Досье генерала Готтберга - Дьякова Виктория Борисовна

— Комнату? — женщина внимательно посмотрела на пришелицу выцветшими желтоватыми глазами — цепкий взгляд, проницательный. Слышала она, похоже, хорошо да и соображала неплохо. Лизу ей, по всей видимости, описали, поскольку она нисколько не удивилась, что хорошо одетая, молодая женщина спрашивает о квартире именно у нее.

— Комнату сдаю, милая, — сказала хозяйка и кашлянула, видимо, была простужена. — Недавно вот жилец съехал. Коли надобно, взгляни, может, и подойдет, — она жестом пригласила Лизу пройти в дом.

— Спасибо, матушка, — Лиза поднялась по дряхлым, скрипучим ступеням на крыльцо, с одной стороны оно заметно осыпалось и требовало ремонта.

— Дом большой, — продолжала хозяйка, — да принадлежит мне нынче только половина. Полдома я ученому человеку из Москвы перед войной продала. Он сюда деятельностью своей заниматься приехал, вот и купил у меня по дешевке. Я ж тогда одна жила, по всему дому управляться трудно. Муж помер от лихорадки зимой в тридцать шестом году, застудился сильно на работе. Он мосты делал, так в ледяную воду окунулся, что-то там крепил. Вернулся да на второй день и слег. Больше не встал.

Теперь вот племянница со мной, но места всем хватает. Комнатка просторная, окно в сад. Племянница моя Вера — девушка тихая, вас не потревожит. Входите, входите, пани, — женщина распахнула перед Лизой дверь. Изнутри пахнуло свежесваренным борщом и кислой капустой в кадках. Как только дверь захлопнулась, хозяйка изменила тон, слезливость и жалобы сразу исчезли.

— Проходите во вторую комнату, — распорядилась она деловито, принимая у новой постоялицы пальто. — Вас там ждут.

Лиза вздрогнула: она никак не ожидала, что вдовица может так искусно играть роль. «Тоже наверняка из НКВД старуха, только в отставке», — подумала она с легкой иронией.

Толкнув чуть приоткрытую дверь, Лиза оказалась в квадратной комнате с печью. За ней виднелся проход, завешанный пестрым ситцем.

— Сюда, сюда, — хозяйка прошаркала следом стоптанными чеботами, отдернула занавеску: — Инга Станиславовна, к вам.

Ее случайная знакомая с почты сидела за круглым столом, покрытым кружевной скатертью. Рядом на комоде под зеркалом лежала шляпка с вуалью. Хозяйка тихо опустила занавеску и ушла, ее шаги затихли в сенях. Только увидев Лизу, Инга встала, протянула руку.

— Здравствуйте. Старший лейтенант госбезопасности Белоруссии Тоболевич. Вы Голицына? — она коротко и твердо сжала Лизины пальцы. — Я предупреждена о вас. Очень рада познакомиться. Присаживайтесь, — вернувшись к столу, она знаком указала на место против себя. — Чай будете? Авдотья Кирилловна принесет.

— Нет, спасибо, — отказалась Лиза. Пока не хочется.

— Это верно, — согласилась Тоболевич, — сначала дело. Да и времени у нас не много. Катерина Алексеевна сказала мне, что вы не новичок, так что элементарному обучены, в азбуке не нуждаетесь, так? — она вопросительно взглянула на Лизу, та согласно кивнула и уточнила:

— В сорок первом работала в Таллине в абвер-команде.

— Значит, — Тоболевич улыбнулась, — как с немцами вести себя знаете, как передавать информацию — тоже, в тонкости нашего дела посвящены. Отлично. Тогда — о главном. В Минске поселитесь здесь, у Авдотьи Кирилловны, Это надежная крыша; ее муж о котором она говорит, что он строил мосты, на самом деле служил в ОГПУ, был убит бандитами при попытке ограбления ими колхозной кассы. Так что положиться на женщину можно. У нее — племянница, Вера Соболева. Работает уборщицей в авиационном городке, у нас — связная. Через нее будете выходить на меня и на Никольского. Как вы поняли, наверное, Никольский живет тут же, во второй половине дома, живет давно, с тридцать восьмого года, так что ничего подозрительного в этом нет. Вход к нему отдельный, с соседней улицы. Но есть общий чулан, которым можно пользоваться, чтобы проникнуть из одной половины дома в другую, не привлекая внимания. Авдотья Кирилловна потом вам покажет. Но пока, Катерина Алексеевна просила меня вас особо предупредить, — к Никольскому не соваться. Даже если нос к носу столкнетесь с ним на улице, — не подавать виду, что знаете его. Пока вы не знакомы. Хотя он знает, как вы выглядите, вы, я уверена, видели его фото.

— Да, Катерина Алексеевна показывала.

— Катерина Алексеевна скоро сама появится в Минске, — продолжала Тоболевич. — Она найдет способ, как свести вас с Никольским, чтобы это не вызывало подозрений. Ваша задача сейчас — устроиться на работу Мы подобрали вам место, фрейлян Арсеньева, — она улыбнулась, — составителя букетов в салоне цветов пани Литвинской. Это очень богатый, популярный салон в самом центре города, его посещают очень многие высокопоставленные немецкие чины, с дамами и для дам. Устроиться туда непросто. Пани Литвинская приехала сюда из Варшавы, она очень придирчиво подбирает персонал, хочет, чтобы ее девушки блистали и умом, и красотой и образованностью. В основном там работают полячки, которых она привезла с собой. Но недавно одна из них получила наследство в Кракове и вернулась домой. Пани Литвинская желала бы выписать другую, но после разгрома немцев под Сталинградом и под Курском не так много находится желающих переезжать в восточные территории рейха. Тем более, что русские наступают, и сколько эти территории просуществуют — неизвестно. Так что скорее всего придется пани Литвинской брать девушку из местных или делать ее работу самой. Но пани Литвинская давно уже сама не составляет букеты, только дает указания, как и что делать. По большей части, она беседует с посетителями за чашкой кофе у себя в шелковой гостиной. Мне кажется, вы понравитесь ей. Должны понравиться. Другую такую особу она теперь в Минске не найдет, аристократок здесь не осталось. Если все удастся, Зиберт найдет вас там. Это очень подходящее место для знакомства. Симпатичная продавщица цветов, почему бы офицеру не прогуляться с ней. Моя сестра в Ровно, например, торговала игрушками для собак, знаете, всякие мячики, резиновые косточки. Нам бы в Советском Союзе и в голову не пришло, что они могут пользоваться спросом, а она отбоя не знала от клиентов. Немцы обожают собак, от самых маленьких, карманных, до овчарок, конечно. Даже гестаповским собакам в вольер она привозила резиновые мячики тренировать челюсти, чтобы захват был крепче. Эти собаки и порвали ее, когда Веру арестовали, — лицо Инги помрачнело, она опустила голову.

— Как это случилось? — тихо спросила Лиза.

— Не знаю толком. Никто не знает, пока. Вот погоним фашистов, добудем их архив, — мрачно ответила Инга. — Я уверена, что Веру предали. Она отправилась на очередную встречу с Паулем, с ней шел новенький, которого навязали из штаба партизанской бригады, чтобы он перенял связи подпольщиков, попавших под подозрение. После того как Веру арестовали, он как в воду канул. Скорее всего — провокатор. Вера могла спастись. Гестаповцы делали ставку не на нее — на Зиберта, его они хотели схватить. Поняв, что Паулю угрожает опасность, Вера отвлекла их на себя и тем самым дала возможность Зиберту скрыться. Ее пытали, расстреляли, но, обнаружив, что еще жива, отдали на растерзание собакам. Вот так. Вера была смелая. У нее был орден Ленина за Испанию, за тридцать шестой год. Она работала связной в нашей резидентуре там. Теперь посмертно ей дали Героя…

— Я вам сочувствую… — подавленно сказала Лиза.

— Спасибо, — Инга подняла голову, в глазах ее блеснули слезы. — Но это наша работа. И я, и вы, если придется, должны, обязаны сделать то же самое, что и Вера. Если мы смалодушничаем, струсим, погибнут многие люди, оборвутся связи, которые теперь дороже нашей жизни. Все — ради победы. Только так. И к этому надо быть готовым каждую минуту. С этим жить и бороться. Итак, Литвинская, — Тоболевич нахмурила брови, прогоняя слезы, — она любит блондинок. Вы светлая, как я вижу. Еще она любит, чтоб девушка была одета со вкусом, женственно, множество оборок, знаете ли, кружева, такой у нее стиль. Я знаю, что у вас при себе ничего подобного нет. Но мы приготовили для вас платье, — она подошла к шкафу и раскрыла его, — цвет фисташковый, множество воланов, кружевная отделка. Размер, надеюсь, ваш. Я думаю, Литвинской понравится. Но и поведение, — Тоболевич обернулась к Лизе, — продумайте его сами, опыт у вас есть. С такими дамами, как пани Жанель, надо вести себя тонко. Они легко ранимы, могут вспылить по всякой ерунде. Зато очень любят, когда им льстят. Так что — потрудитесь. Нет, вы, не бойтесь, — увидев, как вытянулось лицо Лизы, успокоила ее Инга. — Пани Литвинская вовсе не ведьма какая-то, она красивая, ухоженная женщина, но женщина даже чересчур. Очень капризная, хотя отходчивая. В общем, если она вас возьмет, я думаю, вы приладитесь к ней. Главное — это первое впечатление. Потом она не терпит, чтобы с мужчинами излишне любезничали в ее салоне. Там царит только она.