Спонтанная покупка - Генри Вероника

– Ты можешь получить помощь. Сам знаешь. Поговори с Аароном.

Газ перевел взгляд на Аарона. Тот стоял в углу в окружении молодых парней, которые смотрели на него с явным уважением и восхищением. Роза прочитала мысли Газа: Аарон был полной ему противоположностью. Газ сидел напротив нее, съежившись и понурив голову.

– Это дно. Нет денег даже на подарок дочке.

Роза подумала о Герти, кровать которой была завалена мягкими игрушками. Она посмотрела на Аарона и услышала его предостерегающие слова у себя в голове. Потом взглянула на Газа и увидела лицо человека, который был унижен своей слабостью.

– Нам не разрешается давать деньги, – сказала она шепотом. – Но зайди на кухню и возьми кое-что из еды, прежде чем уходить.

Казалось, Газ испугался, что она могла подумать, будто он просит денег.

– Это не то, что я имел в виду. – Он потупился, переплел пальцы и еще сильнее задрожал. – Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

Что бы сделал ее отец? Роза задумалась. Фрэнк наверняка решил бы сомнения в пользу Газа. Это было рискованно. Ее голова говорила «нет», но сердце кричало громче. Двадцать фунтов за плюшевого единорога. Какой от этого может быть вред?

– Никто не узнает, – сказала она. – Никто не догадается.

Глава 5

Обычно после часа плавания в «Лидо» у Черри прояснялось в голове, и она могла сосредоточиться. Но сегодня вода не смыла ее тревогу. Она проплыла шесть раз от бортика до бортика, вытерлась, оделась и запрыгнула в машину. Сейчас она ехала из Эйвонминстера по подвесному мосту, направляясь на юго-запад.

Она выбралась из постели в половине седьмого, когда солнце стало пробиваться сквозь щели белых деревянных жалюзи. Надела спортивные штаны, футболку и кроссовки, стянула волосы в хвост. Она часто уходила из дому до того, как просыпался Майк. Ей нравилось приезжать в «Лидо» и плавать рано утром, но сегодня она была особенно осторожна, чтобы не разбудить его. Впрочем, он крепко спал, уткнувшись в подушку.

Внизу не наблюдалось никаких признаков вчерашней вечеринки с участием почти сотни человек. О празднестве говорили разве что ряды сияющих бокалов, которые успели высохнуть и теперь ожидали, когда их уберут в коробки, и поздравительные открытки, брошенные на кухонном острове. Черри вынула скатерти и салфетки из стиральной машины, и вскоре они закружились в сушилке.

В гостиной, прислоненный к стене, стоял «ангел-хранитель» Майка. Черри с ненавистью глянула на холст, подавляя желание пнуть его. Или отвезти к ущелью и сбросить с подвесного моста. До чего же отрадно будет смотреть, как работа Аннеки падает в реку и гибнет в воде, как размываются краски и цветные пятна плывут по течению!

Черри напомнила себе о своем обещании. Быть спокойной. И не терять достоинства. Она схватила сумку и поспешила к выходу. Ей нужно уйти, пока Майк не спустился вниз и не начал восклицать, какой чудесный вчера был день. Необходимо составить план, прежде чем она увидит мужа.

Сейчас она ехала по трассе М5, направляясь через Мендипские холмы в дом своего детства, в самое сердце Сомерсета. Когда-то ей не терпелось выбраться из крошечной сонной деревушки, где шагу нельзя было сделать, чтобы об этом все не узнали, в особенности если ты дочка местного врача. Казалось, сам воздух нашептывал ее имя, когда она проезжала через маленький рыночный городок Хонишем, мимо достопримечательностей своей юности. Приземистое здание средней школы по-прежнему на своем месте – она не поступила в грамматическую школу [3] и до сих пор помнит свое разочарование в тот день, когда объявили результаты экзаменов. Мама ее успокаивала: «Не всем дано получить классическое образование, дорогая. Ты преуспеешь во всем, чем будешь заниматься. Главное – использовать все возможности, которые дает тебе судьба. И слушать свое сердце. У тебя большое сердце, Черри. Оно тебя не подведет».

Слова матери утешили Черри, и вскоре она перестала волноваться, что провалила экзамены для одиннадцатилеток, так как ей разрешили ухаживать за толстыми коричневыми пони по выходным в местной школе верховой езды. Для нее не было большей радости, чем целый день крутиться на конюшне, жевать сэндвичи с ветчиной и печенье, сидя на заборе манежа, а в конце дня выпускать лошадей в поле.

Конечно, к ее четырнадцати годам привлекательность конских замшевых ноздрей и блестящих боков отошла на второй план, так как современная средняя школа могла предложить кое-что поинтереснее. То, чего не было в грамматической школе для девочек. Мальчики Хонишема, сквернословящие, с узкими бедрами и обжигающими руками, будили что-то внутри ее. Правда, проку от их пылкости было едва ли больше, чем от изрядно разбавленного кипятком кофе в «Золотом яйце», где они зависали.

Черри улыбнулась воспоминаниям. Прошло больше пятидесяти лет, а городок почти не изменился. Даже аптека «Бутс» на том же месте. Там Черри купила свою первую губную помаду: бледно-розовую со сладким химическим вкусом, которая делала ее губы еще более пухлыми, точно покусанными пчелами. В то лето, когда она начала красить губы, все изменилось. Все глазели на Черри Николсон – кто с неодобрением, кто с завистью, а кто и с неприкрытым вожделением.

Через две мили она съехала с шоссе и углубилась в сельскую местность; дороги становились все у́же, и вскоре появился черно-белый указатель с надписью: «Рашбрук».

Май был к лицу Рашбруку. Густо заросшие бутнем обочины, яблоневые сады в розовых и белых кружевах, воздух, сладкий от медовой пыльцы. Свет мягкий, не такой резкий, как в разгар лета; трава, деревья и кусты шелестят от ветерка, который то появляется, то исчезает, словно почтительная служанка. Наконец маленькие коттеджи с живописными садиками уступили место скоплению больших домов. Над крышами возвышался церковный шпиль. Сердце деревни. И в этом сердце – Вистерия-хаус.

Последняя возможность попрощаться и сделать окончательную идиотскую проверку – убедиться, что в куске мыла в туалете на первом этаже не застрял бриллиант, хотя Черри прекрасно знала, что никакого бриллианта там нет. Они с братом Тоби несколько месяцев все расчищали и устроили окончательную уборку три недели назад. Все поверхности блестели, и каждое окно сияло. Но сегодня она запрет входную дверь в последний раз. Ключи переданы агенту по недвижимости для новых собственников. Остался один. Ключ, который был у нее с детства. Она отпирала им дверь, когда возвращалась из школы или из конюшни. С потертой синей атласной ленточкой, продетой через дужку в головке. Замок никогда не меняли. Разумеется, это сделают новые хозяева, когда войдут в права собственности, но это случится не ранее полудня.

Нужно зайти в дом напоследок.

Черри проехала между каменными столбиками, отмечающими подъездную дорожку сбоку от дома. У литых чугунных ворот все еще стояла табличка «Продается» с надписью по диагонали: «Продано, до подписания контракт силы не имеет». Баннистеры, супружеская пара из Лондона, покупают дом. Их прельстила близость железнодорожной станции в Хонишеме и скоростная электричка до вокзала Паддингтон.

Расположенный чуть в стороне от дороги, Вистерия-хаус представлял собой квадратное, крепкое и надежное сооружение – идеальный дом для деревенского доктора. Бледно-лиловые вистерии [4], которые дали название дому, были в полном цвету. Черри почувствовала их запах, как только открыла дверцу автомобиля, вспомнив, как аромат поднимался к открытому окну ее спальни каждую весну, возвещая скорое лето.

Она прошла к парадной двери. По обеим сторонам от дорожки были клумбы с лавандой и с красными и белыми тюльпанами. Позже, летом, появятся дельфиниумы, наперстянка, ковер из мелколепестника, плетистые розы, а потом яркие георгины – темно-красные, фиолетовые и оранжевые. Она встала у двери. Вспомнила, как они с братом обнялись и попрощались с домом.

То, что они с Тоби вместе освобождали дом в течение нескольких месяцев, имело терапевтическое действие. Брат приезжал из Йорка, как только ему удавалось вырваться. Их связывало столько воспоминаний… Они заключили мир, простив друг другу все мелкие обиды юности, которые по большей части вызывали теперь смех. Тоби наконец признался, что поцарапал ее пластинку группы Jefferson Airplane, хотя в свое время божился, что и близко к ней не подходил. А кто еще мог это сделать? Черри призналась, что в его день рождения съела последний кусок торта, который он приберег для себя. Она вернулась домой из конюшни и не устояла перед шоколадной глазурью – на ней мама конфетами «Смартис» выложила букву «Т». Черри улыбнулась, вспомнив, каким нарядным казался тот торт. А что за торт был у Герти на ее последний день рождения! Над ним висел тюбик с разноцветными драже «Смартис», и его содержимое рассыпалось по верхушке и по бокам. Какой-то торт, не подчиняющийся закону притяжения! Нынче все должно быть супероригинальным, чтобы челюсть отпадала и можно было выставить фото в «Инстаграме» [5]. Ее душа тосковала по простым и невинным временам. И по материнским объятиям.