Дюжина аббатов - Манчинелли Лаура
– Выпейте, синьоры, за мое здоровье, – сказала маркиза, приподняв слегка свой кубок.
Все поднялись и выпили за здоровье прекрасной обитательницы замка. Поднялся дрожа и необъятный аббат Торкьято, который, спрятавшись за бочкой, просидел там почти все время ужина. Он тоже поднял дрожащей рукой свой кубок и выпил вместе со всеми. Пылающий огонь, который обжег внутренности, стек по горлу сотрапезников, и то были испуг, радость и наваждение. Все растерялись: так необычна была эта пылающая вода, а потом взрывы смеха, и возбужденные голоса, и почти крик, и почти препирательства между всеми этими господами, такими серьезными и сдержанными при других обстоятельствах. Принесли другие сосуды с прозрачной жидкостью, и маркиза объяснила, как ее получают, перегоняя в больших медных перегонных кубах крепкое вино, что родят скалистые уступы долины.
Но кто-то уже взял в руки флейты, арфы и большие лютни, и под шум смеха и едкие шутки зазвучали вразнобой танцы. Потом флейты, трубы и барабаны объединились и сыграли сальтареллу, которую донна Марави исполнила в неистовом ломбардском ритме и с горячностью южной крови. Венафро и герцог тоже взяли в руки свои флейты, а аббат Мистраль играл на большой аравийской лютне.
Я не могу вам сказать, до каких пор продолжался этот праздник, я знаю только, что усталые слуги уснули, уронив головы на кухонные столы, а в просторной зале установилась тишина, только когда бледная зимняя Аврора, победив последние красноватые языки пламени светильников, осветила беспорядок, царивший в зале, сизым светом: опрокинутые скамьи, длинный, все еще накрытый стол, блестящие кубки, большую бочку, стоящую посреди стола, и среди всего этого черную тушу аббата Торкьято, который покоился бездыханный, уронив голову на стол, столько раз даривший ему наслаждение на протяжении славно завершившейся долгой жизни.
ФИЛОСОФ
Если бы кому-либо пришло в голову тринадцатого января высунуться из окна, у него возникло бы ощущение, что мир испарился. Провалился, растаял: исчезли деревья, горы, исчезла самая земля, на которой высился замок, исчезли небо, птицы, собаки, быки, пастухи, козы, коровы, исчезли дома и дым из труб, крыши, конюшни, сеновалы – в общем, исчезло все, и лишь замок парил в невесомости, как одинокий остров в океане Вселенной – белом и безмолвном. Первоначальный страх и тоска, которые вызывала эта белая стена, сменялись неистребимым ощущением промозглой сырости, волнами вливавшейся в открытые окна будто в стремлении поглотить даже и сами комнаты, и весь замок.
– Проклятый туман, – пробормотал герцог, глядя на него с ненавистью. – Нигде больше в мире не встретишь такого зловредного тумана.
Пока герцог бурчал в своей комнате, Венафро в задумчивости смотрел в окно, за которым совершенно ничего не было видно. Но он скорее думал о чем-то своем, нежели смотрел… Это был один из тех странных дней, когда мир кажется таким далеким, что даже вовсе забываешь о его существовании.
А мир между тем не прекращал существовать, более того, он торопился к воротам замка и совсем скоро стал слышим, обернувшись грохотом ударов, которые кто-то щедро наносил в придворные ворота. Они сопровождались громкими криками и звонким щелканьем бича. Можно было бы сказать, что под воротами бесновалась целая армия или по меньшей мере какой-то гигант. Слуги, однако, высунувшись из окошек, не увидели ничего, кроме плотной белой пелены тумана.
Но шум не смолкал, что являлось решительным знаком того, что мир у ворот замка всеми силами старается заявить о себе. Только отшельники знают, какой мощью обладает мир. Отшельники, которые уходят в пустыню и забираются на недоступные и необитаемые горы и день и ночь проводят в молитвах, мучаясь голодом и холодом и испытывая разного рода лишения, истязая тело и умерщвляя плоть, чтобы бежать от мира и забыть о его существовании. Потому что даже туда, куда не доходят дороги и тропинки, где человеческая рука не распахивает полей и не сажает винограда, там, на берегах, где ни один рыбак не растягивал своих сетей и ни один корабль не бороздил морских просторов, там, где природа все так же девственна, как будто только что была создана Богом, – туда тоже доходит сила мирского со всеми ее искушениями и манящими соблазнами. И тогда случается, что святому отшельнику, впалая грудь и ничтожная плоть которого вопиют о столь желанной ему аскезе, во время короткого ночного забытья является мир, чтобы смущать и прельщать его снами, полными желаний, и видениями томно колеблемых, благоухающих покровов, таящих блистательную наготу от нескромных взглядов. Таково коварство мира, который обнаруживает себя в предметах внешне невинных, но готовых пробудить грешную тоску. Ими могут стать и нежный побег пальмы, и молодая бегущая косуля, и пара спаривающихся насекомых, или простое яблоко, или цветок, или аромат луга, или цвет неба. Так могуществен и коварен мир.
В данном случае мир явился заявить о себе с таким шумом не под видом бесчисленной армии захватчиков и не в виде гиганта или чудовища, в обличье которого он часто заключает свою коварную силу, но в образе молодого клирика верхом на старой кляче, запахнутого в плащ, служащий ему одновременно седлом. Он гордо восседал в своей остроконечной шапочке, какую обычно носят студенты, с двумя длинными покачивающимися перьями: желто-зеленым петушиным и снежно-белым лебединым. Этот служка вовсе не был гигантом – скорее среднего роста, не был он и уродлив – всего лишь белокурый юноша. С его обликом не вязалась только спешка, с которой он проник во двор и устремился внутрь замка, обращаясь к слугам на том странном наречии, что принято по ту сторону Альп, а именно в великом Париже.
В зале, в огромном камине, выложенном листами меди для производства и распространения тепла, был разожжен огонь. Здесь клирик уселся и, кажется, успокоился от тепла и спокойного света камина и даже перестал говорить по-французски, когда молодая служанка поставила перед ним чашку горячего вина. И тогда обнаружилось, что его молодые голубые глаза, кроме того, дерзки и исполнены самонадеянности. Он жадными глотками пил горячее вино, и его полиловевшее от холода лицо приобретало обычный цвет. Слуги стояли вокруг и с любопытством на него смотрели. Каждый спрашивал про себя, какая нечистая сила привела этого хрупкого юношу в замок и не дала ему пропасть в буране и не упасть бездыханным и замерзшим в снегу и как его жалкая кляча не поскользнулась на льду. Все это казалось удивительным еще и потому, что видели его здесь впервые и полагали, что он не мог знать ни дорог, ни тропинок, ни тысячи опасностей, которые горная долина скрывает под снегом и туманом.
Когда путник обогрелся и приободрился, он спросил о хозяевах замка, кто они и отличаются ли гостеприимством, и, удовлетворившись ответами, попросил представить его. Здесь гость, не преклоняя колен, а лишь слегка поклонившись маркизе, объявил, не открывая своего имени, что он философ и закончил парижскую Сорбонну, которая снискала себе славу самой известной школы логики. Пронесся шепот, донны и шевалье переглядывались с изумлением и любопытством: впервые ко двору прибыл философ!
Первым нарушил тишину Венафро:
– Вы хотите сказать, мессер, что у вас есть разрешение и вы наделены всеми необходимыми полномочиями, чтобы открыть новую школу и обучать нас логике и теологии?
Философ замер в размышлении, разглядывая пол, потом он ответил:
– Да! Скажем так: у меня могла бы быть лицензия, и я мог бы располагать всеми необходимыми полномочиями.
Помолчав, он добавил:
– Но у меня ее нет.
– Объяснитесь подробнее, – проговорила маркиза, беря его под руку и подводя к скамье.
Философ расположился на меховых шкурах, которые покрывали скамью, и, расслабившись от их тепла и благорасположения маркизы, продолжил:
– Дело в том, мадонна, что я был изгнан из Парижа. Более того, я бежал оттуда. Я бежал оттуда, ибо был осужден как еретик.
Дрожь пробежала по телам присутствующих, потому что все знали, какая судьба ожидала еретика.
Похожие книги на "Дюжина аббатов", Манчинелли Лаура
Манчинелли Лаура читать все книги автора по порядку
Манчинелли Лаура - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.