Дерзкие рейды (Повести) - Одинцов Александр Иванович

Дважды за это время сменились дозорные патрули вокруг усадьбы.

Вацевич, слушая и вспоминая, прохаживался — медленно, бесшумно. Тень его то выпрямлялась на потолке, то изламывалась в углах.

Старшему сержанту Ковезе и запасному переводчику Леве было приказано проводить семьи пограничников к затерявшейся в глухомани деревушке. Там, почти в сотне километров к востоку, отряд отдыхал в конце августа целые сутки…

Блеснули в последний раз уложенные короной пышные с рыжинкой косы круглолицей женщины. Мелькнул и прощально размахиваемый над головой пунцовый платок Ревекки.

Семьи пограничников ушли, а отряд, наполнив фляги родниковой водичкой, выбрался на широкую просеку. Налетевший студеный ветер сорвал набекрень заломленную фуражку Хомченко. Тот успел подхватить ее на лету. И как бы про себя, но довольно слышно пробурчал насчет того, что пора бы подумать о теплой одежде. Небось Ковеза с Левкой запасутся по дороге.

Командир пропустил мимо ушей ворчливо-многозначительные намеки. Он спешил догнать Клинцова, шедшего в голове походной колонны.

— Думка моя, комиссар, такая… Для верности большей треба взять Вацевича на боевую засаду. Хоть разок, а?

— Следовало бы. Не по недостатку доверия. Но чтобы присмотреться, хватает ли у него должной выдержки.

— Як раз о том и забота. Це ж не каждому дано. Хитрить, а самому на хитрости не поддаться.

— Не поддаваться, но хранить вид, якобы поддался, — добавил Клинцов. — Конечно, ты прав, это далеко не каждый сумеет. И все же лучше, на мой взгляд, отставить такой вариант. Если немцы-вербовщики не застанут Вацевича дома, да прождут его несколько часов, — все насмарку. Ведь ему велено пока не отлучаться. Помнишь, он подчеркнул это «пока».

— Памятую. Зато фашисты после принудят отлучаться. Чтобы нас выслеживать.

— Именно так! Именно! Тогда вот и сможет он развернуться.

— В которую сторону?

Но комиссар притворился, будто не уловил иронии командира:

— И мы развернемся. Станем их дезинформировать через ими же завербованного. Но — нашего!

В этот день отряд получил радиограмму: «Одобряем самоотверженную работу на коммуникациях благо дарим тчк усильте разведку движения частей и соединений противника к Москве».

Следующим утром зарядил холодный крупный дождь. Гулко на разные лады стучал по раскинутым над головами плащ-палаткам. Едва просветлело — началось партийное собрание отряда. Оно было посвящено требованию Центра: «Усилить разведку движения частей и соединений врага». Каждому коммунисту предложили высказать свои соображения.

Комиссар Клинцов, избранный секретарем партийной ячейки, и командир отряда Шеврук избегали «наводящих» вопросов. Однако все члены партии говорили о новых возможностях разведки, открывшихся в результате новых данных.

Клинцов высказал на этот счет свои соображения:

— Во-первых, вербовщики предусматривают вероятность животного страха лесника перед обеими непримиримыми сторонами. Для фашистов это — не худший вариант. Поэтому они постараются добиться того, чтобы лесник страшился кары немцев сильнее, чем кары партизанской. Заодно следует и покрепче привязать к себе завербованного подачками и посулами. Во-вторых, немцы могут допустить, что завербованный — фанатичный приверженец советских порядков и с готовностью содействует партизанам. Такой вариант, с точки зрения немцев, маловероятен: слишком очевидным был испуг лесника во время проверки документов и в еще большей степени — при визите гитлеровцев в его дом. Угрозу спалить его жилище он воспринял как абсолютную реальность. И еще больше испугался. Когда фашисты подбирают себе пособника, — продолжал Клинцов, — они делают ставку не только на его инстинкт самосохранения. Они выискивают в нем зернышки жадности, зависти, злобы. Заботливо взращивают самое низменное, чтобы предатель стал безотказным в любых подлостях и жестокостях. Боюсь, фашисты скоро заметят, что Вацевич не обладает такими «данными», — закончил комиссар.

Когда гитлеровцы во второй раз приехали к Вацевичу, тот сразу же протянул им наган, подаренный Шевруком. И торопливо, проглатывая от волнения слова, рассказал о вторжении «красных офицеров» из «мобильного отряда». В точности так рассказал, как обговорено было с Клинцовым и Шевруком. Сначала вымаливал разрешение перебраться на жительство в гарнизон (мог бы, например, сгодиться переводчиком), а под конец упомянул о том, что красные офицеры, конечно же, не простые вояки. Присочинил, что у каждого по два, по три ордена: и Красное Знамя, и Красная Звезда…

Когда Шеврук и Клинцов инструктировали Вацевича, они, конечно, рисковали: неопытный в притворстве лесник мог и переборщить, показаться чересчур запуганным. Тогда его сочли бы непригодным к выполнению поручений. Чего доброго, и впрямь увезли бы в гарнизон или спровадили бы в Германию… Но все обошлось.

Наигранный страх лесника перед советскими мстителями не вызвал подозрений. Выслушав его, вербовщики велели спрятать наган в домашнем тайничке, но так, чтобы всегда был под рукой. Пусть красные разведчики думают, что лесник готов пустить в ход оружие против немцев.

Гитлеровцы приказали Вацевичу обойти лесные массивы, вверенные ему «прежней» властью, и выявить партизанские базы. На это отводилось двое суток. Затем лесник обязан в сумерках явиться к той лавочке сельпо, где неделю назад у него проверяли документы. Там к нему подойдет человек в цивильной одежде и заберет собранные сведения.

Поскольку рейдовый отряд Шеврука и Клинцова успел к этому времени причинить немалый ущерб немецким частям, двигающимся на восток, нетрудно было предвидеть это задание. Поэтому рейдовый отряд и партизаны оставили в заранее согласованных с Вацевичем местах следы «в чрезвычайной спешке» брошенных лагерных стоянок.

Но, разумеется, «хитрости» нельзя было применять длительное время. Рано или поздно немцы догадаются, что к чему. Вожаки отряда учитывали это. Они не упускали из виду и то обстоятельство, что гитлеровцы постараются представить вербовку Вацевича как свою немалую заслугу. Наверняка преувеличат риск посещения усадьбы среди густого леса, где укрываются отлично вооруженные бойцы спецотряда. Гитлеровцы цеплялись за Вацевича, хотя и не доверяли ему полностью.

В конце сентября отряд намертво перекрыл шоссе Невель — Велиж. Едва оторвавшись от немцев, Шеврук и Клинцов вели бойцов к другой опушке леса, прилегавшей к шоссе.

В этих ожесточеннейших скоротечных схватках отряд понес первые потери. Погибло пятеро бойцов.

Погибших товарищей подобрал взвод разведчиков лейтенанта Алексаева. Весь отряд посменно нес их. Похоронили бойцов на поляне в трех километрах от шоссе Невель — Велиж.

Еще раскатывалось эхо прощального залпа над братской могилой, а бойцы повалились — тут же, где стояли, — в траву: спать, спать!..

Как и в первый ночлег за линией фронта, командир и комиссар не спали. Они тихо прохаживались вокруг спящих. Чуть в стороне «колдовали» радисты. Сначала открытым текстом неоднократно послали в эфир:

«ЦЕНТРУ ТЧК ЗАДАЧА ВЫПОЛНЕНА ПОНЕСЛИ БОЛЬШИЕ ПОТЕРИ»

Эта радиограмма предназначалась для немецких радиоперехватчиков. Ее передали в эфир трижды, хотя строго экономили радиопитание.

Сочетание открытого и закодированного текстов явилось важным звеном в дезинформации врага (начатой Вацевичем с одобрения командира и комиссара). Расчет был на то, что немцы дешифруют радиограмму и получат ключ к коду. А потом… А потом откроют широкие возможности для их дезинформации.

Чтобы дать возможность Вацевичу в случае необходимости уйти в отряд, была оставлена лошадь.

— Тадеуш Юзефович, — сказал Клинцов. — Когда почуешь, что исчерпал свои возможности — не мешкай! Бери лошадь и скачи в Ольхино. Там на опушке березняка тебя встретят.

Затем Ковеза на глазах Вацевича оборудовал среди лозняка отлично замаскированные взрывные устройства: две гранаты Ф-1 с протянутой в траве проволокой. Это на случай, если Вацевичу понадобится задержать погоню.