Прощай, Германия - Прокудин Николай Николаевич

Громобоев мгновенно очнулся от оцепенения, вспыхнул, словно пороховой заряд и больше уже не отдавал себе отчета. Дальнейшие действия происходили машинально, сплошные импульсы, в мозгу как в бомбе сработал детонатор. Первым делом капитан дал носком сапога крепкого пинка, по этим голым шевелящимся ягодицам, и даже не по самой заднице, а чуть пониже раздвоения, как раз в то место откуда ноги растут. Заметил, что достал хорошо и видимо поддел как раз под самый корень. Яйца почти зазвенели, и раздался дикий рёв раненого самца.

«Ага, больно!!! Это хорошо!» — обрадовался Эдик.

Завизжали оба любовника, видимо дополнительное ускорение придало более резкое поступательное движение, и любовник невольно глубоко засадил партнёрше.

«Хорошо пошло?! Будет ещё лучше!» — мелькнула «черная» мысль.

Жаль, не заклинило, ни одного, ни другого, или лучше бы их обоих склещило. Мужик скатился на пол, вскочил на ноги, держась за травмированное хозяйство, громко завывая, закружился в бешеной пляске, высоко подпрыгивая как козёл. А он в принципе и был козёл! Иркин хахаль оказался ростом повыше, да и телосложением покрепче Эдика, но внезапный атакующий натиск, а тем более злость придала силы обманутому мужу, поэтому качественный перевес пока что был на его стороне.

Громобоев хотел было боднуть его головой в живот, но передумал. А было бы здорово пропороть брюхо этого мерзавца ветвистыми «рогами», тем более, если они уже реально выросли. Голый против человека в одежде всегда будет ощущать себя «не в своей тарелке», даже если идёт просто обычный и спокойный разговор, а уж тем более обнажённому полный дискомфорт, когда он дерётся с одетым противником. Соперник попытался оказать сопротивление, вскочил на ноги, и неуклюже принял боксёрскую стойку, но следующий сильный удар, теперь уже в челюсть потряс его и отправил в нокдаун, а заключительный удар точно в солнечное сплетение — в нокаут. Громобоев подхватил большое обмякшее тело, потащил на балкон, да не просто поволок, а выбил его спиной и головой стекло балконной двери и вышвырнул мужика наружу, на бетонный пол. Противник сильно поранил спину и шею о стекла, выл от боли, молил о пощаде, но вид крови лишь ещё сильнее разъярил Эдуарда, и он без раздумий и жалости, перекинул любовника через перила, и столкнул подлеца с балкона. Безвольное тело шмякнулось плашмя на кусты и траву. Финиш! Как говорят французы: финита ля комедия…

«Труп? Убился?» — запоздало испугался Громобоев, но сразу же успокоился, потому как тело в траве зашевелилось, и этот факт даже разочаровал. «Да нет, жив…собака…»

Голый мужчина корчился посреди зарослей колючек и полыни под балконом, громко стонал и подвывал. Эдик собрал чужие вещи: китель, брюки, рубаху (наступил, разорвал по шву и оторвал один из рукавов), фуражку (предварительно тщательно растоптав), швырнул их следом за выброшенным соперником в кусты. О сапогах в прихожей Громобоев впопыхах забыл, и они так и остались стоять сиротливо у порога. В результате завершившейся «корриды» повезло обоим: и мужу, и любовнику. Одному улыбнулась удача — падение всего лишь со второго этажа, не разбился насмерть, другой в результате этой экзекуции не сел в тюрьму на долгий срок.

За спиной верещала что-то несуразное перепуганная Ирка, но Эдуард не обращал никакого внимания на её вопли и в дальнейшем действовал словно зомби. Теперь дошла очередь до неверной супруги. Она уже успела поспешно натянуть на себя трусы и халатик и даже застегнуться. Громобоев был всегда галантным мужчиной, рук никогда по отношению к женщинам не распускал, в принципе и сейчас драться не стал. Капитан дал лёгкую затрещину, толкнул её в грудь, и Ирина шмякнулась на койку, широко раскинув ляжки. Левый зеленый глаз изменщицы моментально припух. Эдуард дернул супругу поближе к себе за ноги, резким движением рук разорвал трусы и рванул пуговки на халате. А ведь вещи дорогие, импортные, сам их дарил, но кто же об этом думает в минуту аффекта. Ещё минута ушла на освобождение от своих брюк.

Впервые в жизни Громобоев изнасиловал женщину, хотя жертва особо и не сопротивлялась. Оттрахал он её жестко, порывисто, неутомимо, страстно, терзая и мучая, стараясь причинить боль, вторгаясь в неё. В коротких промежутках на восстановление сил, Ирка под ним всхлипывала, размазывая по лицу косметику, сопли и слезы, пыталась объясниться, бормотала, выдуманную экспромтом отговорку: мол, она заболела, пришел врач из полка по вызову, осмотрел, а потом завалил на кровать и овладел ею! Она ведь его подчинённая, медсестра, а он подлец, подонок, скотина, воспользовался служебным положением…

Только тут Эдик сообразил, что мужик, которого он недавно мутузил — начальник медицинской службы полка. Вот же сволочь! Но и Ирка тоже хороша! Даже если не врет насчёт того, что овладел без согласия, то как она все-таки страстно с ним предавалась греху, ведь совсем не как подчиненная склонённая руководителем. Что-то никакого принуждения Громобоев не наблюдал…

Супруга пылко и послушно ублажала окровавленного Эдика (во время выброса с балкона начмеда, он сам хорошенько поцарапался и перепачкался кровью соперника), в перерывах умоляла простить, и понять. Обманутый муж несколько часов терзал утомлённое тело женщины.

В перерывах капитан горько плакал и легонько колотил её: слегка душил, слегка тузил, давал пощечины. Отомстил четыре раза подряд, пятый заход сделать не успел, хотя запал не угас. Помешали. Как раз в момент, когда Громобоев возбуждался и пристраивался в пятый раз, дверь в квартиру под мощным ударом хрустнула и замок сломался. В распахнувшуюся настежь дверь с криками ворвались неизвестные люди. Спустя считанные секунды на Эдуарда навалились трое мужчин. Почему-то они были в белых одеждах. Кто такие? Херувимы или серафимы? Откуда эти призраки? С неба спустились? Если это врачи, то кто больной? Вроде бы бдительными гражданами должна быть вызвана милиция…

Белохалатники налетели профессионально, со знанием дела: умело опутали руки и ноги и понесли на выход. Таинственные налётчики в белых одеждах действительно выглядели нереально, словно ангелы. Архангелы, блин!

Эдик попытался хотя бы кусаться, поэтому под самый финал неравной схватки, получил крепкий удар кулаком по голове и вырубился…

Когда Громобоев очнулся и открыл глаза, то увидел над собой серозелёную крышу военной «таблетки». Попытался пошевелиться, но руки и ноги были крепко связаны. Скосил глаз — вдоль борта на лавке, помимо санитаров в машине сидит и побитый начмед капитан Лаптюк и начальник политодела полка Орлович.

«Вот сволочи!» — мысленно ругнулся Эдик. — «Они что сговорились? Интересно, какую пакость они задумали?» — мелькали мысли. — «Эх, освободить бы хоть одну руку от пут, я бы им зубы пересчитал…»

Это желание было последним, и сознание вновь затуманилось, потому что врач вколол ему в бедро какое-то сильнодействующее лекарство. Всё вокруг поплыло, стены и крыша машины закрутились, глаза закрылись, и сознание ушло в туманную пелену.

— Ну, погоди, я ещё доберусь до тебя, — пообещал Громобоев вслух, с трудом ворочая языком, обращаясь к доктору Лаптюку, отключился, но успел сквозь сон услышать и уловить истерический вопль.

— Видите, он мне опять угрожает! — визжал начмед, призывая в свидетели медработников. — Я же говорил, он — псих! Контуженый!

— Развяжусь — убью как собаку…

Погрозив противнику расправой, Эдик снова впал в забытьё.

Следующее пробуждение оказалось более болезненным — тело ломило, голова буквально раскалывалась. Эдуард скосил глаза, огляделся и понял, что находится в больничной палате, руки и ноги привязаны уже к широкой кровати, и сам он одет в серую казённую пижаму. Зажмурился и вновь открыл глаза: под потолком горела тусклая лампочка, освещавшая серо-белое госпитальное помещение. За дверью бубнили голоса начмеда и замполита полка, слышно было, как эти негодяи умоляли местного врача принять срочные меры к алкоголику, шизофренику и психопату капитану Громобоеву, который ни за что, ни про что избил жестоко капитана Лаптюка, длительное время издевался над своей женой…