Сестра милосердия - Федоров Михаил Иванович

Как нырнула, так и осталась. Понесло вниз головой.

Ещё не зная, кто это в кроссовках, Сергей бросил на камни автомат — и в воду. Поплыл по течению. Его несло. Её несло. Когда её подбросило, у него чуть не вырвалось: «Наташа!»

Поток извивался в одну сторону, в другую. Сергей работал руками что есть сил… Но не плывёт… Сорвал с себя «лифчик». Рванул резче вперёд… Раз-дватри… Наташа ближе. Но из воды почти не появляется. Он потянулся — не достал… Наташу развернуло о валун. Сергей ударился плечом. Запредельные усилия…

Но вот ухватил её за кроссовку… Перехватил под водой за голень. Потянул на себя. Поднимая бурун, упёрся. Спиной. Против волны. К берегу. Вытащил на гальку…

А она в беспамятстве. Лёгкие полны воды. Сергей положил её на колено вниз головой, вода потекла.

А вокруг стрельба, но он её как бы и не слышит. Стал делать искусственное дыхание. Руками. Вдохнёт — и в рот… А сам чуть не плачет, слёзы наворачиваются.

Тормошит:

— На-та-ша-а!.. На-та-ха!..

Бьёт по щекам. Задышала… Глаза открыла.

— Ты?..

Снова закрыла глаза. Поднял Наташу на насыпь. За горкой ещё раз перевернул, вода изо рта закапала…

Рядом оказался Хасик.

— Где тебя черти носят? — спросил Сергей.

— Ты автомат забыл…

Сергей забросил автомат на спину, подхватил Наташу на руки и понёс.

Когда пошли в наступление, Хасик скатился вслед за Сергеем, но у него оказался развязанным шнурок. Он лёг на спину, чтобы завязать его, — и отстал от Сергея. Видел, как выше по камням перепрыгивала Наташа, как оказалась в воде, как пролетел самолёт, как взметнулся столб воды, как выбрался на берег Сергей, как кинулся за Наташей, как крутило берет в водовороте. Хасик вылез из воды, схватил автомат Сергея и — за плывущими, их вместе с беретом крутило впереди.

Теперь Сергей нёс Наташу. Вода в ботинках хлюпала. С него текло. За первыми разбитыми домами показалась целая халупа. В ней старушка переодела Наташу в сухое. Укутала. Сергей вливал ей в рот спирт, а она, как собачонка, отфыркивалась. Хасик искал машину, чтобы отвезти Наташу.

Отправив Сергея с Наташей на «газике», Хасик вернулся на Гумисту. Вторично перебирался на другой берег. Он думал, что всё случившееся происходило не более двадцати-тридцати минут, а оказалось — полтора часа. Первый эшелон, что был отправлен, уже ушёл глубоко в мандаринники.

Но там попал в засады. Наступление было как подстава. Одному командиру взвода сказали: «Вот пройдёшь район учхоза. Отсюда, оттуда. Там всё в порядке. Они* (* Имеются в виду грузины.) дислоцируются вот здесь. Здесь окоп». И вот взвод идёт и натыкается на их пулемёт. Все наткнулись. Не было такого взвода, не было такого батальона, чтобы не наткнулся.

Хасику пришлось таскать раненых. Их подносили к берегу, а он их переправлял. Схватит за руки, стащит к воде — и тянет.

Потом верёвку притащил, привязал за деревья с обоих берегов и переправлял, держась за неё.

Но пришлось остановиться: светло, стреляют. Дождавшись темноты, продолжил перетаскивать. Одному раненому даже голову успел перевязать. Хотя вода холодная, март месяц, но на этот раз Хасик не заболел. Наглотался чачи, сутки под одеялом пропотел и встал как огурчик.

Неля Борисовна выскочила из дома на улицу:

— Наташа!..

Та странно улыбалась и покачивалась. Сергей вёл её, помог войти в комнату, уложил. Коротко рассказал матери о случившемся и, понимая, что Наташа вне опасности, произнёс:

— Мне в Эшеры.

Уехал.

Наташа приходила себя. В ушах свистело. Её подташнивало. Вспоминала, как загудел вдали самолёт, как прыгнула с камня в воду, как что-то хлопнуло, как отключилась, как открыла глаза и увидела Сергея, как видела его, словно сквозь слой воды, когда он её нёс, когда вёз… Он, он снова оказался рядом! И вот, когда мог задержаться, побыть у неё дома, уехал.

Её здоровьем занялась мать. Неля Борисовна возилась с ней, как с малым дитём, отпаивала, растирала грудь, парила ноги, кутала во всё тёплое. Она понимала, что дочери нужно спокойствие и тепло.

Как-то днём к ним постучали.

— Вам кого? — Неля Борисовна выглянула в окошко.

Двое российских солдат с коробкой в руках стояли у калитки.

— Нам… — назвали фамилию.

Неля Борисовна:

— Что-то случилось?

Вышла из дома, встала и не может подойти: думает, с сыном или невесткой что-то произошло.

— Нет, — улыбаются.

— Заходите…

Они подходят:

— Вот, передали цыганской почтой.

Подали коробку. А она большущая!

— Кто передал? Кому?

Они не могут пояснить: мол, машина проезжала из Адлера, и нас попросили:

— Отдайте, сказали. Адрес назвали…

— Ну, тогда давайте смотреть!

Зашли в прихожую, открыли. Там всего понемногу: сахар, тушёнка, конфеты — не шоколадные, а простые, чайные, чтобы не растаяли.

— Килограмм пятнадцать-шестнадцать, — Неля Борисовна попробовала коробку на вес.

Расплакалась. Солдаты сразу ушли.

Вышла из комнаты Наташа.

— Ну, мам, успокойся…

Стали внимательнее смотреть: адрес на коробке только их. Обратного нет. Под газетой нашли деньги — тысячу рублей. Долго думали, от кого это, но так и не смогли определить. Решили, от кого-то у них отдыхавших, ведь до войны приезжали к ним со всей страны. Это могло быть и из Воронежа от бывшего директора школы, и из Москвы — москвичи любили эти места, и из Ленинграда — отдыхали и оттуда.

— Нам, блокадникам, — не могла успокоиться Неля Борисовна. — А как передали, вот, из рук в руки — цыганской почтой. И всё ведь дошло…

Думали, как распорядиться присланным. На деньги купили мешок муки, мешок сахару, мешок картошки. Неля Борисовна пекла пирожки и носила в больницу раненым, отправляла на передовую с приезжавшими проведать Наташу ребятами. Денег хватило, чтобы купить ниток и навязать ещё носков. А конфеты теперь лежали в вазе на столе и ожидали гостей.

Вскоре на смену приехали Анатолий с Людой. За чаем с конфетами они узнали, что Наташу оглушило, что её чуть не унесло течением, что само наступление оказалось бестолковым и что, может, благодаря Сергею она осталась живой.

— Кроссовки спасли, — смеялась Наташа, выкашливая простуду.

— А кто тебе их подарил? — спрашивал Анатолий.

— Ты… — отвечала Наташа.

— У нас тоже на верхнем мосту, — сокрушался брат, — такая глупость! Хотели как пушечное мясо. Приехали спецы: мы вперёд пойдём. Тормознули пацанов: вы здесь, мы пойдём, очистим. Потом вы чуть ли не на готовенькое придёте. Они понтовались. Пошли по этому мосту. Так если пошли пятьдесят человек, обратно вернулись человек десять… Мост заминирован. Сверху простреливается…

— Да, — не удержалась Люда. — Мы с Лианой трое суток не спали… Всё раненых вытаскивали.

— Давайте о другом, — вмешалась Неля Борисовна. — Внучки письмо прислали, спрашивают: когда летом приехать?

— Тоже цыганской почтой? — спросила Люда.

— Да нет, вот штампы. Харьков, — показала конверт.

— Ответь им: этим летом пусть больше занимаются, а на следующее уж точно приедут, — сказал Анатолий.

Несмотря на неудачи, он верил, что грузин всё равно выгонят.

После мартовского наступления, в котором ещё больше обнаружились недостатки абхазской армии, среди абхазов появилась неуверенность, пораженческие настроения. Матери погибших требовали что-то предпринять, чтобы получить тела их сыновей и предать их земле, а грузины специально не выдавали убитых. Можно было подумать, что абхазы сломятся, пойдут на попятную, но этого не случилось. Преследовавшие неудачи только укрепляли Наташу, Анатолия, Людмилу и всех абхазов.

На позиции Анатолий с Людмилой и Наташа возвращались вместе с Лианой (та приехала за день до отъезда), с вязанками тёплых носков, с пакетами пирожков и сладостей.

Наташа подумала: «Вдруг Лиана вернётся ко мне!» Ведь та уже помогла Людмиле освоиться.

Но Лиану теперь не устраивали вторые роли, она сама была вроде старшей медсестры.