– Да… Мандец стройбату.
И он оказался недалек от истины. Стройка затихла почти на неделю, у строителей впервые появились раненые. Жалко их. И спецназ жалко. Война.
Иногда по вечерам мы ходили в гости к командиру комендантской роты. Ужинали, выпивали. В его вагончике появлялся и начальник разведки группировки Александр Стыцина, добродушный такой дядька, седоватый, с роскошными прокуренными усами.
А с ним Иван Кондратюк, начальник оперативного отдела. Они, видимо, уставали от штабной суеты и приходили к нам оттянуться. Стыцина больше слушал, иногда отпуская меткие реплики мягким баритоном с кавказским акцентом. А Кондратюк налегал на спиртное. Набравшись, он мог кричать:
– Вы алкоголики!!! Я Гудериан!!!
Потом они хватались за грудки с командиром комендантской роты, их разнимали, в общем, было весело.
Однажды в этом обществе появились две дамы. Выпивали, хохотали. Но в середине вечера все заметили: между одним из присутствующих мужчин и одной дамой пробежала искра. Они смотрели друг на друга не отрываясь, потом вдруг встали и вышли. Вернулись минут через десять, смущенные. Еще пять-шесть тостов, дам проводили, и все кинулись к секс-герою:
– Ну как? Зарядил?
– Да мы вот тут, у елок… Я только пристроился – ракета! Ну, понимаете, осветила, как днем. Смотрю, а в полуметре от нас часовой. Боец. Сидит в кресле, автомат к груди прижал… А мне останавливаться-то уже поздно. Я его только похлопал по шлему, не отрываясь, мол, потерпи, сынок, будет и на твоей улице праздник.
Все у людей здесь на скорости. Сегодня здесь, завтра там. Сегодня жив, а завтра…
Утром опять столкнулись с командующим. Он уже не обратил внимания на нашу одежду.
– Ну, как дела? Так, ты у нас…
– Сладков, товарищ генерал.
– Вы где кушаете?
– В палатке.
– Пойдемте со мной. Эй, ребята! Накройте нам в «Греческом зале»!
Оказалось, душа человек. Ну просто душа.
Ночной таран
В нашем хозяйстве сменился контингент. Ну, во-первых, из Москвы нам прислали нового «смотрящего». Я зашел в палатку, а слева на «генеральской» койке сидел незнакомый человек в очках. Худое лицо с впалыми щеками. Кожа белая, гладкая. Сам тоже худой.
– Здравствуйте.
Человек не реагировал. Он сидел, сложив на коленях руки одна на другую, как старушка, и смотрел в сторону. Я добавил децибелов.
– Здравия желаю, говорю!!! Репортер Сладков, «Вести»!!!
Очнувшись, новый «смотрящий» медленно перевел взгляд на меня. Вяло, как больной, произнес:
– Подполковник Мухин. Министерство обороны. Прибыл вот сюда… К вам…
Сквозь стекло в глазах я увидел тоску. Никакой готовности к подвигам.
Ну и ладно, потерпим такое соседство.
В палатке на Ханкале
Вместе с подполковником вертолет привез из Моздока корреспондента Ростовской военной газеты. Звали его Александр Куц. Капитан. Внешность у него была аристократичной, даже буржуйской. Черные волосы, упитанные щечки, прямой наполеоновский нос и щеточка торчащих усов. Дополнял все аккуратный пивной животик. Ростовчанин первым делом принес откуда-то автомат и принялся изолентой спаривать магазины. Вадик кашлянул.
– Эээ… Может, бой будет не таким интенсивным… Успеете из подсумка достать, зачем же их приматывать друг к другу?
Куц глянул на Вадика, как на молекулу:
– Я привык, чтоб все было как положено.
Мы пожали плечами и разошлись. Военный корреспондент, закончив работу, засунул автомат под матрас.
А ночью начал свою работу стоящий недалеко «Ураган». Шестнадцать ракет уходили к врагу аккурат над нами одна за одной. Все проснулись, чтобы по привычке перевернуться на другой бок и снова заснуть. Но Куц вскочил. Он выворотил из-под матраса автомат, щелкнул предохранителем и дослал патрон в патронник. Ринулся к выходу. Но в темноте перепутал и взял курс в противоположную сторону. А там у нас была сооружена стена из тяжелых металлических армейских посудных шкафов. Мы прикрывались ими от стоящей за нами палатки Тыла. Они там пили и часто стреляли. И нам бы не хотелось, чтобы пули их прилетели к нам. Так вот капитан Куц, набрав скорость, таранил шкафы. Грохнуло почище взрыва пачки реактивных снарядов. Пришлось включать свет, оказывать помощь, большей частью моральную, уговаривать отомкнуть магазин, разрядить автомат и поставить его на предохранитель.
А утром подполковник Мухин повел нас в бой. Перво-наперво он настоял, чтоб мы надели бронежилеты. Я сходил в комендантскую роту, вытащил из трех жилетов бронепластины и раздал своим. А Кукушкин и того больше, снял кевларовую подкладку, оставив на себе лишь выцветший брезентовый чехол. «Смотрящий» ждал нас в наглаженном камуфляже, в каске, бронежилете, в портупее, с офицерской сумкой через плечо и с воткнутыми в нее сигнальными флажками. Ах да, он же вчера сказал, что закончил МосВОКУ, пехотное училище, и тоже, как Куц, любит, чтоб «все было как положено».
Через час, когда мы гурьбой ехали на БТРе, Мухин вдруг спросил:
– Сладков, а что у тебя за бронежилет? Ты что, пластины вынул?!
Я молча указал на Кукушкина. Сереня сидел на корме в плавках и в трепыхающейся на ветру брезентовой безрукавке. Довольный, что на него обратили внимание, он поклонился и приветливо помахал рукой.
Брезентовый пресс-клуб
Якоря
Мы на передовом командном пункте генерала Булгакова. У моста через Аргун. На правом берегу село Чири-Юрт, его предстоит взять. К штурму готовились десантники из Новороссийска, Ульяновска и пехота 245-го и 324-го полков. А пока стреляла артиллерия. Уже который день. Само село не трогали, а вот цементный завод, что за ним находится, утюжили вовсю.
Генерал Булгаков сидел в тени ветвистых деревьев и водил карандашом по карте. Рядом стояли офицеры и генералы. Командующий горной группировкой походил на завоевателя Кавказа генерала Ермолова. Высокий, стройный. Вьющийся седой чуб падал на высокий лоб, кудрявые бакенбарды спускались по загорелым щекам, а брови были черные, густые. Черты лица правильные, мужские, а говорил он хриплым басом. Такого что в камзол одень, что в латы, что в камуфляж – сразу видно, что это генерал. Булгаков воевал в Афганистане, в Панджшере, был ранен. Не просто осколком или пулей – очередью из крупнокалиберного пулемета, из ДШК. Он очень хорошо знал, что такое горы и как в них воевать.
– Что там у нас в Чири-Юрте?
– Да они на заводе, в подвалах сидят.
– Так, а у нас правее…
– Малые Варанды. Снайпер на мечети. Они и в тубдиспансере сидят, и в Пионерском.
– Ага…
Генерал Булгаков на своем командном пункте
Аргун – река бурная, форсировать ее непросто. Булгаков решил атаковать дерзко, прямо в лоб, через дамбу. Никто не ждал – Чири-Юрт взяли, даже не имея раненых. Я помню завод, его подвалы. Брошенный полевой госпиталь с французским оборудованием: одноразовые капельницы, диковинные кровоостанавливающие тампоны, зажимы, скальпели. Помню во дворе чью-то отрезанную руку, истыканную сигаретами, а рядом отрезанный мужской член. Наши пленные… Судя по всему, их не пытали, не допрашивали, а просто мучали. После таких ран уже не говорят.
Войска продвигались по двум ущельям. Пехота и десантники – по Аргунскому, а по Веденскому – моряки. Нет, формально это были морпехи, черные шевроны, якоря, но фактически… Многих офицеров и матросов набрали с кораблей. Какая уж тут наземная тактика, тем более война в горах. Они смело шли вперед, но теряли людей. Как ударить во фланг, как обойти и ударить с тыла? Они посылали обходящие отряды, но отдаляли их от себя на километр, а надобно было на пятнадцать, двадцать. Мне запомнились морпеховские минометчики. Они установили на земле кассетный миномет «Василек». Весь персонал был одет кто во что. А заряжающий – голый по пояс, в широких синих спортивных штанах с широким красным лампасом, а на голове его бритой высился шикарный густой «ирокез». Такое впечатление, что на службу его призвали прямо из ночного клуба.
