— Товарищ командир, машина к полету готова.
— Понял, после обеда одеваемся и идем на аэродром, приготовьтесь к запуску моторов.
— Есть!
18 сентября во время возвращения с боевого задания (мы снова бомбили ростовский аэродром) на борт самолета получено распоряжение: «Всем произвести посадку на запасном аэродроме…».
— Ерунда получается, товарищ командир!
Такими словами встретил утром стрелок Давлетбаев своего командира Борисенко. Он всегда с этих слов начинал, когда был чем-то недоволен.
— Поздороваться сначала надо, товарищ сержант, а потом уже возмущаться.
— Прошу прощения! Здравия желаю, товарищ командир!
— Здравствуйте, товарищ сержант! Что случилось, чем не доволен?
— Зачем мы здесь сели?
— Не знаю.
— А я знаю! Немцев под Сталинградом будем бомбить, понимать надо!
— Откуда ты взял?
— Штабные ребята говорили.
— Ну и что?
— Как что? Как что, товарищ командир? Воюем, воюем. Бомбим, бомбим, а он прет! Так, чего доброго и до Казахстана доберется.
— Значит, плохо воюем.
— Нет, этого допустить нельзя! Мы этого не должны допустить, товарищ командир!
— Вот в этом, дорогой Сагындык, ты прав: мы этого не должны допустить. И не допустим.
Горечь и возмущение, выраженное вслух сержантом Давлетбаевым, мы ощущали все. И в самом деле: пятнадцать месяцев ведет Красная Армия кровопролитные бои, беспрерывно уничтожая живую силу и технику противника, а он все прет. А мы все отступаем. Поневоле задумаешься. Отступать дальше некуда!
Сталинград
Шла великая битва на Волге.
О том, что фашисты подошли к реке, мы узнали еще в августе. Но, занятые боевой работой, как-то глубоко не вдумывались в эти события. Когда же это коснулось нас, когда пришлось лететь на боевое задание чуть ли на на восток, холодок прошел по спине… И, как всегда в подобных случаях, на помощь пришел комиссар, партийный руководитель.
Сталинград. Это слово в то время ассоциировалось с понятиями Родина, Победа, ибо в Сталинградской битве решалась судьба нашей Отчизны.
Боевое задание получено: бомбить аэродром Гумрак, объекты в самом Сталинграде. Бомбить аэродромы, на которых многие из нас учились летать! Ни одно боевое задание бомбить советские города, временно занятые противником, не оставляло в душе такого тягостного осадка, как это.
…До выезда на аэродром времени еще много, сидели на койках, ждали. Входит комиссар корпуса генерал Сергей Яковлевич Федоров. Он наш частый гость. И только вошел генерал в помещение, как все оживились, поднялись. Ждали, что он скажет. Слово этого человека авторитетно. И авторитет свой он утверждал делом. Комиссар почти со всеми нашими старыми летчиками летал на боевое задание, и, естественно, такой политработник мог говорить с боевиками на равных, а это много значило в наших условиях.
Институт комиссаров формировался в авиации в основном из летчиков с таким расчетом, чтобы комиссар, наряду с командиром, тоже мог летать вместе со своим подразделением. Так было в других видах авиации, но в дальнебомбардировочной условия сложились иные: комиссар не мог летать хотя бы и потому, что по штату ему не предусмотрен ни самолет, ни экипаж. Он летал с нами штурманом.
Свою беседу комиссар начал с вопроса о благоустройстве на новом месте. Но не эта сторона беспокоила людей, другая — военная, политическая, он это видел, понимал, затем и пожаловал.
— Товарищ комиссар, как же это? Кенигсберг, Данциг, Берлин и вдруг — Сталинград. А что же дальше?
— Что дальше? — спокойно переспросил комиссар, будто разговор идет о самых простых житейских делах. — Продолжать бить врага. Только бить покрепче, пока ноги не протянет. Что касается боевой обстановки, прямо скажу: она тяжелая и сложная. Но не безнадежная.
Если вы наблюдательны, вы должны заметить, что мы за время войны стали опытнее, сильнее. Мы не имеем перебоев ни в самолетомоторном парке, ни в горючем, ни в боепитании, ни в снабжении. Улучшилась организация боевой работы. К нам поступает пополнение хорошо подготовленных экипажей. Я говорю пока об авиации. Накапливаются силы всей оборонительной системы страны. И недалек тот час, когда от обороны мы перейдем к наступлению, и тогда прямой дорогой — на Берлин. Время работает на нас. Наша задача — удержаться, закрепиться на всех рубежах, не дать противнику возможности дальнейшего продвижения.
— Куда уж дальше! — бросил кто-то реплику.
— Я отвечу и на ваше замечание. Сейчас главное — удержаться и найти точку опоры. Чтобы было понятнее — найти точку перелома в нашу пользу. Не исключено, что этой точкой и будет Сталинград. Над этим работает Ставка. Будущее покажет. Что же касается Сталинграда, то я бы не назвал выход гитлеровцев к Волге большой их победой. В данном случае отступление к Волге, возможно, тоже входит в общую стратегию перелома в войне. Ведь смотрите, как растянуты коммуникации гитлеровской армии. И как распылены ее силы. Ведь каждую бомбу, снаряд, каждую тонну горючего нужно доставить из Германии за многие тысячи километров. И кто знает, не ожидает ли Гитлера судьба Наполеона, занявшего Москву?
Сколько нашествий было совершено на нашу Родину за время истории. И все они оканчивались полным разгромом. Это и татаро-монгольское иго, закончившееся Куликовской битвой в 1380 году. И Ледовое побоище на Чудском озере в 1242 году — ровно 700 лет назад, в котором были разгромлены псы-рыцари немецкого Тевтонского ордена, вторгшиеся на Новгородскую землю, — предки сегодняшних гитлеровских псов-завоевателей. Гитлеру надо было бы заглянуть в историю, прежде чем начать поход на Восток. А поход Антанты, нашествие войск четырнадцати капиталистических государств на молодую Советскую Республику!
Как видим, история нашей Родины богата многими историческими примерами разгрома завоевателей. Уверяю вас, товарищи, так закончится и гитлеровское нашествие на нашу священную Родину. Мы стоим, товарищи, на пороге великих свершений! Запомните это! А теперь — по самолетам. А я, согласно плановой таблице, сегодня лечу в экипаже товарища Борисенко на бомбометание по вражескому аэродрому Гумрак. Вы в курсе, товарищ Борисенко?
— Так точно, товарищ комиссар, самолет и экипаж к боевому вылету готовы!
— Ну… по коням!
И, переодевшись в летное обмундирование, комиссар Федоров прошел вместе с летным составом полка на столику самолетов. То, что было недосказано словами, дополнялось делом: комиссар шел с нами в бой!
Расстояние до цели невелико. Кроме внутренней подвески снаружи были подвешены ФАБ-250. Цель — аэродром Гумрак.
Борисенко взлетал одним из первых, почти сразу за осветителем. Перед самой целью в свете подвешенных САБов видны самолеты на аэродроме, но немного правее просматривалась и железнодорожная станция Гумрак и на ней товарные эшелоны. Штурман быстро принимает решение.
— Товарищ Борисенко, отверните вправо, почти на девяносто градусов, и затем станем на прежний курс. Внешнюю сбросим на станцию, там эшелоны.
— Есть.
— Боевой курс!
— Есть, боевой.
Прицеливание точное. На станции большой силы взрыв, видимо, попали в цистерны с горючим и в вагоны с боеприпасами. А впереди уже другая цель — аэродром. Бомбы сброшены по окраине аэродрома, образовались пожары. Взрывались серии бомб, сброшенные с других самолетов.
— Может, сделаем кружок вокруг цели, — предлагает штурман, — посмотрим, как бомбят другие. Как там с горючим?
— Есть, сделать несколько кругов вокруг цели, горючего хватит, — ответил летчик. И пошел на снижение.
Сыпались бомбы, горели самолеты, взрывались оклады боеприпасов, реже стал огонь вражеских зениток.
От цели экипаж Борисенко — Федоров отошел последним.
— А теперь, товарищ комиссар, по традиции, мы должны найти подходящую цель для нашего Давлетбаева. Он не привык возвращаться с боевого задания с нетронутым боекомплектом своего УБТ.
— Ну что ж, пойдем вдоль железки.
На обратном маршруте было подожжено из пулемета несколько вагонов двух эшелонов.
