Прощай, Германия - Прокудин Николай Николаевич

На том конфликт и погасили, но в ближайшую выписку начальник отделения двух ходячих все же отправил домой, чтоб не было лишнего соблазна нарушать дисциплину. Именно Юрка и «Тарас Бульба» попали под эту метлу, и дружный картёжно-собутыльный коллектив распался. Жить и лечиться после репрессивных мер начальства стало гораздо скучнее. Но к этому времени Эдику уже велели разминать ноги, лёжа делать гимнастику, готовиться вставать.

Прошло сорок пять дней на больничной койке, и доктор разрешил тихонько вставать возле кровати. Боль была ужасной в спине, капитана поддерживали с двух сторон сестра и врач, потому что отвыкшие ноги не держали и подкашивались.

— Что это? Почему не могу стоять? — переполошился Эдуард. — Я не смогу ходить?

— Да, нет, вроде бы всё нормально, — успокоил его лечащий врач. — Мышцы ног просто атрофировались. Такое обычно бывает даже у космонавтов после длительного пребывания в состоянии невесомости.

В палате кто-то не удержался и хмыкнул на это сравнение с космонавтом. Эдик сразу понял, что рискует получить своё новое прозвище.

— Будем делать массаж, заниматься на тренажёрах, поделаем физиопроцедуры, и станешь как прежде ходоком и бегунком! — пообещал доктор.

Вечером капитан решил не звать дежурную медсестру, самостоятельно сходить в туалет. Он поставил уверенно ноги на пол и рухнул под койку, хорошо трусы не обмочил от неожиданности. В спину резко кольнуло — и Эдик даже испугался. Все-таки ещё рано быть самостоятельным, и надо воспользоваться услугами медсестры. Когда товарищи поняли, что с ним не случилось ничего страшного, под дружный смех товарищей Михалыч громко крикнул:

— Сестра! Вызывайте аварийно-спасательную команду! «Космонавт» неудачно приземлился!

И всё же двух недельный курс интенсивного лечения поставил Громобоева на ноги, постепенно он стал самостоятельно передвигаться, сначала с палочкой до спортзала, на массаж, потом без палочки. Подполковник Михалыч, вставший на ноги после долгих недель одновременного лежания, составил ему компанию на прогулках по госпитальному двору — так они и бродили в обнимку — два калечных.

Минуло два с лишним месяца, началось лето, самочувствие травмированного резко улучшалось, дело шло всё уверенней на поправку и к выписке. Наконец Эдика отпустили домой. Он переоделся в форму, получил документы на руки и не спеша вышел в Веймар. Громобоев был до того счастлив, возможности самостоятельно идти, что даже весело напевал. Вблизи вокзала к нему подскочили два то ли американца, не то англичанина, и бойко залепетали, с надеждой глядя в глаза капитану.

— Дую спик инглиш?

«Конечно, говорю! Что нас зря в военном училище и школе учили?» — усмехнулся мысленно Эдик.

— Йес, оф кос!

Англоязычные господа обрадовались, капитан издалека видел, как туристы до него пытались приставать к нескольким немцам, но те, ни чем не смогли им помочь — прежде в ГДР чаще всего в качестве иностранным языка учили русский. Англосаксы радостно и быстро затрещали скороговоркой, пытаясь что-то уточнить, и тыкая пальцем в карту города. Громобоев из их трескотни ни одного слова не понял, ему стало неудобно, он покраснел и извинился.

— Сорри! Ай доунт андестенд!

Лица англоязычных туристов вновь вернули жалкий вид, они натянуто улыбнулись и побежали дальше искать другого аборигена хоть чуть-чуть понимающего их не местную речь.

Глава 7. Отпуск при части

Глава, в которой рассказывается о том, как полковое начальство распоряжалось гуманитарной помощью, и как командиры поступили с мужественным офицером, героем и смельчаком.

По прибытию в полк, Эдик сдал документы в строевую, медкнижку в санчасть, доложил командованию об окончании лечения. Все начальники улыбались при встрече, и по крайней мере, делали вид, что рады его выздоровлению. Сначала капитан доложился Статкевичу о выздоровлении, но тот был занят самим собой, замполит полка похвастался полученным за Афган новым орденом «Красной звезды», естественно ничуть не сомневаясь, что заслуженным. Громобоев ухмыльнулся про себя, зная какое активнейшее боевое участие в той войне принимали пропагандистские агитотряды.

Командир полка пообещал, что положенный по болезни отпуск, можно отгулять при части. А что такое отпуск при части? Это когда вроде бы и отдыхаешь, но в то же время рядом со службой и тебя могут вызвать в любой момент. Можно конечно уехать полечиться в санаторий, но тогда не получишь ни пфеннига, ни марки, а только обесценивающиеся на глазах рубли. Эдуард естественно выбрал отгулять отпуск в Цайтце.

На гарнизон в эти дни свалились гигантские объёмы гуманитарки. В первый же день возвращения к Громобоеву с загадочным выражения лица подошёл старший лейтенант Шум и поинтересовался здоровьем.

— Как видишь, Вася, жив! Хожу своими ногами, хотя месяц назад переживал о приобретении хорошей инвалидной коляски.

Шум радостно улыбнулся, и предложил подкрепить выздоравливающий организм батальонного политического начальства витаминами.

— Какими именно? Немецким ликёром «Кирш»?

— Фруктозой! — оценил шутку и хохотнул взводный. — В полк завезли фуру апельсинов. Расфасованы они в коробки по двенадцать килограмм. Занести вам домой? Зампотыл часть выдал в солдатскую столовую, немного раздали офицерам, а половину командиры придержали, злые языки говорят, Кудасов хочет домой вывезти на приобретенным по списанию «Камазе».

— Конечно, заноси! Я фрукты очень люблю! — обрадовался выздоравливающий. — Это как раз то, что нужно для восстановления моего позвоночника и укрепления потенции.

— Ящик?

— Ну что мы будем мелочиться ящиком? Давай два, если конечно можно…

— Для хорошего человека сделаем, — заверил Василий.

Вечером бойцы притащили заказ, и Эдик принялся укреплять организм, наполнять витаминами. Насчет потенции Громобоев естественно соврал, с этим делом был полный порядок, однако интенсивности, темпа пока не мог держать, в спину кололо и стреляло.

Семейство фруктам обрадовалось, и они дружно в три рта употребило за день первую коробку. Утром кожа у жены и дочери покрылись бордовой коркой. Аллергия. А самому Громобоеву хоть бы хны, вторую коробку употребил, как говорится, в одну харю. Попросил добавки, и старший лейтенант с лёгкостью исполнил новое пожелание начальника.

— Но это последняя коробка, больше нет! — посетовал взводный. — Командир и зампотылу спрятали фрукты под замок, и никому не дают.

— И хрен с ними, — махнул рукой Эдик. — Жадность фраеров сгубит, не сегодня, так завтра.

— Точно, нехай подавятся. Апельсины же не бульба, — согласился белорус. — Не первой необходимости продукт…

Но сколько бы начальство ни прятало фрукты, под какой замок не запирай, всё равно возле этого ключа есть ключник и начальник ключника. Полковник Кудасов вскоре заметил, что его личный запас апельсинов тает, а урны в полку и мусорные контейнеры в городке полны апельсиновой кожурой. Да и территория полка тоже порядком загажена оранжевыми ошмётками.

Командир решил провести ревизию запаса, заглянул на продовольственный склад и пришёл в бешенство — половины коробок недоставало. Он решил угоститься апельсинчиками и захватить домой пару килограммов, велел вскрыть одну — однако его ждало разочарование — апельсины были покрыты толстым слоем плесени. Полковник выругался, а прапорщик суетливо раскрыл следующую коробку — результат тот же. Кладовщик шурудил по ящикам, но почти все фрукты уже пришли в негодность. Выходило, что отправляющаяся домой машина пойдёт пустой — гостинцы пропали! Гуманитарная помощь — она и есть гуманитарная, а весь гуманизм заключается в том, чтобы отдать неимущим то, что обеспеченные люди есть уже не будут. Срок хранения фруктов подходил к концу — немцы и подарили их голодающим и экономящим на всём советским военным, ну а жадные командиры умудрились заграбастав большую часть себе, впустую сгноить. Заграбастанное общественное добро хапугам на пользу не пошло.