Верхний ярус - Пауэрс Ричард

Горло забивается отрыжкой и страхом. Фут за футом он сокращает невозможный разрыв. У самого верха смеет поднять взгляд. Два лесных создания тихо его подбадривают, но он все равно не слышит, да и не верит. Тянется к чему-то твердому, все еще дыша. Плохо, но все-таки дыша.

— Видишь? — От сияющего лица женщины он задумывается, не умер ли по пути. Мужчина — дряблая кожа и ветхозаветная борода — вручает ему кружку воды. Адам пьет. Не сразу верит, что все в порядке. Платформа под ним покачивается на ветру. Древесная пара парит, предлагая ягоды.

— Спасибо, и так хорошо. — Потом: — Наверное, было бы убедительней, если бы я сказал это пять минут назад.

Женщина по имени Адиантум спешит по ветке к самодельному буфету, ищет чай, который, как она уверяет, спасет его от головокружения. Она ни за что не держится. Босая, на высоте двадцать этажей. Он зарывается лицом в подушку, набитую иголками.

Когда обретает силы, смотрит вниз. По лесу внизу растекается лоскутный бульон. Он пробрался через эту резню, проведенный посланцем Локи. Но вид с высоты птичьего полета еще хуже. Самый длинный и самый решительный древесный пикет в окрестностях — проводящийся идеальными субъектами для его исследования ошибочного идеализма, — последний большой пережиток, пощаженный вырубкой. Разрозненные рощи усеивают голые плеши, как клочки, пропущенные на подбородке неопытного подростка. Всюду свежие пни, мусор и сожженный валежник, обломки, усыпанные опилками, редкие стволы — в слишком крутых оврагах, чтобы с ними возиться. И куст вокруг большого дерева, которое эти пикетчики называют по имени.

Мужчина, Хранитель, показывает достопримечательности.

— Весь освобожденный грунт смоется по тому утесу в реку Ил. Убьет рыбу до самого океана. Уже трудно вспомнить, но, когда мы только пришли, десять месяцев назад, тут была зелень везде, насколько хватало глаз. Вот так мы и замедлили вырубку.

Адам — не врач, и после двухсот пятидесяти интервью с активистами вдоль Утраченного побережья не торопится раздавать диагнозы. Но Хранитель — либо в глубокой депрессии, либо прозревший реалист.

Вспышка далеко внизу, шмелиный гул тяжелой техники, и Хранитель наклоняется посмотреть.

— Вон.

Желтые лучи ярче бананового слизня полосуют растворяющийся лес в полумиле отсюда.

— Что у нас? — спрашивает Адиантум.

— Канатная трелевка. Пара «Катов» с бревнозахватами. Нас могут блокировать к завтрашнему дню. — Хранитель смотрит на Адама. — Лучше спрашивай, что хотел, и возвращайся вниз сегодня.

— Или присоединяйся, — говорит Адиантум. — Отдадим тебе гостевую.

Адам не может ответить. Голову все еще давит. Мутит от дыхания. Хочется обратно в Санта-Круз, анализировать данные из опросников и делать сомнительные выводы из железобетонной статистики.

— Будем только рады, — говорит ему женщина. — В конце концов, мы сами вызвались только на пару дней — и вот, пожалуйста, прошел почти год.

Хранитель улыбается.

— У Мьюра есть хорошая строчка. «Я всего лишь вышел прогуляться…»

Содержимое желудка Адама льется с двухсотфутовой высоты.

СУБЪЕКТЫ СИДЯТ НА ПЛАТФОРМЕ, глядя на анкету и карандаши, которые им вручил Адам. Их руки заляпаны коричневым и зеленым, под ногтями — корка перегноя. От них пахнет крепко и кисло, как от секвойи. Сам исследователь забрался в смотровой гамак над ними, тот не прекращает качаться. Он ищет в их лицах напряжение параноидного синдрома спасателей, который так часто видел в уже опрошенных активистах. Мужчина — способный, но все же фаталист. Женщина — хладнокровна, как не имеет права быть хладнокровным никто, кому так досталось.

— Это для твоей докторской диссертации? — спрашивает Адиантум.

— Да.

— В чем твоя гипотеза?

Адам так давно ведет опросы, что уже и слово-то узнает с трудом.

— Если я что-то скажу, это повлияет на ваши ответы.

— У тебя есть теория о людях, которые?..

— Нет. Никаких теорий. Просто собираю данные.

Хранитель смеется — хрупко и односложно.

— Но это же не так устроено, да?

— А как?

— Научный метод. Нельзя собирать данные без существующей теории.

— Я уже сказал. Я изучаю личностные профили экоактивистов.

— Патологическая уверенность? — спрашивает Хранитель.

Вовсе нет. Я просто… я хочу узнать что-нибудь о тех, кто… кто верит, что…

— Что растения — тоже личности?

Адам смеется и тут же жалеет об этом. Это все высота.

— Да.

— Думаешь, что, сложив все результаты и проведя какой-то регрессионный анализ…

Женщина тыкает в лодыжку партнера. Тот сразу замолкает, одновременно отвечая на один из двух вопросов, которые Адаму хочется подсунуть в его анкету. Второй вопрос — как они испражняются друг перед другом, в семидесяти ярдах над землей.

От улыбки Адиантум Адам чувствует себя фальшивкой. Она на годы моложе его, но на десятилетия — уверенней.

— Ты изучаешь, почему одни люди принимают живой мир всерьез, когда для всех остальных важны только другие люди. Тебе бы изучать тех, кто думает, будто важны только люди.

Хранитель смеется.

— К слову о патологиях.

На миг солнце над ними замирает. Потом медленно сваливается на запад, обратно в ждущий океан. Полуденный свет омывает пейзаж позолотой и акварелью. Калифорния, американский Эдем. Последние клочки юрского леса, мир, как нигде на Земле. Адиантум пролистывает брошюрку вопросов, хотя Адам просил не подсматривать. Качает головой из-за какой-то наивности на третьей странице.

— Все это не даст тебе ничего важного. Если хочешь нас узнать, давай просто поговорим.

— Ну, — Адама мутит в гамаке. Он может смотреть только на страну площадью в сорок девять квадратных футов под ним.-*- Проблема в том…

— Ему нужны данные. Простые параметры, — Хранитель машет на юго-запад, а там пилами плачет песня прогресса. — Закончите аналогию: опросники для сложных личностей — то же самое, что канатная трелевка для…

Женщина вскакивает так пружинисто, что Адам уверен — сейчас свалится. Наклоняется на бок, пока Хранитель отклоняется в противоположную сторону для противовеса. Они и не замечают своих двойных маневров. Адиантум поворачивается к Адаму. Он так и ждет, что она сейчас спорхнет, как Икар.

— Мне не хватило трех кредит-часов для диплома по актуарной науке. Знаешь, что такое актуарная наука?

— Я… это вопрос с подвохом?

— Наука по замене всей человеческой жизни на ее денежную стоимость.

Адам выдыхает.

— А ты, не знаю, не могла бы присесть?

— Ветра же нет! Но ладно уж. Если можно задать один вопрос.

— Ладно. Только, пожалуйста…

— Что ты можешь узнать о нас через анкету, чего не узнаешь, глядя нам в глаза и задавая вопросы?

— Я хочу знать… — Это испортит опросник. Он будет подавать намеки, которые обесценят любые их ответы. Но почему-то здесь, на вершине этого тысячелетнего бобового стебля, ему уже все равно. Адаму хочется поговорить — хотя давно уже не хотелось. — Имеющиеся данные говорят, что преданность группе берет верх над здравым смыслом.

Адиантум и Хранитель обмениваются усмешками, будто услышали, что наука доказала: атмосфера в основном состоит из воздуха.

— Люди создают реальность. Гидроэлектрические дамбы. Подводные морские туннели. Сверхзвуковой транспорт. Попробуй против этого возрази.

Хранитель улыбается, устало.

— Нет, мы не творим реальность. Мы ее только избегаем. Пока. Разграбляя природный капитал и скрывая затраты. Но счет уже идет, и расплатиться мы не сможем.

Адам не может решить, улыбнуться или кивнуть. Только знает, что у этих людей — крошечного меньшинства, не подверженного общественной реальности, — есть тайна, и он должен ее понять.

Адиантум разглядывает Адама, словно через одностороннее стекло в лаборатории.

— Можно задать еще вопрос?

— Сколько угодно.

— Он простой. Как думаешь, сколько у нас времени?

Он не понимает. Смотрит на Хранителя, но мужчина тоже ждет его ответа.