Морские люди (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович

— Орел! Альбатрос! Далеко пойдете, молодой человек. Вот теперь винно-водочного магазина вам не избежать. Учтите, уважаю только водочку. С селедкой. В пределах разумного, естественно.

— Нет, это вы далеко пойдете, Петр Иванович. На халяву и уксус сладок, мы понимаем, но все-таки стыдно, нехорошо обижать младшего по званию. И потом, я не понял, чего должно быть в пределах разумного, водочки или селедки?

— Балда ты, но это не смертельно, вижу, уверен — исправишься. А сейчас давай покажу, как играют в шеш-беш настоящие мужчины.

Во время игры он победно орал, а потом весь день ходил, напевая под нос свою комариную песнь. Перед отходом ко сну Клим притащил из выделяемых акустикам запасов спирта, или, как говорят на флоте шила, бутылочку и друзья очень даже хорошо посидели под разделанную селедку с луком. Понятно, не на берегу, а, значит, без музыки, без представительниц прекрасного пола. Что поделаешь? Сурова корабельная жизнь.

На сход

Прошла неделя, другая. Корабль стоял у пирса. С одной стороны Клима это устраивало и даже очень. Занятия проводились на берегу, в учебных классах. Люди имели возможность досыта крутить механизмы, а ресурс корабельной гидроакустической аппаратуры оставался в целости-сохранности, это ли не радость для старшины команды? С акустиками занимались опытнейшие специалисты из мичманов со стажем, это тоже многое значило.

Инструкторы сразу отметили способности матроса Конева и поздравили мичмана с удачной находкой. Они специально для новичка разработали ускоренный план, разрешили ему приходить в учебный центр каждый день. Игорь начинал занятия с двадцатиминутного прослушивания эталонных записей шумов, после чего старший инструктор старший мичман с двадцатилетним стажем обслуживания систем персонально уделял ему свое благосклонное внимание. Сначала он приучил Конева различать шумы винтов всех надводных кораблей эскадры, а потом начался период интенсивного обучения. Игорь старался и делал в учебе заметные успехи. Мичман Борисов следил за ним. Нареканий не было. Талант, да и только!

Все шло хорошо и у него самого. Вот только на сход хотелось, мечталось увидеть и обнять жену. Увы, в том, что он может в скором времени сойти с корабля, уверенности не было. Оставалось коротать длинные вечера в меланхолии или схватках в никогда не приедающийся шеш-беш. По ночам он ворочался, долго не мог заснуть, это вызывало подначки со стороны Петра Ивановича. Клим терпел, зная по опыту, что в таких случаях лучше промолчать. Чем меньше даешь повода для подковырок, тем тебе же будет лучше.

В первый после отпуска вечер он забыл об этом. Сидел с мичманами в кают-компании, слушал обычный после чая треп, да и потерял контроль. Десяток молодых, здоровых мужиков тему для разговора нашли быстро. Начало положил Миша Горелкин, старшина команды машинистов трюмных. Он вспомнил недавно виденный заграничный фильм с мудреным названием:

— Братцы, живут же моряки при проклятом империализме. Через каждые десять дней корабль приходит с моря, арендуется часть пляжа, ну и девки там, танцы-шманцы. А тут уже забыл, как она выглядит, любовь человеческая.

Петр Иванович загоготал:

— Перекрестись, еловая твоя голова. Чего там забывать, она такая же…

Ему не дали договорить, грохнули в дружном смехе, навалились в подсказках плотно, и вразнобой и хором:

— Без изменений… Говорят, горячая, волосатая… Волосы чуть не до колен… Га-га-га… Го-го-го…

— Не, не волос поменьше, этак испугаться можно…

— А это какая попадет, стриженая аль крашеная, может и бритая… На вкус и цвет, брат, товарищей нет!

Такой поворот пришелся Горелкину по душе. Он хохотал и в восторге крепко лупил кулаками по столешнице. В старинных подстаканниках жалобно звенело стекло, звякали чайные ложечки.

Из раздаточной высунулся испуганный вестовой, решивший посмотреть, в чем дело. Клим на всякий случай отодвинулся от стола. К грубому корабельному юмору он привык, по крайней мере уши давно перестали краснеть, но это движение молодого мичмана вызвало новую волну смеха. Петр Иванович показал на Борисова:

— Он недавно женился, все помнит лучше нас, ты у него спроси.

Народ переключился на Клима и стал с большим удовольствием оттачивать свое остроумие на молодожене:

— Клим, нужна самая суть!

— А ну, выдай правду-матку про…

— Или так себе, не стоит мараться?

Ну и еще что похлеще отпускали. Клим не выдержал, вскочил и кинулся к выходу. Крики перекрыл прогремевший вдогонку боцманский бас:

— Молодцом, салага. Ишь как рванул. За конспектом, не иначе.

Он повернулся к честной компании, поднял кверху указательный палец:

— За конспектом! Человек в отпуске время не терял, старался и фиксировал.

— Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!

Все бы ничего, но еще несколько дней кто-нибудь как бы ненароком обязательно просил у него конспект. После этого случая Клим долго дулся и ждал от Петра Ивановича новых подначек. Нос приходилось держать по ветру, потому что Петрусенко засиделся на корабле и от скуки был горазд на различные выдумки.

Спустя несколько дней старший мичман сочинил интригующее послание Климу якобы от давно и безуспешно влюбленной в него особы и весьма искусно недоумевал, кто же из гарнизонных дам «положил глаз»:

— Слушай, это Ленка из промтоварного, не иначе. Я ее знаю, подруга еще та. Сам посуди, она сколько, уже три года в гарнизоне, а замуж ее так никто и не берет. И ведь не уезжает отсюда, надеется еще. А может и не Ленка, а Галина. Нет, на Галину не похоже, у нее парень появился. Хотя, кто ее знает, тут Клим, дело такое…

Климу были знакомы та и другая, в гарнизонах вообще все знают друг друга. Он подозрительно посмотрел на Петра Ивановича:

— Я по приезду с Ольгой в кино ходил и вообще, мы по улице прогулялись.

— Ну, ты совсем. Что, адмирал, что ли? Может, не видели или не поняли.

Номер не удался бы, но нелегкая дернула Клима предположить:

— Может, нет никого у Галки.

Этого было достаточно для долгого перечня плюсов и минусов ничего не подозревавшей продавщицы из продуктового Галины. Причем делал это Петр Иванович настолько доброжелательным тоном, что Клим быстро догадался обо всем без посторонней помощи и прикусил язык.

Поэтому он не поверил главному боцману, когда тот сказал о скором выходе в море. Утром повстречавшийся на шкафуте Уразниязов угостил бывшего своего старшину команды парочкой вяленой воблы. Клим пришел в каюту и принялся за дело. Шкурка сдиралась легко, пальцы работали проворно. Пожалуй, икряная попалась ему рыбка, округлые ее бока совсем не продавливались, а это признак самый верный. Когда вошел Петрусенко, Клим сладостно сглатывал набегавшую слюнку, в великом предвкушении вдыхая восхитительный аромат хорошо приготовленной воблы. Из новой партии, не иначе, выбрал ее Шухрат у Рустама.

— Догор!

— Мгм.

— На берег хочешь?

Клим посмотрел на Петрусенко и решил промолчать. Не проведешь, на этот раз ни за что не проведешь, подумал он. Ишь, какую мину состроил Петр Иванович, но и мы теперь не лыком шиты. Хватит. Как говорится, плавали, знаем. На этот раз рыбачок закинул дохлую приманку. За версту слышно, чем она пахнет. Так-то друг.

— Ты что, забыл о своей молодой жене?

Клим невозмутимо пропустил эти слова мимо ушей. Он повертел очищенную воблу так и эдак, отодрал верхний плавник. Еще немного и можно будет вытащить плотненький аппетитный комок икры. Вот уже отделена розовая спинка. Он проверил рыбу на свет. Настольная лампа так и просвечивала сквозь жир. Значит, не пересолена и не передержана на складах прижимистыми хозяйственниками. Самое время скушать ее и радоваться. Мясо со спинки надо разодрать на длинные полоски, так оно будет вкуснее. Теперь бочок надломить и икорку в рот…

Он блаженно сощурился, языком плотно прижал добычу к небу, на секунду-другую застыл, чутко прислушиваясь к происходящему во рту и пришел к выводу, что вобла полностью оправдывает надежды. Вторую Клим великодушно протянул главному боцману. Пусть побалуется человек, ему нисколько не жалко.