Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф

На лондонском вокзале Юстон, куда поезд прибыл в шесть, она вышла на запруженную людьми платформу и сразу же наняла носильщика, который, в свою очередь, вызвал кеб. В этой суете Люси была совершенно спокойна, заранее продумав план действий. Она не поедет к сыну. Нет. Она не питала к нему ни злобы, ни обиды, у нее не осталось чувства ревности к Рози, и все же она не хотела вторгаться в их жизнь. Вместо этого Люси отправилась в небольшую частную гостиницу на Говер-стрит, настоятельно рекомендуемую мисс Тинто, которая во время достопамятного лондонского визита с сестрой нашла ее «приличной и недорогой». И хотя Люси не известила заранее о своем приезде, трудностей у нее не возникло. Спокойная, выдержанная, не смутившись уличным шумом и непривычной обстановкой в новом месте, она с уверенным видом заказала номер. Потом спустилась вниз, быстро нашла имя сына в телефонной книге и без промедления позвонила. Он сам тотчас же ответил ей оживленным, приятным и вполне профессиональным тоном, но, когда она назвала себя и свое местонахождение, в его голосе послышалось едва ли не курьезное замешательство. После долгой напряженной паузы Питер хрипло поинтересовался:

– Что… что ты здесь делаешь, скажи на милость?

– Заходи повидаться со мной, – ответила она, – и тогда я все расскажу.

Питер опять замолчал. Люси чувствовала, что он недоумевает.

– Лучше ты приезжай к нам, мама. – Снова пауза. – Почему ты не предупредила о своем приезде? Да, ты должна к нам приехать.

Губы Люси шевельнулись, она чуть улыбнулась в трубку и сказала:

– Жду тебя в любое время сегодня вечером.

Потом она положила трубку и вышла из будки. Питер появился полчаса спустя – взволнованный и напуганный, он пытался скрыть свои чувства. В ее номере они встретились лицом к лицу – он развалился на кровати, она сидела, выпрямившись, в единственном плетеном кресле. Оба с душевным волнением вспоминали происшедшее с тех пор, как они виделись в последний раз.

– Ты же это несерьезно, мама, – в большом смятении в третий раз повторил он. – Правда, для меня это самое большое потрясение с того времени… – Умолкнув, он стал теребить тонкое красное стеганое одеяло. – Не понимаю, почему ты мне ничего не сообщила.

– А ты мне сообщил? – спросила она со слабой кривой улыбкой.

Не поднимая головы и продолжая теребить одеяло, Питер сильно покраснел.

– Роуз хочет, чтобы ты к нам заехала, – смущенно настаивал он. – Правда хочет. Это последнее, что она мне сказала перед моим уходом. – Он огорченно помолчал. – Такая неожиданность, что ты примчалась сюда. И эта идея в твоем возрасте – никогда ни о чем подобном не слышал. Что подумают люди, скажи на милость?

Она взглянула на него спокойно, даже сочувственно. Естественно, его беспокоят житейские мелочи. Несмотря на внешнее хладнокровие, она была глубоко взволнована встречей с ним. Вспоминались сокровенные моменты их совместной жизни. Он почти не изменился – та же манера держаться, та же улыбка, исполненная робкого, неосознанного очарования. Люси продолжала любить сына, но теперь, разумеется, ее привязанность, мироощущение в целом стали другими. Сейчас она видела вещи под нужным углом, и по сравнению с главной, непреходящей целью спасения души житейские мелочи низводились до чего-то незначащего. Люси улыбалась сыну одними глазами. Неужели она когда-то мучила себя, яростно пытаясь достичь скоротечного удовлетворения от его успехов? Поразительная глупость! Неудивительно, что Люси за нее поплатилась. В тот момент она остро осознала справедливость постигшего ее наказания и с высочайшим осмыслением приняла его в качестве средства для обретения благодати.

– Меня не радует мысль о том, что ты собираешься похоронить себя там, – вновь запротестовал он. – И это не делает мне чести.

– Понимаю твои чувства, сынок, – медленно проговорила она, и ее миниатюрная фигурка показалась ему величавой, – но я выбираю этот путь.

– Приезжай, поживи с нами и все обдумай. Говорю тебе, Роуз хочет, чтобы ты приехала.

– Какой в этом толк? – со странной, необъяснимой враждебностью возразила Люси. – Роуз никогда больше меня не увидит. Я уезжаю немедленно – завтра или послезавтра.

Он поднял на нее умоляющие опечаленные глаза:

– И ты ни в чем меня не винишь? Я не удивился бы.

– Я ни в чем тебя не виню. Ты просто не понимаешь, как я счастлива.

– Я хотел многое для тебя сделать, – с унынием твердил он. – Ты ведь читала мои письма. Это всего лишь вопрос времени. Я бы сделал для тебя что угодно.

– Мне потребуются некоторые вещи, – оставаясь спокойной, ответила она. – Расход пустяковый.

Его глаза вдруг повлажнели. Видимо, мысль об ее отъезде поборола собственнический инстинкт, и он стал вновь клятвенно уверять Люси в своем желании помочь. В порыве чувств он позабыл о своем обычном эгоизме, просил рассказать подробности, потом достал бумажник и лихорадочно вручил матери несколько банкнот.

– Купи все необходимое! – горячо воскликнул он. – Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.

В переломные моменты жизни Питер мог быть добрым. Эта черта была свойственна всем Мурам. Делая свое щедрое подношение, он находил в этом удовлетворение от исполненного долга. Девять месяцев назад Люси с презрением отвергла бы этот дар, но в ту минуту без слов и угрызений совести приняла деньги. Они были не для нее, а для Бога. Растроганный скорее этим самообладанием, нежели проявлениями привязанности, в порыве нежности Питер снова протестовал, обещал, бурно выражал сожаление. Но Люси превосходно владела собой. У него возникло странное ощущение, что она бесконечно далека от него. Встав, чтобы уйти, он с несчастным видом произнес:

– Я приду повидаться с тобой завтра.

Вновь улыбнувшись, она поцеловала его.

Когда сын ушел, Люси с минуту посидела в раздумье, потом убрала деньги, которые он ей дал, и спустилась в уютную, оклеенную красно-коричневыми обоями столовую, где уже подали простой, но превосходный ужин. Наслаждаясь едой, Люси сидела в тихом углу и не обращала внимания на других людей. Ее глаза, казалось уже приученные к смирению и безмолвному созерцанию, были опущены на сероватую скатерть. Люси поела и тут же поднялась.

Не было еще восьми часов, и под влиянием внутреннего порыва она надела пальто и шляпу и, спросив о чем-то у портье, вышла из гостиницы. Улицы пульсировали жизнью, напоминая огромные вены, по которым струился непрерывный людской поток. Мимо проносились двуколки и такси. Люди ехали в рестораны, в театры. Промчался частный автомобиль. Промелькнула белая рубашка, сверкнуло голое плечо. Часто в прошлом Люси с восторгом предвкушала первое посещение Лондона – обсуждала это сначала с Фрэнком, а потом, много позже, с Питером. Начать с небольшого обеда в «Трокадеро» – хотелось шикануть, возможно, пропустить по бокалу вина, посмотреть какую-нибудь смешную пьеску. Потом поужинать где-нибудь в Сохо, чтобы почувствовать настоящий богемный дух. Да, Люси планировала подобную поездку.

Но все это исчезло, и во рту остался лишь привкус пепла. Никаких желаний и сожалений. Предложи ей кто-нибудь сейчас осуществить эту столь желанную когда-то программу, и она холодно отвернулась бы. Это пустяк – пустяк по сравнению с тем, чем она теперь владеет. Она ходила по улицам, обуреваемая желанием – упоительным желанием, понятным ей одной. За весь день она еще не побывала в храме, но всей душой стремилась там оказаться. Ей снова пришлось спросить дорогу, и после недолгих поисков она увидела церковь. Вошла, преклонила колени и перекрестилась со вздохом счастья.

Люси поздно вернулась в гостиницу и, устав от прогулки, крепко уснула счастливым сном без сновидений. На следующее утро она встала рано. Ей нужны были вещи для монастыря, и после завтрака, взяв список матери настоятельницы и деньги Питера, она отправилась за покупками.

Найти все необходимое было нелегко, Люси безрезультатно побывала в четырех магазинах, где служащие удивленно поднимали брови: грубая материя и простой покрой? Но эти поднятые брови ничего не значили для Люси, и наконец, после долгих поисков – поисков, ставших для нее в этом приподнятом настроении истинным удовольствием, – она натолкнулась на небольшую лавку на Эджвер-роуд, где обрела то, что искала: скромное закрытое черное платье из сержа до лодыжек, грубое нижнее белье из прочной ткани, шерстяные чулки, простыни из хлопка и пару жестких одеял. Общая стоимость оказалась небольшой – цены в этой лавке были скромными, как и само заведение. В тот же день покупки доставили в ее гостиницу, где Люси аккуратно сложила их в чемодан.