Начало светать. К дому подъехали две полицейские машины. Штайнер скорчил гримасу.
– Похороны по первому разряду! Довольно благородно. Правда?
Керн не ответил. Он пытался скрыть наручники под рукавами пиджака. Несколько возчиков стояли у молочных фургонов и с любопытством глазели. Окна в домах напротив были открыты. В темных отверстиях мерцали лица, похожие на расплывшееся тесто. Какая-то женщина хихикала.
К машинам – открытым полицейским фургонам – подвели около тридцати арестованных. Большинство из них поднималось в кузова молча. Среди задержанных была и владелица дома, полная блондинка лет пятидесяти. Только она возбужденно протестовала. Несколько месяцев назад, затратив ничтожные средства, хозяйка переоборудовала два пустующих этажа полуразвалившегося дома под своего рода пансион. Вскоре пошли слухи, что у нее можно ночевать «по-черному», не регистрируясь в полиции. У хозяйки было только четыре настоящих жильца с полицейской пропиской – нищий, специалист по уничтожению насекомых и две проститутки. Остальные приходили вечером, после наступления темноты. Почти все они были эмигранты или беженцы из Германии, Польши, России и Италии…
– Живо! Живо! – прикрикнул офицер на хозяйку. – Все это вы объясните в участке. У вас будет достаточно времени.
– Я протестую! – кричала женщина.
– Можно протестовать сколько угодно. А пока что поедем.
Два полицейских подхватили ее под руки и подсадили в кузов.
Офицер повернулся к Керну и Штайнеру.
– Так, а теперь вот этих. И не спускать с них глаз.
– Мерси, – сказал Штайнер и забрался в машину. Керн последовал за ним.
Грузовики тронулись.
– До свидания! – взвизгнул женский голос в окне.
– Измордовать всю эту эмигрантскую сволочь до смерти! – заорал им вслед какой-то мужчина. – Тогда сэкономите на кормежке…
Полицейские автомобили ехали довольно быстро – улицы были еще пусты. Небо за домами отступило, стало светлым, широким и прозрачно-голубым. Арестованные вырисовывались на машинах темными силуэтами, словно ивы под осенним дождем. Два полицейских уплетали бутерброды и пили кофе из плоских фляг.
Вблизи Аспернского моста из-за угла выскочил грузовичок с овощами. Обе полицейские машины притормозили и снова рванулись вперед. В этот момент один из арестованных, ехавший на задней машине, перемахнул через борт. Он упал на крыло, зацепился за него полой пальто и грохнулся о мостовую.
– Остановить машину! Задержать! – крикнул старший. – Если побежит, стрелять!
Машина резко затормозила. Полицейские соскочили и побежали к месту, где упал человек. Шофер оглянулся. Убедившись, что арестованный не собирается бежать, он медленно подал машину назад.
Человек распластался на спине. Ударившись затылком о камни, он лежал в распахнутом пальто, широко раскинув руки и ноги, точно огромная летучая мышь, шмякнувшаяся оземь.
– Поднять его! – приказал офицер.
Полицейские склонились над пострадавшим. Затем один из них выпрямился.
– Видать, сломал себе что-то. Встать не может.
– Да может он встать! Поднимите его!
– Дайте ему хорошего пинка – сразу повеселеет, – вяло проговорил полицейский, который ударил Штайнера.
Человек стонал.
– Он действительно не может встать, – доложил второй полицейский. – Голова в крови.
– Проклятие! – Офицер опустился на мостовую. – Не сметь шевелиться! – крикнул он арестованным. – Сучья банда! Возись тут с ними!
Машина стояла теперь вплотную около пострадавшего. Керн хорошо видел его сверху. Он знал этого человека. То был чахлый польский еврей с жидкой седой бородкой. Несколько раз Керн ночевал с ним в одной комнате. Он ясно помнил, как по утрам, перекинув через плечи ритуальные ремни, старик стоял у окна и, тихо раскачиваясь, молился. Он торговал мотками пряжи, шнурками для ботинок и нитками. Уже трижды его высылали из Австрии.
– Встать! Живо! – скомандовал офицер. – Зачем спрыгнул с машины? Небось рыльце в пушку! Воровал и бог знает что еще делал!
Старик зашевелил губами, устремив на офицера широко открытые глаза.
– Что? – спросил тот. – Он что-то сказал?
– Говорит, что спрыгнул с перепугу, – ответил полицейский, стоя на коленях около старика.
– С перепугу? Конечно, с перепугу! Натворил чего-нибудь, вот и боится! Что он говорит?
– Говорит, что ничего не натворил.
– Все так говорят! Но куда нам его девать? Что с ним?
– Надо бы вызвать врача, – послышался голос Штайнера с грузовика.
– А вы помалкивайте! – нервно огрызнулся офицер. – Где мы раздобудем врача в такой час? Не может же он бесконечно валяться здесь на улице. А потом опять скажут, будто мы его так отделали. Ведь всегда и во всем виновата полиция!
– Надо отвезти его в больницу! – сказал Штайнер. – И как можно скорее!
Офицер растерялся. Теперь, поняв, что старик тяжело ранен, он даже забыл приказать Штайнеру замолчать.
– В больницу! Так просто там его не примут. Нужна сопроводительная бумага. А я не имею права подписать ее. Сначала я должен составить рапорт.
– Отвезите его в еврейскую больницу, – сказал Штайнер. – Там его примут без сопроводительной и без рапорта. Даже бесплатно.
Офицер уставился на него:
– Откуда вам это известно?
– Можно отвезти его в Общество неотложной помощи, – предложил один из полицейских. – Там постоянно дежурит санитар или врач. Пусть разбираются с ним. А мы от него отделаемся.
Офицер принял решение.
– Ладно, поднимите его! Проедем мимо «неотложной помощи». Один из вас останется с ним. Дурацкая история!
Полицейские подняли пострадавшего. Он снова застонал. Лицо сильно побледнело. Его уложили в кузов. Он вздрогнул и открыл глаза. Они блестели неестественным блеском, резко выделяясь на осунувшемся лице. Офицер покусывал губы.
– Бред какой-то! Такой старик, и вдруг прыгает на ходу!.. Трогай! Только не гнать!
Под головой раненого натекла лужица крови. Узловатые пальцы скребли по днищу кузова. Губы понемногу разжались, зубы обнажились. Казалось, под призрачной и угрюмой маской боли смеется кто-то другой, беззвучно и с издевкой.
– Что он говорит? – спросил офицер.
Тот же полицейский снова примостился около старика на коленях и поддерживал его голову.
– Говорит, хотел вернуться к своим детям. Теперь они, мол, умрут с голоду, – доложил полицейский.
– Ерунда какая! Ничего с ними не станется. А где они?
Полицейский склонился к раненому.
– Не хочет сказать. А то, мол, их тоже вышлют. У них нет вида на жительство.
– Что-то он фантазирует… А теперь что бормочет?
– Просит, чтобы вы его простили.
– Что? – изумился офицер.
– Говорит, чтобы вы его простили за неприятности, которые он вам причиняет.
– Простить? А при чем тут простить? – Офицер внимательно посмотрел на человека, вытянувшегося в машине, и покачал головой.
Машина остановилась перед пунктом «неотложной помощи».
– Внесите его, – скомандовал офицер. – Только осторожно. Вы, Роде, останетесь с ним. Я потом позвоню.
Полицейские подняли пострадавшего. Штайнер наклонился над ним.
– Мы найдем твоих детей, – сказал он. – Поможем им. Понимаешь, старик?
Еврей открыл и снова закрыл глаза. Потом три полицейских внесли его в дом. Его руки свисали и волочились по мостовой. Как у мертвого. Через несколько минут оба полицейских вернулись и снова залезли в кузов.
– Он еще что-нибудь сказал? – спросил офицер.
– Нет. Совсем позеленел. Если сломал позвоночник – долго не протянет.
– Ну что ж, станет одним евреем меньше, – сказал полицейский, который ударил Штайнера.
– Простить! – пробормотал офицер. – Ведь надо же! Странные люди…
– Особенно в наше время, – заметил Штайнер.
Офицер подтянулся.
– А вы извольте заткнуться! Большевик! – рявкнул он. – Мы вышибем из вас все это нахальство!
Арестованных привезли в полицейский участок на Элизабет-променаде. С Керна и Штайнера сняли наручники. Затем их отвели к остальным в большое полутемное помещение. Почти все сидели молча. Эти люди привыкли ждать. Одна только белокурая хозяйка пансиона не переставала сетовать.
