— Как вы уверены, что она вам достанется, — с прежней насмешливостью проговорил американец.
— Уверенность, достойная похвалы, — заметил отец Август.
— Война, которую мы будем вести для вас, должна быть оплачена, — сказал Шверер.
— Разве мы возражаем? — Паркер поднял брови.
— И значит, будущий мир должен быть настолько рентабельным для нас всех, чтобы окупить и ту, будущую, и эту, прошедшую, войну.
— Что ж, — покровительственно проговорил Паркер, — бухгалтерия правильная.
С этими словами Паркер поднялся и, отойдя к столику с бутылками, стал приготовлять себе коктейль. Шверер умолк. Ведь он говорил именно для этого американца. В нем Шверер видел представителя единственной силы, способной дать немецким генералам средства на осуществление их новых военных планов, и не только способной дать, но желающей дать и дающей. Шверера не особенно интересовало мнение Винера, так как он знал: этот социал-демократический капиталист только делает вид, будто поднялся до высот, обеспечивающих ему независимость. Шверер отлично понимал, что теперь Винер находится в такой же зависимости от американских генералов и капиталистов, в какой когда-то находился от генералов немецких, и будет так же покорно исполнять все их приказы, как когда-то выполнял его собственные, Шверера, указания. Нет, не Винер интересовал его в этом обществе. И уж во всяком случае не отец Август. Хотя Шверер отлично помнил, что именно этот представитель Ватикана сунул ему первую лепту святого престола на алтарь бога будущей войны, но он также хорошо помнил и то, что лепта эта была в долларах. Роу?.. Шверер исподлобья посмотрел на пьяного англичанина. Нет, эта фигура не внушала Швереру ни доверия, ни страха. Шверер угадывал, что Роу и сам смотрит на Паркера глазами неудачливого и обедневшего соперника; этому дряхлеющему представителю дряхлеющей империи уже никогда не придётся полной горстью разбрасывать соверены от Константинополя до Токио — всякому, кто согласен стать её цепным псом. Нет, тут ждать нечего. Паркер, Паркер! Вот в чью сторону нужно смотреть со всею преданностью, какую способны изобразить глаза Шверера. Паркер! Вот в чью сторону стоит гнуть неподатливую спину! Паркер! Вот для кого тут стоит говорить!
И Шверер терпеливо ждал, пока американец взболтает свой коктейль. Генерал делал вид, будто старательно протирает очки, как будто для того, чтобы говорить, ему нужны были особенно чистые стекла. А Паркер между тем, приготовив питьё, вернулся к столу и, не обращая внимания на то, что Шверер уже открыл рот для продолжения прерванной мысли, заговорил сам:
— Мне нравится ваша бухгалтерия, Шверер, да, нравится. Победа должна окупить для нас обе войны: прошлую и будущую. — Он сделал глоток коктейля. — Но мне не нравится, что вы смотрите на плоды победы, как на нечто, принадлежащее вам.
— Мы это заработаем… заработаем кровью… — почтительно пролепетал генерал.
— За кровь немцев мы заплатим! — важно сказал Паркер. — Но не воображайте, будто она стоит так уж дорого. Пожалуйста, попробуйте продать её кому-нибудь другому… Ага, купцов не видно?! Вот в этом-то и дело: никто, кроме нас, её не купит, и никто, кроме нас, не способен заплатить вам за неё ни цента. Ведь ценою некоторой оттяжки, необходимой на дополнительную работу, и мы можем подготовить себе солдат по гораздо более дешёвой цене, чем ваши.
— Таких послушных солдат, как наши, вы не получите нигде! — с гордостью проговорил Шверер.
— А разве мы этого не ценим? Кто ещё на нашем месте содержал бы вас всех — от фельдмаршалов до последнего рядового, — не имея уверенности, что вы понадобитесь?
— Если наши солдаты не понадобятся вам, мы сами пустим их в дело!
— Но, но, не так прытко! Вон там холодный сифон! — И Паркер насмешливо ткнул пальцем в сторону пузатой бутылки. — Что вы без нас?!
— Танк без бензина, пушка без пороха… — поддакнул ему отец Август.
— Так я повторяю: мы ценим ваш товар, — продолжал Паркер. — Бывалые, хорошо тренированные, вымуштрованные головорезы — таких сразу не подготовишь ни из французов, ни из испанцев, ни даже из цветных, которых мы можем в любое время получить у любого индийского князька столько, сколько нам будет нужно…
Теперь Блэкборн был рад, что не ушёл сразу же, а остался. Стоило услышать собственными ушами весь этот откровенный бред преступников. Он решил, что вытерпит до конца. Такие возможности бывают не часто. Услышав последние слова Паркера и желая его подзадорить, старый учёный сказал:
— Положим, эти времена прошли…
— Вот уже это мне не нравится, — укоризненно проговорил в его сторону Роу.
— Оставим это, — сказал Паркер. — Не в этом сейчас дело. Я ведь хотел только сказать, что вам, Шверер, следует знать: мы поим вас, кормим, вооружаем вас и дадим вам возможность воевать вовсе не во имя того, чтобы вернуть всё, что потеряли вы, — работать вы будете на нас! Мы тоже хотим получить плоды, когда дерево будет повалено.
— Боже мой, как это характерно для вас всех! — воскликнул физик. — Чтобы получить яблоко — срубить яблоню. В этой психологии вся ваша природа.
— Отличная природа, мистер Блэкборн! — самодовольно возразил Паркер. — Шверер со мною согласится. Но я ещё раз должен сказать: мы понимаем это «яблоко» довольно широко. Поход против Советского Союза — вот наша цель, но именно потому, что нам нужно все, чем он владеет, чем может владеть, — все его земли, все недра, все богатства страны. Не воображайте, что мы глупее вашего Геринга. У нас тоже есть своя «Зелёная папка».
— Святое чувство, законное чувство! — одобрительно проговорил отец Август.
Считая, что он должен положить конец всяким кривотолкам, Шверер крикнул Паркеру, пользуясь минутным молчанием:
— Клянусь вам, никто не ненавидит русских так, как мы, и среди нас никто так, как я!
— Что ж, это хорошо, — одобрительно отозвался американец.
Ободрённый Шверер пояснил:
— Вы поймёте меня, если вспомните, сколько раз мы испили из-за русских чашу позора поражения! Сколько раз на протяжении веков нашей вражды со славянством! Этого нельзя больше выносить, этому должен быть положен конец! — Голос Шверера перешёл в злобный визг: — Россия должна быть уничтожена как государство.
