Мясной Бор - Гагарин Станислав Семенович

Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 198

Слепко прошел по третьему варианту. Долгие годы писал в инстанции письма с просьбой вернуть ему звание коммуниста. Тщетные попытки убивали богатырское здоровье Александра Васильевича, которое не сломил даже лагерь смерти Дахау. Он все больше и больше мрачнел, замыкался, тяжело переживая отстраненность от партии, за идеалы которой сражался у Мясного Бора.

Наконец, бывший командир гвардейского полка умер. И когда он лежал, прибранный в последний путь, в дверь квартиры Слепко позвонили. Вдова Александра Васильевича открыла и увидела улыбающегося человека.

— Я из горкома, — радостно представился он, — Принес вашему мужу добрую весть. Он наконец восстановлен в партийных рядах!

Судьбу Кружилина определил Шашков. Поначалу ему предписали выходить с группой, где старшим был Александр Георгиевич. Но когда вечером 22-го июня немцы устроили в Долине Смерти светопреставление и вновь закрыли коридор, начальник Особого отдела сказал старшему лейтенанту:

— Бойцов у тебя от роты осталось — кот наплакал… Командовать некем, а начальников в группе выхода хватает. Есть у меня к тебе последнее поручение, даже не приказ, а просьба. Возьми с собой надежного бойца и отправляйся в штаб Антюфеева. Поможет ему вывести дивизию сюда, пусть за нами сразу и выходит. И побереги его, все-таки единственный в армии генерал среди комдивов…

От роты Кружилина осталось пятеро бойцов. Четверых он передал охране Особого отдела, взял с собою сержанта Чекина, с ним решил отправиться на КП командира 327-й дивизии. А по дороге Олег завернул туда, где располагался медсанбат Марьяны. «Надо ведь навестить жену, — думал Кружилин, — узнать, каково ей, не нужна ли помощь…» Хотя и понимал, что помощи ей он оказать никакой не сможет. У него боевой приказ Шашкова, у Марьяны раненые на руках и святой долг сестры милосердия.

Медсанбата на прежнем месте не было. Оставались палатки, брезентовые крыши их кое-где провалились, завернулись и стены, обнажая топчаны, на которых лежали умершие от ран бойцы и командиры. Трупов и вокруг, на земле, под деревьями, на расстеленных плащ-палатках было довольно. Кое-кто из раненых был еще жив, одни тихо стонали, глядели в радостное июньское небо с выцветшей от яркого солнца голубизной безразличными, равнодушными к происходящему глазами.

Олег заглянул в каждую палату, обошел вдоль и поперек, только не нашел ни Марьины, ни тех, у кого бы мог узнать о ее судьбе. У подножия сосны, верхушку ее срезало снарядом, Кружилин увидел молоденького военврача, лицо которого показалось ему знакомым. Военврач сидел, свесив голову влево, а в правой руке, упавшей на колени, сжимал пистолет. Сержант Чекин осторожно высвободил из его пальцев оружие, вынул обойму, выщелкнул на ладонь три патрона и подал командиру.

— Поторопился, бедняга, — сказал Олег Кружилин.

Он потерял уже надежду найти кого-либо, кто в состоянии был произнести хоть слово, как вдруг Степан показал ему рукою на санитарную повозку. Возле нее, опершись спиной на заднее колесо, сидел пожилой красноармеец.

— Живой, — определил Степан Чекин. — Вроде моргает…

Они подошли поближе, Олег всмотрелся и подумал, что он помнит этого человека.

— Санитар ихний, — подтвердил Чекин. — Сабиров его фамилия, а может быть, и Садыков…

Кружилин склонился над сидевшим у колеса человеком и легонько тронул его за плечо.

— Товарищ, — сказал он, — очнись… Идти можешь?

Красноармеец открыл глаза и посмотрел на старшего лейтенанта с укоризною. Или это так показалось ему?

— Ты меня помнишь? — спросил Олег. — Я к медсестре вашей приходил, Марьяне… Где она сейчас? Что с нею? Говори, пожалуйста, говори… Не умирай пока, товарищ!

Санитар разлепил губы и прошептал:

— Марьяна…

— Да-да! — оживился Олег. — Марьяна! Где она?

— Карман, — с трудом выдавил из себя умирающий Садыков, а может быть, и Сабиров.

Кружилин решил, что тот хочет передать ему документы, расстегнул пуговичку на кармане гимнастерки, пошарил пальцами. Документов и смертного медальона там не было, лишь клочок бумаги нащупали пальцы Олега. Он развернул его и прочитал: «Нас уже трое. Люблю». Подписи не было, не успела Марьяна подписаться.

— Вот и свершилось, — вслух проговорил Кружилин. — Теперь я бессмертен.

Он бережно спрятал листок в партийный билет, лежавший в левом кармане, и нагнулся к бойцу. «Что я могу сделать для тебя, товарищ?» — хотел спросить Олег красноармейца. Но санитар был уже мертв.

— Как поступим, Андрей Андреевич? — спросил Зуев у генерал-лейтенанта Власова.

С той поры, когда пришла радиограмма, командарм не проронил ни слова.

— Будем выполнять директиву, — усмехнулся Власов. — Я понимаю Ставку: вызволять нас извне попросту нецелесообразно. А выйти самим не хватает сил…

— Но вы, как командующий… — начал Иван Васильевич.

— Командующий чем? — перебил его Власов. — Армии больше нет! Ее высочайше предписано расформировать… Мелкие группы… Действовать каждой самостоятельно… А по сути, это отчаянный призыв: спасайся кто как может! От нас попросту отказались, комиссар.

— Все это так, — примирительным тоном сказал Зуев. — Только нельзя ведь сидеть сложа руки и ждать, когда появятся немецкие автоматчики. Надо действовать!

— Такое я испытал уже в прошлом году, — проговорил будто для самого себя Власов. — Мне повезло: через месяц блужданий вышел к своим с партийным билетом, который зашил в сапог. Но повезет ли во второй раз? А если плен?

— Этому есть альтернатива…

— Последняя пуля в висок? — спросил генерал-лейтенант.

— Иного выхода нет. Но до тех пор, когда наступит эта минута, надо попробовать пробиться… Сейчас отправлюсь в Триста пятую дивизию.

— Нам с вами она не подчинена. Это дивизия Яковлева.

— Но ведь она тоже в окружении, — возразил Зуев. — Им, как и нам, надо выбираться отсюда. Там у меня знакомец имеется, комиссар…

— Удачи, Иван Васильевич, — сердечным тоном сказал Власов.

— А вы, Андрей Андреевич, не хотите возглавить прорыв?

— Командовать чужой дивизией, когда мою собственную армию распустили? Увольте, комиссар. Я — солдат. И выполню последний приказ: буду выходить из окружения в составе малой группы.

Зуев пожал плечами и молча отошел от бывшего теперь уже командарма. Он понимал его и потому не осуждал. Власов был военным человеком, остаться без армии для него означало потерять все. А вот он, Зуев, комиссар, солдат партии. Его задача сплотить сохранившиеся силы и ударить по врагу, прорвать кольцо и выйти с возможно большим количеством людей. Власов не может нарушить приказ, исключавший маневр боевыми частями. Формально 2-я ударная для него не существует. Нет ее здесь, в болотах, и для Ставки, для Волховского фронта. Списали из высших, стратегических соображений… Но для него, коммуниста Зуева, русские красноармейцы не перестали существовать. Вот они здесь, пусть и разрозненно, укрываются в лесу, по болотным закраинам. По одиночке им не выйти, он это хорошо понимает. Нужен еще один сильный удар, даже если таковой вовсе не запланирован Ставкой.

Вместе с Соболем и его людьми Иван Васильевич во второй половине дня добрался до позиций 305-й дивизии. На подходе к КП услышали сильную автоматную и ружейную стрельбу.

— Быстрее! — крикнул Соболь. — Наших бьют! Так оно и было. Гитлеровцы блокировали блиндажи, в которых размещался штаб дивизии.

— За мной! — подал команду Иван Васильевич и повел бойцов вместе с Соболем в атаку. Немцы были отброшены от командного пункта, еще и автоматчика взяли в плен.

— Отдыхайте пока, — сказал Зуев Соболю. — Пойду совещаться с командованием дивизии…

Нашлись знакомцы в штабе и у Ивана Дорофеевича. Больше всего командира полка мучила мысль о том, кто же приказал их армии распылиться. И вскоре майор узнал, что сюда пришел такой же приказ, а директиву эту подписали Сталин и Василевский.

— Тогда понятно, — протянул Соболь. — Высший уровень… Он понимал, что это соломоново решение. Для вызволения армии отсюда необходимы свежие силы, новые дивизии, много боеприпасов, которых, наверно, у Ставки нет. И затратить их придется ради тысячи обессиленных, истощенных людей, место которых не на поле боя, а в госпиталях. Вот и прикидывали полководцы по принципу баш на баш. Резервы огромные затратишь, а боеспособность Красной Армии не повысишь… Значит, невыгодно с той, верховной, точки зрения ее, 2-ю ударную, выручать. С другой стороны, перед остальным миром неудобно. Ведь пока армия существует как армия, бросить ее на произвол судьбы нельзя, в цивилизованном обществе не поймут. Вот и родился компромиссный вариант. Поскольку организованно сопротивляться вы не можете, разобраться вам на мелкие группы… Выручайте себя как сможете сами.

Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 198