Чужой счет - Бегларян Ашот

Упорхнула… А я, дурак, любил ее по-настоящему, как мог…

— И что теперь, философ, ты доволен своей изолированностью от всех и всего, или и теперь хочешь всего-навсего отличиться?.. Понимаю, у тебя критический период — психологи называют твой возраст переходным: «кризис среднего возраста» и все такое… Но ведь для большинства — это этап для перехода в новое качество, трамплин для взлета. Многие выходят из него окрепшими и умудренными. Ты же трусливо бежишь от жизни…

— Все мы одиноки в этом мире, и каждый в свое время приходит к пониманию этого.

Кого-то такое открытие вышибает из колеи, а кто-то воспринимает его как некое избавление. Согласись, противостоять звериному напору толпы можно только самоизоляцией…

— Не рано ли хоронишь себя? Оглянись вокруг — многие добиваются своего, беря от жизни то, что им нужно. Чем ты хуже других? Ты притворяешься, а внутри тебя снедает чувство обиды и бессилия — мне ли, твоему отражению, не знать этого? А ведь ты мечтал стать великим человеком, знаменитым литератором…

— Все это ребячество — игра не стоила свеч. — Он тускло улыбнулся. — «Любви, надежды, тихой славы, недолго тешил нас обман…» — сетовал сам Пушкин… Я завяз в собственных мечтах, а сладостные надежды так и остались таковыми.

Мечтать — это все равно, что разглядывать себя в кривом зеркале. Позировать и кокетничать перед кривым зеркалом жизни, которое тихонько посмеивается над твоими жалкими потугами и наивностью. И редко у кого хватает ума и мужества разбить его без сожаленья.

— Но ты был всего в двух шагах от своей мечты… Тебе пророчили блестящее будущее, сам же ты сиял от счастья и работал денно-ношно, чтобы увеличить это счастье. Что же теперь случилось с тобой? Почему ты плюешь в собственный колодец?

— Самая великая ошибка молодости — стремление установить абсолютную власть над материальным, с которым соприкасаемся. В юности нам, полным энергии и самоуверенности, окружающее кажется незыблемым и вечным. Мы пытаемся материализовать саму мечту и ради благ мира готовы без раздумий броситься в ненасытную толпу, топтать ближних своих. Однако, с годами начинаем постепенно сдавать. Рано или поздно корабль нашей жизни терпит крушение, разбившись о рифы и предательские мели, и мы, слабые и изнуренные, отдаемся целиком воле течения.

Счастливы те, кого добрая волна приводит в редкую тихую гавань того суетного и сумбурного, что называется жизнью. Здесь, вдали от мирского шума, начинаешь переосмысливать и по-настоящему понимать суть происходящего. Оставшись наедине с собой, занимаешься самоустроением, а вернее, самоотстранением. Ты уже не помыкаем страстью, а душа принадлежит только тебе, и никто не лезет в нее. Для самодостаточных людей одиночество не страшно — в одиночестве они лишь обретают свободу. Свободу покоя! Однако, не все могут понять величия покоя, когда внутри у тебя больше ничего не болит, когда не хочется больше барахтаться и делать суетные движения, чтобы остаться на волне беспокойного моря жизни…

Отражение прервало очередную Его тираду:

— Позволь сделать одно едкое, но справедливое замечание — не в тихую гавань ты заплыл, а сбился с курса. Ты, второй месяц пьющий горькую, считаешь себя свободным? Ты, и часа не обходящийся без вина и пытающийся утолить им тоску по несбывшемуся, называешь себя самодостаточным? Ты всего-навсего резонер, ушедший в мир иллюзий. И не оттого ли у тебя ничего не болит, что внутри у тебя все умирает?..

— Как это ни странно, но порой мы достигаем того, о чем мечтали. Однако, поверь, одинаково несчастливы и те, чьим стремлениям не суждено сбыться, и те, кому удалось добиться чего-то. Потому что на пути к своей мечте мы губим в себе много естественных и хороших человеческих качеств. И очень часто свершившаяся мечта — убитая мечта, совсем не то, что мы воображали. А между удачей и неудачей нередко стоит знак равенства… Помнишь первые мои несчастные стишки — какими чистыми и наивными они были?.. В этом и была их сила. Но они лишь забавляли закостенелую публику. А когда я нашел, как мне показалось, правду и стал в открытую говорить ее, она была воспринята в штыки. Общество недвусмысленно давало понять, что правда моя ему не нужна и не вписывается в тот застоявшийся уклад жизни, который оно создало для своего удобства. «Не смей!» — кричали мне на каждом шагу. И чем дальше, тем больше приходилось натыкаться на непробиваемую стену условностей, которой окружили себя все ячейки общества, в том числе так называемая «литературная элита» из выживших из ума старичков — в целях собственной же защиты… Но сейчас я свободен, потому что изжил жажду славы и признания. Я больше не раб тщеславия и успеха!..

— Значит, и правда тебе больше не нужна? — Отражение иронично усмехнулось.

— Что правда? Где она обитает и как ее искать? Не в воображении ли она только и существует?.. Зачем растрачивать жизнь в бессмысленных попытках поймать призраков? Ведь, согласись, я хотел объять необъятное. А теперь вконец выдохся: перо валится у меня из рук, а Музы посещают все реже и реже. И слава Богу!

Поэзия — тщетные потуги. Ведь даже если порой удастся искусно облечь в слова тончайшие душевные движения и порывы, то многие ли оценят это по достоинству.

Большинству людей поэзия органически чужда — массы не воспринимают и не приемлют прекрасного, если оно абстрактно и не принадлежит им исключительно и целиком…

Зачем же тогда метать бисер перед свиньями?

— Но ведь ты опускаешься на глазах, и вино, как ржа железо, изъедет вскоре всю твою душу — такую недоступную и непонятную, как ты пытаешься доказать, для других… В тебе борются два человека — человек возвышенный и раб подлых страстей. Последний, увы, все чаще берет верх… И что это за жизнь -пьешь напропалую целую неделю, чтобы затем надолго свалиться в постель, а придя в чувство, снова приняться за старое — дурманить себя. Погляди на себя — весь общетинился, плечи отвисли, а голову ленишься поднять. Извини, но если так будет продолжаться, на месте свиньи окажешься ты сам…

— Замолкни же, не тебе судить! И знай свое место — ты всего лишь отражение!..

Мое собственное отражение. Ты должен делать все так, как хочу я — повторять в точности каждый мой жест и каждое движение, даже если это тебе не нравится. Ты должен копировать меня — и больше ничего!.. Я бы с удовольствием отвесил тебе пощечину, не будь ты всего лишь бесплотным подобием моим, — Он глухо рассмеялся.

— Тогда я покидаю тебя, — с безразличной иронией произнес субъект. — Я не собираюсь дальше быть твоим собутыльником и потакать твоим прихотям.

Из зеркала действительно кто-то вышел и прошел мимо — во всяком случае Ему так показалось. По спине пробежал мороз, но Он постарался не выдать себя.

— Иди, иди и не оглядывайся! Зачем мне отражение, если оно не копирует, а вдобавок еще и перечит?! — не поворачиваясь, бросил Он вслед уходящему субъекту.

Он еще раз ущипнул себя — не сон ли это? Затем, желая поскорее избавиться от кошмара, потянулся к графину на тумбочке, налил полный бокал вина и опорожнил его одним большим глотком. Потом еще… В обволокшем его тумане Он стал воспринимать случившееся как нечто забавное. Когда наполнил бокал в третий раз, то по привычке, появившейся в последнее время, потянулся к зеркалу чокаться, забыв, что его визави уже нет.

— Хм, человек без отражения. Вот пикантно!.. Впрочем, я всегда был непохож на других.

Вылив содержимое бокала в себя, Он сердито буркнул:

— Тоже мне судья. Кто ты такой без меня?! Одна лишь тень!

Он налил еще…

2002 год

Рождение человека, или Преодоление боли

Вот появился на свет Божий еще один человек, а вернее, живой комочек, несущий в себе идею человека. В бессознательном испуге и одновременно с непринужденной смелостью ворвался он криком своим в нашу устоявшуюся взрослую жизнь, и все вокруг вдруг засуетились, подгоняемые этим требовательным криком-плачем. Отчего же столь неистово плачет этот несмышленый человечек, что терзает его? Неужели только боль?