Мясной Бор - Гагарин Станислав Семенович

Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 198

— Погоди, — остановил товарища Виктор, — нам ведь обед посулили. Да и строителей отличившихся не записал. Освободится Бугачев, расспрошу его.

Бойцы по колено в воде таскали мокрые, скользкие бревна, часто спотыкались, падали, матерились на чем свет стоит, вновь поднимались. От постоянного недоедания силы у людей были на исходе, дрожали от слабости руки, гулко колотилось сердце, пот заливал глаза и тоскливо сводило желудок.

— Хочу побывать в Долине Смерти, — сказал вдруг Борис Бархаш.

— Это можно, — отозвался Ляпунов, — только зачем? Для газеты то, что вы там увидите, не пойдет. Кладбище техники по обочинам, весь лес срезан, торчат расщепленные пни в полтора-два метра. И трупы повсюду. Тучи воронья над ними… — Комиссар сердито сплюнул: — Об этом в «Отваге» ни слова не дадите. Так зачем вам погибать? Успеете еще. Пишите о героях, их и здесь достаточно.

Закуковала кукушка. Стали прислушиваться, считать, сколько лет жизни отмерит им птаха. Считал и Бархаш. Но он не знал, в каком масштабе считает кукушка: недели, месяцы или годы означает каждое ку-ку. Откуда ему знать, что в каждом ее вскрике только один день из тех, что отпущены ему судьбой? Что скоро он примет смерть, о которой никто и никогда не расскажет людям, а вдове его придет казенная бумажка со страшными словами: «Пропал без вести». Они означают, что военный корреспондент Бархаш отныне стал лицом без права на память, лицом вне закона, а значит, и вдова, и сиротка-дочь не имеют права ждать никакой помощи от государства. И таких пропавших, которые наверняка бы предпочли считаться убитыми, оказалось при не очень дотошных подсчетах многие сотни тысяч.

Но сейчас бывший философ был жив и здоров, хотя и расстроен тем, что не нашел своего героя.

— Генерал Гусев! — встрепенулся стоявший рядом и тоже считавший ку-ку полковник Бугачев и двинулся навстречу комкору, среднего роста человеку с изогнутой саблей на левом боку. Тот поздоровался с Бугачевым, и журналисты услыхали, как Гусев сообщил: фронт выделил истребителей, они прикроют с воздуха выход кавалеристов и гвардейского дивизиона.

— С нами выходит и часть беженцев, — сообщил вполголоса Ляпунов. — Женщины с детьми, старые люди… Оголодали вовсе. Может быть, кого и спасем.

— А как же все мы, остальные? — вырвалось у Бархаша.

— Вместо нас замену пришлют, — уверенно ответил комиссар, Ляпунов не сомневался в этом. — Нас — отсюда, других, хорошо вооруженных, с боеприпасами, — сюда. Обычное дело! Закон войны!

— Зачем?.. — сказал вдруг Бархаш и обвел рукою пространство, где измазанные болотной вонючей грязью люди ладили путь, по которому хотели уйти из гибельных мест. — К чему все это? Где первопричина хаоса, именуемого войной?

— Продолжение политики иными средствами, — усмехнулся Кузнецов. — А верующие люди объясняют проще: божья кара за грехи людские, суд господень…

— Нет, — сказал бывший философ, — только высшее, вселенское, зло может измыслить такое зверское дело, как война!

Кузнецов внимательно посмотрел на товарища и отрицательно качнул головой.

— Высшего зла не существует, его попросту не может быть, — сказал он. — Хотя зло всегда и умаляет добро, только никогда не может полностью его уничтожить.

Бархаш изумленно глянул на Кузнецова.

— Да ты знаешь, кого тех пересказал? Представляешь?! Виктор смущенно улыбнулся:

— Не представляю… Пришло на ум сейчас, вот и все.

— Так говорил Фома Аквинский, — пояснил Бархаш, но Виктор, что называется, и ухом не повел.

— Может быть, — спокойно проговорил он.

— «Кому назначен темный жребий, — вполголоса произнес Борис, — над тем не властен хоровод. Он, как звезда, утонет в небе, и новая звезда взойдет. — Он замолчал, испытующе посмотрел на Кузнецова. — И краток путь средь долгой ночи, друзья, близка ночная твердь! И даже рифмы нет короче глухой, крылатой рифмы: смерть…»

Власов и Зуев прилетели в Малую Вишеру 12 мая и на следующий день предстали перед руководством Волховской группы войск Ленинградского фронта. Вел совещание генерал-лейтенант Хозин. После доклада командарма слово взял Иван Васильевич.

— Надо строить транспортную дорогу от Финева Луга до Новой Керести. Будем тянуть ее через Кересть Глухую. От Кречно до Мясного Бора худо-бедно, а какой-то путь имеем. Только вот внутри оперативного района, собственно мешка, в котором мы сидим, любая переброска войск, диктуемая обстановкой, — проблема. Наличие транспортных связей развяжет нам хоть в какой-то степени руки.

— Что ж, я рад тому, что комиссар армии настроен так оптимистично, — улыбнулся Хозин. — Ему, видимо, и поручим руководить стройкой.

— Кому же еще, — поддержал командующего фронтом Власов. — У Ивана Васильевича опыт… Одну «железку» на пустом месте уже соорудил…

Нахмуренное лицо Зуева несколько посветлело.

— А что? — сказал он. — Дороги строить лучше, нежели воевать.

Тут бы и перейти к текущим вопросам, но последняя реплика дивизионного комиссара задела члена Военного совета фронта Запорожца за живое.

— Когда войну закончим, тогда и решим, кому что делать, — раздраженно произнес он. — Все мы Ивана Васильевича уважаем, но я бы предостерег его от выражений типа «мешок». Не в мешке вы находитесь, дорогие товарищи, а на освобожденной от немецко-фашистских оккупантов советской территории, обороняете ее от гитлеровцев. Так и надо рассматривать вашу задачу в военном и особенно в политическом аспекте. А такие слова деморализуют бойцов, вносят элемент паникерских настроений, что, как вы сами хорошо, товарищи, понимаете, нам вовсе ни к чему. Поэтому я попрошу быть осмотрительнее и подобных терминов гражданских не упоминать.

Наступило неловкое молчание. Кто-то должен был прервать его первым, и все с надеждой посмотрели на Хозина.

Командующий откашлялся.

— Подведем итоги, — сказал он. — Дороги — дело нужное, особенно в вашей зон е… — Он выразительно глянул на Запорожца, и тот согласно кивнул. — Мы тоже не сидим сложа руки, — продолжал Хозин. — Заканчиваем строительство наплавного моста в Селище и новой переправы в Шевелево. Там работают три саперных батальона и понтонеры майора… Как его?

— Ермаков, товарищ командующий, — подал голос Стельмах.

— Вот-вот… Саперы работают день и ночь, да еще под ударами вражеской авиации. Плохо у нас пока с прикрытием, но когда-нибудь будет и хорошо.

Все, будто по команде, вздохнули.

— Вам уже довели мою сегодняшнюю директиву: Второй ударной занять более выгодный рубеж по линии Ольховка, река Рогавка, Финев Луг… Ставка Верховного Главнокомандования о нашем решении знает, но план этот ею пока не утвержден. К сожалению, Пятьдесят девятая армия не в состоянии потеснить противника в районе Спасской Полисти. Немец ожесточенно отбивает наши атаки, подтягивает резервы.

— По уточняющимся сейчас данным, — вклинился в паузу начальник разведки фронта, — для усиления группы Венделя из рейха прибывает Баварский стрелковый корпус.

Козин поморщился. Не ко времени вылез, незачем ошарашивать людей. Да и нежелательную параллель могут провести: дескать, Хозин отдал Ставке стрелковый корпус, а немцы такую подмогу своим присылают.

— Мы надеемся, что противник не догадывается о нашем решении сократить линию обороны Второй ударной, — сказал Михаил Семенович. — Значит, нам необходимо сохранить их уверенность в том, что войска волховской группы будут укреплять транспортные коммуникации, связь с вашей зоной за счет расширения горловины прорыва ударами Пятьдесят девятой армии с востока. Одновременно продолжать отражать натиск немцев из района Новгорода и Подберезья. Тут вся ответственность ложится на Пятьдесят вторую армию. А Пятьдесят четвертая армия, которую принял генерал Сухомлин, будет продолжать наступление на Любань в районе По-гостья. Таким образом, совместными усилиями мы обязаны прорвать фронт германских войск.

— Так мы обороняться будем или наступать? — спросил генерал Власов.

— И то, и другое, — оживился Хозин. — В этом и будет состоять своеобразие нашей стратегии. Вам что-нибудь неясно, Андрей Андреевич?

Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 198