Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
А, — протянула она, тяжело опускаясь на свой старый вращающийся табурет. — Теперь у тебя завелись деньги, ты можешь заплатить по счетам, и, я думаю,ты уйдешь из школы и куда-нибудь уедешь, да?
— Я пока не совсем представляю, что делать дальше. Но вы должны согласиться, мадам, что мы с вами не очень-то ладили, правда?
— Слишком уж у тебя много идей, которые мне не по душе. Ты воображаешь, что знаешь больше моего! Возомнила, что проработала здесь несколько месяцев и можешь отправляться открывать новую школу! — Она злорадно улыбнулась, увидев, как я вздрогнула от неожиданности, подтвердив верность ее догадок. — Так… По-твоему, я тоже круглая дура? Да тебе по гроб жизни не найти другую такую, как я. Я тебя насквозь вижу, Кэтрин. Ты меня не любишь, не любила и любить не будешь. И все-таки ты явилась сюда, чтобы понять, как браться задело… я опять права? Ну и что, мне плевать. Балетные школы появляются и исчезают, но школа балета Розенковых будет всегда! Когда-то я собиралась передать ее Джулиану, но он погиб, и тогда я решила, что после моей смерти я завещаю ее тебе. Но я не сделаю этого, если ты увезешь сына и не дашь мне его учить!
— Воля ваша, мадам, но я заберу Джори с собой;
— Зачем? Ты думаешь, что сможешь учить его так же хорошо, как я?
— Не скажу наверняка, но надеюсь, что смогу. Мой сын может и не захотеть становиться танцовщиком, — продолжала я, не обращая внимания на ее неподвижный тяжелый взгляд. — Если в один прекрасный день он предпочтет именно это, думаю, что буду хорошим учителем, не хуже прочих.
— Если он предпочтет именно это! — она точно стреляла словами. — Разве есть у сына Джулиана какой-то другой выбор, кроме балета? Он у него в крови, а еще более, в сердце! Он либо будет танцевать, либо сгинет!
Я встала, собираясь уходить. Я намеревалась быть с ней доброй, думала позволить ей участвовать в воспитании Джори… Но злоба в ее холодных глазах побудила меня переменить решение. Она превратит моего сына в то же, во что превратила Джулиана: в человека, имеющего один-единственный выбор, а потому обреченного никогда не обрести удовлетворения жизнью.
— Я не предполагала говорить вам это сегодня, мадам, но вы вынуждаете меня так поступить. Вы заставили Джулиана поверить, что если он не сможет танцевать, жизнь утратит всякий смысл. И он оправился бы от перелома шеи и внутренних повреждений, но не от ваших слов, что больше ему не танцевать. А ведь он вас услышал. Он не спал. И предпочёл умереть! Само по себе то, что он был в состоянии двигать свободной рукой и даже оказался способен стащить ножницы из кармана той сиделки, уже свидетельствует о начавшемся выздоровлении, но впереди он не видел ничего, кроме унылой пустыни, где не существует балета! Так вот, мадам… с моим сыном вы такого не сделаете! Мой сын получит возможность сам выбрать, какой жизни ему хочется, и я молю Бога, чтобы это был не балет!
— Ты дура! — выпалила она, вскакивая, и принялась ходить туда-сюда перед своим старым, видавшим виды столом. — Нет ничего прекраснее преклонения поклонников, грома аплодисментов, ощущения в ладони колючих стеблей розового букета! И очень скоро ты сама в этом убедишься! Надеешься увезти подальше внука моего мужа и уберечь от балета? Джори будет танцевать, и я не умру, пока не увижу его на сцене, где он будет заниматься тем, что ему на роду написано… или умрет!
Может ты для того рослого красавца-врача хочешь поиграть в мамочку и женушку? — осклабилась она, презрительно выпятив губу. — Ну что же… черт с тобой, Кэтрин, если тебе ничего больше не надо от жизни.
Она запнулась, и откуда-то глубоко изнутри ее гортани поднялись рыдания, сделав ее голос, до этой минуты высокий и пронзительный, снова хриплым и грубым.
— Да, давай… или замуж за этого верзилу-доктора, по которому ты сохла еще с тех времен, когда явилась ко мне со своими сияющими, точно у ребенка, глазками и свежим личиком… Иди, сломай и его жизнь тоже!
— Сломать и его жизнь тоже? — глупо переспросила я. Она все металась туда и обратно.
— Тебя что-то гложет, Кэтрин! Что-то точит тебя изнутри! Кипит ненавистью в твоих глазах и заставляет тебя стискивать зубы! Я знаю таких, как ты. Ты губишь всякого, кого с тобой сводит судьба, и да поможет Бог тому мужчине, который полюбит тебя так же сильно, как любил тебя мой сын!
Неожиданно меня будто окутал какой-то таинственный, невидимый покров, наделивший меня холодной, отрешенной уравновешенностью матери. Никогда раньше я не чувствовала себя настолько неуязвимой.
— Спасибо за то, что вразумили меня, мадам. Прощайте и всего вам доброго. Вы больше не увидите ни меня, ни Джори.
Я повернулась и ушла. Навсегда.
Во вторник вечером Барт Уинслоу возник у дверей моего коттеджа. Он оделся с особым старанием, а я была в голубом. Он улыбнулся, польщенный, что я послушалась и повез меня в китайский ресторан, где мы ели палочками, а весь интерьер был черно-красным.
— Вы самая красивая женщина из всех, с кем я знаком, за исключением моей жены, — сказал он, пока я читала выпавшую мне с заказом записку-сюрприз «Остерегайтесь необдуманных действий».
— Большинство мужчин не упоминают своих жен во время встречи с другой женщиной. Он перебил меня:
— Я — не большинство. Я лишь сообщаю вам, что вы не самая красивая из моих знакомых женщин.
Я мило улыбнулась, пристально глядя ему в глаза. Мне было ясно, что я раздражала, притягивала и более всего интриговала его. А когда мы танцевали, я поняла, что еще и возбуждаю в нем волнение.
— Что значит красота при полной безмозглости? — спросила я, приподнявшись на цыпочки и задевая его ухо. — Куда годится красавица, когда она стареет, толстеет и в ней нет больше никакой изюминки?
— Вы — самая дрянная бабенка из всех, кого я встречал! — он сверкнул темными глазами. — Да как вы смеете намекать, что моя жена глупа, стара и толста? Она выглядит очень молодо для своих лет!
— Как и вы, — заметила я с коротким издевательским смешком. Он побагровел. — Но не волнуйтесь, господин адвокат… я не попытаюсь с ней состязаться, мне не нужен домашний пуделек.
— Леди, — холодно произнес он, — вам это и не грозит. Скоро я уезжаю открывать отделение моей конторы в Виргинии. Мать моей жены неважно себя чувствует, и при ней должен кто-то находиться. Как только вы со мной рассчитаетесь, можете попрощаться с человеком, к которому вы совершенно очевидно поворачиваетесь наиболее неприглядной стороной своей натуры.
