилагаю адреса нескольких наших выпускников, учившихся вместе с Петром, возможно, кто-нибудь из них знает о его дальнейшей судьбе. Сожалею, что больше ничем не могу быть вам полезен. С уважением, замдиректора по воспитательной работе Чередниченко Александр Игнатьевич».

За подписью следовал список из шести фамилий с адресами.

– Ну что, что? – снова спросила соседка.

– В Харькове, – сказала Ося. – На заводе работал, потом уволился. Прислали адреса друзей, надо написать.

– Так давай, пиши, – велела соседка. – Прямо здесь и пиши, а по дороге уж и в ящик опустишь, на день раньше уйдёт.

Ося задумалась, ещё раз прочитала письмо и решила назваться тётей. Придумав короткий, в три предложения, текст, она переписала его шесть раз. Соседка предлагала помочь, но Ося отказалась: если адресаты вздумают сравнивать письма, они должны быть написаны одним почерком. По дороге домой она опустила шесть конвертов в почтовый ящик, вспомнила, что уже две недели не писала ни Марине, ни Витасу, ни Алле, вяло обругала себя, доплелась до дома и рухнула в кровать, успев подумать перед провалом в тёмную пропасть сна, что нужно купить раскладушку. Ей приснилось, что она снова в лагере, и такая страшная, безысходная тоска о себе, о друзьях, обо всех невинных и несчастных, согнанных новым тираном за колючую проволоку, одолела её, что весь следующий день она не могла сосредоточиться на работе, вздрагивала от каждого громкого звука и отчаянно мёрзла, несмотря на середину июня.

Ответ из Харькова пришёл неожиданно быстро. «Уважаемая Ольга Станиславовна! – было написано на тетрадном листе в клеточку. – Пишет вам Надежда Куницына, жена Петра Куницына. Я показала ему ваше письмо, он сказал, что помнит вас, что вы никакая ему не тётя и отвечать не надо. Но я всё ж таки решила вам написать, потому что мне кажется, что вы и вправду переживаете за Петю. Не сердитесь на него, у него была тяжёлая жизнь в войну. Вы не переживайте, сейчас у него всё хорошо, мы работаем вместе на заводе ФЭД, он – фрезеровщик, я – учётчицей. Ещё мы вместе учимся на вечернем в машиностроительном техникуме. Петя очень способный, все преподаватели его хвалят, и мне он очень помогает. Он хочет поступить в судостроительный институт в Ленинграде, но нам ещё целый год учиться. Всего хорошего. Н. Куницына».