Тени исчезают в полдень - Иванов Анатолий Степанович

Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 174

И Морозов наяву почти видел попавшегося в крепкий капкан волка. Зверь царапал свободными лапами землю, ломал кости и выл страшно, обреченно. Этот крик разрезал его надвое, натрое, на десять частей, на сто…

Чтобы избавиться от всего этого, Устин сжимал до ломоты зубы, прятал голову под подушку и с болью пересиливал себя, вызывая в памяти видение далеких-далеких лет…

Горящие огнем заволжские степи, дым над рекой.

Черным густым дымом уплыл в небо стоявший на самом волжском берегу большой, просторный, на каменном фундаменте, двухэтажный дом, в котором вырос он, Костя Жуков, уплыли амбары и завозни. Все это их собственные батрачишки облили керосином и подожгли.

– Ишь, как настоящие баре отстроились тут! – орала деревенская голытьба, разоряя амбары с хлебом. – Дорожки песком посыпали, цветочков насадили, купальное место обстроили. А с нас все жилы вытянули, мироеды проклятые…

– Не переживу! Господи, не переживу! – кричала мать, трясясь своим мягким, тучным телом. – Костя! Отец! Где он, отец-то?

Когда начали громить усадьбу, отец задами, по зареченским кустам, скрылся на всякий случай из деревни. Но вскоре появился.

– Ничего, – глухо сказал он. – Флигелек уцелел – это хорошо. Перекатилась волна, многое унесла. Да кое-что осталось. Я глядел – один амбар с пшеницей не тронут… За остальное отомстим… Придет время.

Время пришло через несколько месяцев… Отец собрал в деревне отряд из зажиточных мужиков, расправился с теми, кто сжег усадьбу.

– Ну вот! – сказал он торжествующе, протирая небольшой офицерский револьвер. – Теперь бы жить, да по другим деревням надо под корень вырубить большевистскую заразу. Тебя, Костя, с собой бы взял, но мать шибко плохая. Увезу вас на всякий случай отсюда за Волгу, в одну деревушку, к надежным людям. Там переждете. Береги ее, мать-то…

Отец оставил их в этой деревушке и уехал.

… Месяца через два в домишко, где они жили, постучался ночью гривастый, с глазами навыкате человек. Он-то и принес известие, что его, Костин, отец недавно погиб в стычке с отрядом красноармейцев.

– Вместе мы с ним были… На моих руках умер. Вот просил тебе револьверчик передать. «Сын, говорит, узнает его». Узнаешь?

– Кто же ты такой? Как звать?

– А Филька Меньшиков. Сам я родом из Сибири.

Через несколько дней умерла мать. А пришелец увел его, Костю, в лесок. Там Фильку ждали несколько человек, таких же головорезов, как сам Меньшиков. С этого и началось…

Примыкали к Филькиной банде неизвестно какие люди, скрывавшиеся до поры до времени в лесочках и степных балках Неизвестно, когда и где они отставали или погибали в стычках с красноармейцами. Только его, Костю, да Филиппа Меньшикова, да Филькиного сотоварища Тараса Звягина, который одновременно являлся денщиком и правой рукой атамана банды, щадили пули и шашки.

Зато они-то никого не щадили. Темными ночами, а иногда и днем врывались в села и поселки, стреляли детей и женщин, рубили стариков, кидали гранаты в окна, поджигали дома и скакали прочь.

Филька любил устраивать ночные попойки у костра и под каждую стопку рубить пленных красноармейцев. Их специально берегли для этой цели, иногда таскали за собой по целым неделям. Потом привязывали к деревьям, раскладывали костер, усаживались вокруг огня. Начинал Филька всегда сам.

– Ну, разливай, – приказывал он Тарасу, кивая на кружки, вставал, подходил к пленному с обнаженной шашкой…

У Фильки это называлось «воспитывать сосунков», у Звягина почему-то – «сыграть в панфары».

– Давай, давай, сосунок мамкин! – орал затем Филька ему, Косте. – Привыкай, волжанин, не опозорь отца! Нас с твоим отцом этому делу Матвейка Сажин обучил. Ха-ароший был человек наш командир, Матвей Парфеныч Сажин, да голову сложил, так и не успев жениться. Вот, брат, как жизнюха складывается. Живешь и не знаешь, что наперед подойдет – свадьба со звоном или гроб с музыкой. Твой-то отец свадьбу успел сыграть, даже тебя народить да вырастить. Словом, просил он перед смертью Матвейкину науку тебе передать…

Сперва ему, Косте, было страшно, а потом привык.

Тарас Звягин ведал всеми продовольственными делами. Когда остальные Филькины головорезы носились по улицам той или другой деревни, крошили, как капусту, людей, Тарас умело опустошал погреба, выгребал сусеки с мукой, грабил лавки, к которым он питал особое пристрастие.

На второй или третий день пребывания Кости в Филькиной банде помощник Меньшикова вытащил из мешка новенький котелок, точь-в-точь такой же, какой Жуков видел на бритой голове самарского винозаводчика.

– Купи, слушай… – предложил Звягин вдруг, странно пошевеливая широко оттопыренными ушами, – Недорого возьму.

– Зачем мне? – удивился Костя.

Но вскоре перестал удивляться. Тарас каждый день кому-нибудь что-нибудь продавал, менялся, давал на подержание вещи за некоторую плату и т. д. Вещи ему обычно не возвращали, долги не отдавали, он ходил и хныкал, требовал, однако тут же, если просили, давал под небольшой залог новую вещь или ссужал деньгами. И самое главное – вел в растрепанной тетрадке строгий учет всех своих торговых операций.

Оказывается, Тарас был из деревенских лавочников. Пристрастие к торговле, как он признался сам, обнаружилось у него с детства. Но только перед революцией он сумел открыть небольшую лавку. Дело повел настолько умело, что через год все деревенские мужики, как сейчас Филькины головорезы, были у него в неоплатных долгах.

В семнадцатом году со Звягиным произошло то же, что и с ними, Жуковыми.

Однажды Филипп Меньшиков сказал:

– Вот что, Жуков Константин… молодой ты, да поспел уже, однако. Быть тебе отныне моей правой и левой рукой вместо Тараски. За храбрость. Так и отец твой завещал. Тоже хороший был мужик, крепкий… Под стать Матвею Сажину.

… Долго гуляли они по занятому белогвардейцами Заволжью, много совершили жутких дел, пролили невинной крови. Костя не раз предлагал присоединиться к какой-нибудь белогвардейской части, но Филька и слышать не хотел.

– Зачем? – пожимал он плечами. – И кто нас, таких красавцев, примет? Нет, мы уж так, сибирской ватажкой поживем…

К концу 1918 года Красная Армия заняла Казань, Симбирск, Самару, Ижевск. Филька заблаговременно увел свою банду к предгорьям Южного Урала. Тут кое-как перезимовали, а в начале 1919 года у берегов Волги появились передовые части колчаковцев.

– Ага, сучьи дети, говорил я вам – погуляем еще! – обрадованно завопил Филька. – Точите шашки да копите патроны!

На несколько недель Костя с Филькой привели банду в прежние места…

В конце апреля 1919 года Красная Армия перешла в контрнаступление, и на степных просторах Заволжья, под Бугурусланом, Бугульмой, Белебеем были наголову разбиты отборные колчаковские войска.

Они откатывались все дальше и дальше на восток. Филькина банда быстро таяла. Остатки он увел за реку Белую. Но здесь они наткнулись на какую-то красноармейскую часть. Фильку Меньшикова, его, Костю, Тараса Звягина с остатками их отряда загнали в топкое болото, из которого не было выхода.

– Все же посмотрим, может, тропинка какая есть, – сказал Филька, когда наступил вечер. – Вы, ребята, отстреливайтесь, если красные сунутся. До света-то вряд ли осмелятся. А мы с Костей пощупаем все же тропинку. Нащупаем – за вами вернемся.

– Утонете, засосет, – жалобно проговорил Звягин.

– Веревкой свяжемся на всякий случай.

– Все равно засосет обоих, – еще жалобнее промолвил Звягин. И зашептал горячо ему в ухо: – Я ведь, как и ты… сколько раз чуть под панфары не загремел. Филипп, слышишь, Филипп? Оно и хватит вроде…

– В самом деле, Филипп, – проговорил он, Костя. – Кто провалится в трясине – вдвоем-то легче вытянуть.

– А, черт! – выругался Филька. – Айда с нами, ладно! Вот веревка, обвязывайся вокруг. А вы, ребятки, в оба глядите.

Тарас тотчас вскочил, бросил за спину вещевой мешок, с которым никогда не расставался.

«Ребятки» остались глядеть, а Филька, Тарас и он, Костя, ушли в темноту, в глубь болота.

Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 174