Иду на грозу - Гранин Даниил Александрович
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Крылов позвонил Аникееву, договорились встретиться в «Москве».
— Я не смогу, я уезжаю, мне надо собраться в дорогу, — сказала Ада.
— С чего это ты вдруг?
— Тетя выздоровела. Мне пора ехать.
— Тогда я не пойду.
Она принужденно улыбнулась.
— Хорошо, пойдем вместе.
По дороге Крылов уговорил ее зайти на Гнездниковский к Вере Матвеевне.
Два длинных звонка и один короткий. Открыл муж Веры Матвеевны, провел их в комнату, где за обеденным столом занимались два мальчика. Вера Матвеевна вышла из-за перегородки. Рука ее еще была на перевязи.
Крылов рассказал ей про то, как повернулось дело.
Он ничего не предлагал, но в комнате сразу воцарилась тишина. Мальчики разом подняли головы, и Крылов увидел тревогу в их глазах, а муж Веры Матвеевны уткнулся в газету.
— Да, да, очень интересно, — сказала Вера Матвеевна, — если бы мне обстоятельства позволили, я бы приняла участие.
Она проводила их в переднюю и там, оглядываясь, зашептала:
— Вы не обижайтесь на меня, Сергей Ильич! Я боюсь. Я как вспомню… Нет, нет, невозможно… Прошу вас, Сергей Ильич.
— Ну что вы, я понимаю, — сказал Крылов.
На улице Ада взяла его под руку, преувеличенно весело начала рассказывать про завод, как перед отъездом она заходила в ОТК, там теперь Долинин заправляет. Помнишь? Он ей показал прибор Крылова. Так все и называют «прибор Крылова». Она спросила у практиканта — смешной такой парнишечка, — что еще за Крылов? Он плечами пожал: какой-то изобретатель, ученый. Долинин напустился на него, а тот оправдывается: мы такого не проходили…
Крылов вздохнул. Милое время!
И Аникеев тоже был из того милого времени. Он расцеловал Крылова, потом назвал его идиотом за то, что Крылов не хочет вернуться к нему; поедая судак, изничтожил Лагунова и, выпив кофе, обругал Богдановского.
— Вы злой, — сказала Ада.
Аникеев воинственно выставил челюсть.
— Я слишком умен, чтобы быть добрым. А злые — это полезно. Злые двигают прогресс. Злые ниспровергают авторитеты. Сережа, тебе не хватает злости.
— Исправлюсь, — сказал Крылов.
Аникеев не переставал удивляться: как этому тихоне, простаку удалось сокрушить такую стену? Он допытывался у Крылова, но тот ничего не мог объяснить, он считал, что все произошло само собой.
— Да, человек может много, — сказал Аникеев, — если у него есть правда, он может черт знает что…
— Мсье Крылов?
Перед их столиком стоял профессор Дюра, с которым Крылов познакомился во Франции. Как он изменился! Вместо темпераментного, молодящегося толстяка перед Крыловым стоял печальный, обрюзгший, чем-то неизлечимо больной человек. Дюра рассказал, что недавно умер от лучевой болезни его сын.
— Меня пригласили на симпозиум, — сказал Дюра. — Но я не знаю, зачем я приехал…
Симпозиум открывался завтра, и сейчас в ресторане было много участников. Их можно было узнать по значкам и белым карточкам в петлицах, где было написано имя и страна. Здесь знали друг друга по многу лет, переписывались, спорили и никогда не виделись. Здесь царил особый счет, независимый от знаний, должности, наград. Здесь узнавали друг друга по тому, что сделано этим человеком, по его ошибкам, поискам, находкам. Только имя и работы, которые вставали за этим именем.
— С тобой хочет познакомиться доктор Регнер, — сказал Аникеев.
За работами доктора Регнера Крылов следил давно и отлично представлял себе этого немца с буйной фантазией и, очевидно, буйной шевелюрой, мощного, шумного. Аникеев с удовольствием любовался физиономией Крылова, пожимающего руку кокетливой длинноногой блондинке, которая немедленно принялась фотографировать Крылова.
Когда Крылов вернулся к своему столику, там остался один Дюра, Аникеев и Ада танцевали.
Крылов расспрашивал Дюра о его последних работах. Дюра вдруг вскинул руки, потряс над головой:
— Все бессмыслица. Как вы не видите! Мир сломался. В любую минуту нажмут кнопку — и за несколько минут все кончится. Вся наша наука вместе со всеми академиями и колледжами. Земной шар будет протерт дочиста. Леопарды, детские сады, картинные галереи, миссионеры…
— Шут с ними, с миссионерами… — сказал Крылов. — Охота вам…
— …симпозиумы, и мы вместе с нашими внуками и правнуками, все мы станем нейтронами и электронами и будем носиться по законам Гейзенберга, и сам Гейзенберг будет тоже носиться по своим законам. — Глаза его загорелись угрюмым весельем, он протянул руку, как бы касаясь пальцем кнопки. — Мир полон сумасшедших, подберется какой-нибудь сумасшедший — и мудрецы политики, которые строят прогнозы, — в пыль! Церковь святой Мадлен — в пыль!.. Вся история человечества кончается на этой кнопке, последняя точка истории.
— Неужели вы всерьез думаете, что эту кнопку нельзя уничтожить?
— Поздно. Она существует. Попробуйте уничтожить закон Ома, уравнение Максвелла. Они уже открыты. До них додумались, и сколько бы их ни уничтожали, они появятся.
— В том-то и дело, что ваша кнопка не закон! — воскликнул Крылов.
— О, она больше закона! Она бог! Современная религия. Все мы ходим под кнопкой. Молиться ей надо. В соборах вместо распятия — кнопку. Нет бога, кроме кнопки. Что вы противопоставите ей? Перед кнопкой все глупо — и ложь, и подвиг, и мужество, и даже цинизм. Как вы все можете спокойно жить? Я смотрю и не понимаю — вы что, слепые? глухие? Неужели вы не видите, что все сломалось? Вы думаете, это я из-за сына? Нет, сын — это моя личная трагедия. Рано или поздно каждый уходит, но есть будущее, есть ради чего работать, страдать. Так было всегда. И вдруг кончилось. Впервые. Будущее украдено…
Вся эта сбивчивая, лихорадочная речь начала раздражать Крылова. Дюра нравился ему, он был отличный ученый, и было больно видеть, как страх разъедает этот острый ум. Наворачивать ужасы можно какие угодно. В начале века пугали энтропией, тепловой смертью. Всегда находились устрашители, кликуши. Особенно религия любила рисовать кошмары, конец мира.
— Но бога нет, — подхватил Дюра. — Мы уничтожили свою веру. А что взамен?! Ничего. В чем нравственная опора? Так хоть была вера в бессмертие души…
— С вашей кнопкой богу не справиться, — сказал Крылов. — Лучше верить в человека. Главное — это жизнь, а не угроза жизни. — Они говорили по-английски, и Крылов подбирал слова с некоторым трудом. Ему очень хотелось, чтобы Дюра его понял. — Трагедия в том, что наука открыла атомную энергию слишком рано, когда мир еще не освободился от капитализма. История общества не поспевает за историей науки. Наверное, лет через двести наши страхи покажутся смешными.
— Вы думаете, будет кому смеяться?
— Да, да! — с силой сказал Крылов. — Отрицать всегда легче, чем утверждать. Дорогой Дюра, я не был на войне. Я представляю себе, что даже когда дело плохо и ты окружен, все равно надо драться до последней минуты. А ведь мы с вами не окружены, у нас сил больше, нас больше…
— Я бы мог возражать вам, — сказал Дюра, — но я не хочу выигрывать спор, я не хочу вас переубеждать. Мне надо понять, почему вы спорите… Откуда ваш оптимизм? На чем он…
Он замолчал, глядя на Аду, которая возвращалась с Аникеевым.
Она шла, высоко подняв голову, одинаково красивая для старых и молодых, и они, позабыв о своих спорах, улыбаясь, смотрели на нее.
— Вы все спорите, — сказал Аникеев. — Вам не хватает легкомыслия. Бурное развитие науки нуждается в легкомыслии…
Откуда-то из глубины зала появился Голицын вместе с Лиховым.
Аникеев окликнул их.
— Как ваши дела? — спросил у Крылова Голицын.
— Чудно, — сказал Крылов, — отличная группа подбирается.
— Кто же? — спросил Голицын.
— Я, один я. Зато крепкий, спаянный коллектив.
«И еще Ричард», — подумал он.
Лихов что-то рассказывал Дюра по-французски, и Дюра удивленно и задумчиво смотрел на Крылова.
— Чуть не забыл, — сказал Голицын. — Ко мне обращался Микулин, помните, дипломант Микулин.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Похожие книги на "Иду на грозу", Гранин Даниил Александрович
Гранин Даниил Александрович читать все книги автора по порядку
Гранин Даниил Александрович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.