Я долго смеялся байке, от души, до боли в животе. Комдив был и, правда, отменный хам и грубиян. Нашу группу курсантов-стажеров встретил с ходу матами и угрозами разогнать всех к чертовой матери. Народ в дивизии старался обходить его стороной, и если где-то территория обезлюдела, значит, там идет Павловский.
— Хорошо, Игорь, что-нибудь, придумаем будешь старшим прапором! — пообещал я.
* * *
После прохождения техники мимо Алихейля я вновь перебрался на машину к Марасканову. Бронемашина была плотно облеплена пропыленными солдатами. Мое любимое место на башне свободно, и я улегся, положив ноги на пушку и накрыв лицо капюшоном. Клубящаяся пыль окутала ущелье, местные племена стояли вдоль дороги и напряженно вглядывались в наш гремящий и рычащий караван. Бронемашина, будто маленький корабль, медленно плыла в пыльной дымке, словно в тумане. Ногами на «ребристом» листе лежал и перекатывался с боку на бок Якубов-большой. Дубино дремал позади механика, в башне храпели Савченко и сержант Фадеев. По бортам, держась за автоматы, спали с одной стороны Тетрадзе и Уразбаев, а с другой — Якубов-маленький и Свекольников. Марасканов ругался о чем-то с комбатом, но доказать свою правоту никак не мог.
— Что он хочет? — спросил я, наклоняясь к Игорю.
— Возмущается, что я его бросил и не охраняю.
— Как бросил, его в этом потоке искать все равно, что иголку в стоге сена. Он где-то впереди колонны «Градов» и «Ураганов», а мы сзади. Попробуй их обгони, если эти «монстры» всю дорогу занимают.
— Подорожник вперед рванул, а я его ждал, не двигался, думал, он где-то рядом стоит.
— А зачем ему охрана? Там с ним две БМП связистов, да и он же не один как перст, а рядом идет целая армия, — удивился я.
— Вот придрался и все тут. Он давно меня невзлюбил. Помнишь, еще на стрельбище я его перестрелял на двенадцать очков, а он себя первым снайпером считает в полку, — ответил старший лейтенант.
— Это когда на усы стреляли?
— Ну да.
— Помню, с тех пор я уже месяц не имею право носить усы. Комбату надоели жидкие и жалкие усики отдельных командиров.
Мои также попали в этот список. Василий Иванович объявил, что только тот, кто отстреляет из АК-74, как он или лучше, может красоваться с этим предметом мужской гордости.
Я и Афоня набрали на двенадцать очков меньше, Ветишин бил еще хуже, Острогину, как безусому, было наплевать, но он показал одинаковый результат с Иванычем. Грымов на два очка меньше, а Арамов и Пыж на одно. Мелещенко, Луковкин выбили меньше пятидесяти… В итоге с усами остались Марасканов и не стрелявший заменщик Айзенберг. Сбрили свои густые усы даже Артюхин и начштаба Шонин! На радость комбату…
— Откуда бывший «комсомол» так хорошо стреляет? — поинтересовался тогда у Игоря майор Подорожник.
— Разрядник по полевой стрельбе в упражнении «бегущий кабан», — ответил Игорь.
— Ну! То есть, если запустить в поле Соловья или Берендея, результат будет еще выше? Все пули попадут в цель? — хмыкнул комбат.
— Так точно! В нашем училище огневая подготовка была на высоком уровне. Правда, Семен Николаевич? — обратился Марасканов за поддержкой к Лонгинову.
— Ты прав, Игорь, самое лучшее училище по стрельбе среди общевойсковых.
— Но-но, ленинградцы, не забывайтесь! Вы говорите с выпускником Ташкентского училища, можем поспорить, правда, Арамов?
— Так точно! — ответил Бохадыр, преданно глядя в глаза шефу.
— Вот так-то, наше училище выпускает только орлов! Даже не пытайтесь убедить меня в превосходстве вашей болотной столицы над нами, нарветесь на неприятность, товарищ Марасканов.
С той поры Подорожник и заимел большой зуб на Игорешу, от зависти, наверное…
* * *
— Ну что вы ругаетесь? Что ему надо? Никак не успокоится! — возмутился я непрекращающейся перепалке.
— Ник, комбат пытается определить наше местонахождение, где и за кем идем. Говорю, впереди два наливняка, бензовоз, сзади два «кунга». Черт его знает, чья это техника.
— Орешь, совсем не даешь уснуть. Пойду-ка я в десант кемарить, может, удастся задремать.
— Не боишься подрыва? — задумчиво посмотрел на меня Игорь.
— Ну какой подрыв, если впереди ползут, как стадо слонов, и «Ураганы», и танки, и тягачи. Все будет нормально.
— А выстрел из гранатомета в борт?
— Нет, мне нагадали долгую жизнь. Не будет никакого выстрела. Радуйся, Игорь, что едешь со мной. Это значит, я помощник твоего ангела-хранителя. Довезу до самого Союза.
— Ох, сумасшедший! Псих! Если что-то случится, я за тебя отвечай потом, — возмутился Марасканов.
— Чего? Это ты за меня несешь ответственность? Я работаю на боевых за замполита батальона! Следовательно, за меня отвечает майор Подорожник. Так-то вот.
— Ну, если Подорожник, то иди, спи. Одна радость будет: от твоего ранения вдуют комбата, а не меня.
— Вот-вот. Сиди, жди и желай подрыва. В полночь можем поменяться местами, — предложил я.
— Пошел ты к черту. Не хочешь жить — рискуй.
* * *
Я с трудом заснул в душной «жестяной коробке», а часа через три проснулся от раздавшегося недалеко взрыва. БМП притормозила, я попытался открыть десант изнутри, но ручка не поддавалась. Вот черт! Действительно, стальная ловушка. Сверху ящики и бойцы, верхний люк не открыть, а у заднего люка защелку заклинило. Я покричал, просунул руку сквозь щель между башней и десантным отделением и толкнул наводчика-оператора.
— Я вас слушаю, — откликнулся солдат.
— Открой дверь, заклинило ручку. Изнутри не получается.
— Да-да, сейчас, как только остановимся.
Мы все не останавливались, и я вновь задремал, да и боец, видимо, заснул.
Утреннее солнце внезапно брызнуло внутрь машины. Кошмарное неприятное пробуждение. Снилось что-то нехорошее, голова шумела, и меня качало так, что трудно было стоять на ногах.
— Черт побери! Оператор! Ты где? Почему раньше не открыл люк? — рявкнул я, покачиваясь на ватных ногах.
— Почему не открыл, почему не открыл. Ты радуйся, что своими ногами из машины выходишь. Смотри, что впереди творится, — закричал Игорь Марасканов.
Мы осторожно обошли свою бронемашину, следующий за нами бензовоз оказался с оторванным колесом и волочащимся по земле задним мостом. Подорванный автомобиль тащил на сцепке тягач, и вырванная ось вспахивала землю, словно плугом.
— Однако… — вздохнул я.
— Вот-вот! А могло бы и нам достаться. По какому борту мина «итальянка» била? — насмешливо спросил Игорь.
— По моей стороне. Ну что я тебе скажу, Игорек, повезло! Я же тебе говорил: жизнь у меня будет долгая, и мина эта точно была не наша, не мне предназначалась.
— Ты что фаталист?
— Нет, оптимист и реалист. Я уверен в своей счастливой звезде, мне не суждено сгинуть в этой «вонючей дыре».
— Может, за тебя подержаться, чтобы часть твоей удачи и счастья перешла на меня? — спросил Игорь.
— Ладно, подержись, нет, лучше я за тебя, а то ноги затекли и не гнутся.
* * *
— Товарищ старший лейтенант! Тут такое дело… Как бы это… Ну, вообщем… — К нам подошел Дубино и смущенно стал переминаться с ноги на ногу, не зная, как начать доклад.
— Короче, Васька, что случилось? — перебил я его невнятное вступление.
— Тетрадзе потерял подствольник, — с тяжелым выдохом вымолвил, как рубанул, зам. комвзвод.
— Вместе с автоматом? — осторожно поинтересовался я.
— Та ни, с вещмешком.
— Уф-ф-ф… Немного лучше…
— А почему он был в мешке, а не на стволе? — зарычал шокированный Игорь.
— Не знаю. Я етой чурке гаварыл, ня клади, ня сымай. Урода хренова! — ответил сержант.
— Сюда его, быстро! — хрипло выдохнул Игорь и громко заматерился..
Солдат, понуро опустив голову, приблизился к нам, подталкиваемый сержантом, и молча встал, шмыгая носом.
— Тетрадзе, где подствольник? — спросил взводный.
— Не зналь. Я спаль, он упаль, машина качаль, был пыл, всюду пыл, нэ видана ничего.
