Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
– Благодарю. Поняла.
– Я не принадлежу к той категории врачей, – гордо заявил Зинфандель, – которые любят мистифицировать пациентов или их близких. Предпочитаю представлять все в реальном свете, каким бы драматичным это ни казалось.
– Поверьте, я высоко это оценила, – пробормотала Шейла.
– Я сообщу вам о результатах, как только сам их узнаю. Тем временем умоляю – примите мой совет и немного отдохните.
– Еще раз большое спасибо, – откликнулась Шейла.
Доктор быстро вышел из комнаты и вприпрыжку помчался по больничному коридору, как будто считал, что только на такой скорости способен обогнать смерть, слоняющуюся по бесконечно большой территории, вверенной его попечительству.
– Задница он ослиная, если хочешь знать мое мнение, – сказал Оливер. – Но врач, судя по всему, классный.
– Да, – согласилась Шейла. – Жаль только, что оперировал не он, а тот, другой.
Теперь Деймон находился в каменной комнате с низким сводчатым потолком. Комната располагалась на последнем этаже здания. Он понимал, что его поместили в специальную палату. С того места, где он лежал, можно было увидеть ярко освещенное помещение, где, судя по всему, веселились на вечеринке медсестры и их приятели. Участники веселья пили, ели и оживленно болтали. Из нескольких кассетных магнитофонов доносилось монотонное звучание похоронной музыки. Какой-то молоденький врач из числа гостей сказал: «Это – подлинный шедевр. Я приобрел его сегодня. Мелодия написана к похоронам принца Альберта Бельгийского. Мне пришлось отдать двести баксов, но запись того стоит».
Деймон сказал Шейле, или ему показалось, что он это сказал:
– Попроси их заткнуть эту проклятую музыку.
Шейла витала над ним, то появляясь перед глазами, то исчезая из его сознания вовсе.
В одной комнате с ним лежал какой-то старец. Мускулистый молодой негр, похожий в своей майке-безрукавке на боксера, злобно колотил кулаками по животу и груди старика. Деймон понимал, что от подобного обхождения старец должен умереть. И старик вскоре действительно умер. Знал Деймон и то, что должно было произойти после этого. Однако его руки были накрепко привязаны к кровати, и он ничего не мог предпринять. Труп старика увезли, и негр, развернувшись к Деймону, стал яростно избивать его. Мускулистые руки работали, словно два громадных рычага. Время от времени негр прекращал избиение и почему-то принимался брить Деймона с помощью старинной опасной бритвы. Сделав движение бритвой, он наклеивал на щеку Деймона полоску пластыря и с помощью шариковой ручки записывал на нем день и час. После этого негр опять принимался избивать его. Деймон не мог даже кричать, бесстрастно принимая мысль о том, что черный должен его прикончить.
Но из ярко освещенной комнаты раздался взрыв смеха, и кто-то произнес:
– Мы опаздываем на вечеринку. Оставь его на завтра. Его повезли – он не мог сказать куда, – и все ушли, весело болтая. Деймон остался один. Ему в глаза, причиняя сильную боль, били яркие лучи света. Над ним снова проплыла Шейла.
– Ты должна забрать меня отсюда, – сказал он, каким-то образом понимая, что с его губ не слетело ни единого слова.
– Дорогой, – как ему показалось, произнесла Шейла, – люди платят большие деньги за то, чтобы умереть в этой палате.
– В таком случае, – продолжил беззвучно Деймон, – пусть от меня хотя бы уберут черного. Он намерен меня убить. Меня многие хотят убить. Тебе следует обратиться в полицию. Попроси Оливера позвонить в «Тайме» – он знает там кое-кого. И тебе надо отсюда смываться. Они и тебя прикончат.
Шейла уплыла, а Деймон попытался уснуть, но яркий, бьющий в глаза свет не позволял это сделать. На стене палаты висели большие часы, но время на них шло назад и очень быстро. Движение стрелок было заметно с первого взгляда. «Они хотят одурачить меня со временем, – подумал Деймон, – чтобы я не знал, ночь на улице или день. Наверное, это не что иное, как новая утонченная пытка».
– Роджер не говорит, – сказала Шейла Оливеру, – но каким-то образом он ухитрился дать мне понять, что ему требуется ручка и лист бумаги. Хорошо, что процедура с ангиограммой удалась, по крайней мере до этого момента.
Мне кажется, он чуть-чуть окреп. Роджер способен удержать в руках перо и даже кое-как общаться. То, что он царапает, разобрать практически невозможно, но мне удалось понять пару слов. Роджер считает, что какой-то черный медбрат пытается его убить. На самом деле этот человек делает то, что ему приказано – массаж Роджеру, чтобы размять образующуюся в легких мокроту, иначе ее невозможно отсосать. Это облегчает Роджеру дыхание. Но как ему это объяснить? Он ведь ничего не соображает. Деймон, насколько я знаю, вовсе не расист, но все мы в глубине души… возможно, мыслим иррационально… – Она с безнадежным видом пожала плечами. – Одним словом, я попросила заведующего отделением реанимации убрать темнокожего от Роджера. У мужа и без этого достаточно тревог. Теперь выяснилось, что в первый день они сделали ему двадцать шесть переливаний крови. Никто не понимает, как он еще живет. Теперь у Роджера отказали почки, и его должны подключить к какому-то аппарату. Гемодиализ, говорят они. Однако врач, который за это отвечает, может приступить к делу только завтра утром. Кроме того, им побыстрее надо извлечь из гортани трубку и сделать ему трахеотомию. Если этого не сделать, то голосовые связки могут сильно пострадать. Первое обнадеживающее заявление.
В тоне Шейлы прозвучала горькая ирония. Сделав паузу, она продолжила:
– Это означает, что, по их мнению, у Роджера сохранились кое-какие шансы, и медики хотят, чтобы он мог говорить, если их надежды оправдаются. Но специалист по трахеотомии появится только в понедельник, то есть через четыре дня. Не слишком ли поздно? Разве могли мы предположить, что в таком солидном заведении нельзя найти нужного специалиста сразу? И чего стоят все газетные россказни о том, как проводят трахеотомию на полу кабака с помощью перочинного ножа, чтобы спасти бедолаг, подавившихся непрожеванным куском бифштекса. Они здесь даже не могут прийти к согласию, как называть операцию. Одни доктора говорят «трахеотомия», другие «трахеотомия». – Сказав это, Шейла недоуменно покачала головой. – Название имеет огромное значение. Может быть, замена «о» на «с», и наоборот, полностью меняет значение слова. Откуда мне знать? Теперь я жалею о том, что в молодости изучала детскую психологию, а не медицину. Будь я врачом, сделала бы все, чтобы изменить характер работы этой до ужаса неповоротливой больничной машины.
