Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 176
– В Дрездене она жила прислугой в доме другого участника заговора, и в случае его ареста могли бы прихватить и ее.
– Позвольте – вы сказали, что в Дрезден она приехала уже с фальшивыми документами.
– Это уже потом. С фальшивыми бумагами она в Дрезден вернулась якобы по указанию подполья, а тогда, прошлой осенью, она бежала из Дрездена в Баварию.
– Странно, что ее направили именно туда, откуда она бежала, – заметил Николаев.
– Да, в этом деле вообще много странного. Скажем, личность ее любовника. На первый взгляд ничего особенного, обыкновенный капитан инженерных войск, но что под этим? Оказывается, он был физиком, в одна тысяча девятьсот тридцать девятом году добровольно ушел в армию, имея ученую степень доктора. Ну, это примерно соответствует нашему кандидату. Принимал участие во французской и североафриканской кампаниях, затем на Восточном фронте попал в окружение под Сталинградом, откуда был по требованию абвера эвакуирован одним из последних воздушных рейсов. Подчеркиваю – одним из последних, когда гитлеровцы вывозили уже только высший командный состав.
– А как было обосновано требование абвера?
– Это была рекомендация отозвать такого-то из действующей армии для исследовательской работы в области новейших видов вооружения. Вас тут ничто не настораживает?
– Что ж, он действительно мог быть ценным для них специалистом. У нас тоже в некоторых случаях отзывали. Не совсем, правда, понятно, почему о нем хлопотал абвер, а не сами вооруженцы.
– В том-то и дело. Налицо заинтересованность совсем другого ведомства. Смотрим далее: вернувшись с фронта, капитан этот никакой исследовательской работой не занимается, а сразу получает назначение в Главное командование сухопутных сил, то есть прямо в штаб заговорщиков.
– Странно, – повторил Николаев. – А что с ним-то самим?
– По имеющимся сведениям, погиб во время путча.
– Ну, действительно... тайны мадридского двора!
– Совершенно верно. И Земцева Людмила Алексеевна – если задержанная действительно она – запутана в этих тайнах, как говорится, выше головы.
– Вы сомневаетесь, что это действительно Люда Земцева?
– Мы обязаны сомневаться во всем решительно, тем более если речь идет о таком неординарном случае.
– Но установить личность проще простого – у нее есть мать, устройте им свидание, и...
– Земцева Галина Николаевна умерла три года назад. Но дело, в конце концов, не в установлении личности, вероятно, речь действительно идет о Земцевой Людмиле Алексеевне.
– Что же вас тогда смущает? И чем я могу быть полезен в вашем... расследовании?
– Смущает нас, Александр Семенович, очень многое. В дополнение к вышеизложенному могу добавить, скажем, еще такой факт. В последние дни войны гитлеровские власти вывезли в Швейцарию и передали американцам небольшую группу заключенных из концлагеря Флоссенбюрг, среди которых находился один из участников заговора двадцатого июля, вплоть до этой даты тесно связанный с любовником Земцевой-Юргенс, а следовательно – можно предположить – и с ней самой. Сейчас, как стало известно, этот человек живет в Берне на вилле одного из немецких сотрудников американского Отдела стратегических служб. Или, попросту говоря, их военной разведки. Как видите, слишком уж много «совпадений» завязано вокруг этой молодой, но – как вы справедливо заметили – не по возрасту активной особы... чтобы можно было рассматривать этот случай не заслуживающим особого и самого пристального внимания. Ну а к вам мы позволили себе обратиться вот почему...
Николаев смотрел на майора и думал о том, что человек этот не так уж, в сущности, «неопределим» и труден для классификации; просто отнести его приходится к очень странному классу – или виду, или семейству – существ в высшей степени загадочных, словно бы ночного или подземного образа жизни, которых на поверхности да еще при дневном свете можно встретить лишь мельком и случайно. Удовольствия, надо сказать, такие встречи не доставляют. Он с неприязнью покосился на руки майора, обхватившие верхний край немецкой кожаной, на «молнии», папки, которую тот держал, поставив ребром, у себя на коленях. Руки, как и лицо, были неестественной белизны, словно их никогда не касалось солнце.
– Хотелось бы знать ваше личное мнение о бывшей однокласснице и подруге Татьяны Викторовны, – продолжал майор своим ровным негромким голосом. – Она говорит, что до войны часто бывала у вас дома, следовательно, какое-то впечатление о ней у вас должно было сложиться?
– Ну, видите ли, – Николаев развел руками, – это было давно! Я не так уж часто ее встречал, больше знал со слов племянницы, та отзывалась... положительно. Люда прекрасно училась, была активной комсомолкой, и вообще – ну, такая, знаете ли, примерная девочка из интеллигентной семьи. Я, пожалуй, даже больше знал ее мать – общались на партконференциях, иногда у общих знакомых... Кстати, при каких обстоятельствах умерла Галина Николаевна?
– В эвакуации, инфаркт миокарда. Александр Семенович, вы вот сказали – «девочка из интеллигентной семьи». Семья, действительно, потомственно-интеллигентная. К сожалению, опыт показывает, что именно в таких семьях нередко сохраняются... не совсем правильные взгляды на окружающее, не четко классовый подход к тем или иным проблемам – ну, вы меня понимаете...
– Нет, не понимаю, – сказал генерал. – Я, увы, тоже не совсем пролетарского происхождения, вам-то это известно. Однако взглядов на окружающее придерживаюсь, смею думать, вполне правильных.
– Александр Семенович, речь сейчас не о вас, – мягко, но с нажимом возразил майор, причем слово «сейчас» прозвучало у него почти как «пока». – От Земцевой Галины Николаевны вам никогда не приходилось слышать каких-либо высказываний, которые дали бы основание предполагать, что она могла внушить дочери не совсем правильные, не совсем наши взгляды? Может быть, в ее рассказах о том периоде, когда она работала за границей?
– Нет, – сухо сказал Николаев и щелкнул по лежащим на сукне очкам так, что они завертелись пропеллером. – О своей работе в Германии в двадцатые годы мне она не рассказывала, а я не расспрашивал – не было общих интересов.
