Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 189
Наигранная жизнерадостность Пруста оказывала, повидимому, мало влияния на сухого, насторожённо прислушивающегося к каждому его слову Шверера. Поджав губы, Шверер сумрачно поглядывал на своего бывшего приятеля.
Пруст пытался убедить его в том, что настало время перейти к практической работе по сколачиванию армии.
Ворчливо, словно сердясь на то, что и он вынужден говорить, Гаусс тоже сказал несколько слов.
— Необходимо понять, se figurer bien clairment [4] , что вопрос поставлен просто: malntenant ou jamais [5] , сейчас или никогда армия должна остаться нашей, или все мы должны перестать существовать.
— Моё дело — оперативная работа, — возразил Шверер.
— Как только мы получим окончательную уверенность в том, что раз и навсегда являемся хозяевами своих солдат, придёт и большая оперативная работа! — Гаусс на мгновение замолк и, натянув на сухое лицо нечто вроде улыбки, закончил: — Если, конечно, вы откажетесь от старых бредней о немедленной молниеносной войне на востоке! Il faut abandonner cette ideee absurde [6] .
— Никогда! — с неожиданным жаром воскликнул Шверер. — Вы не имеете права не понимать, что…
— Совершенно верно, — несколько более раздражённо, чем ему самому хотелось, перебил Гаусс: — теория блицкрига, вполне оправданная на западном театре, является чистейшей спекуляцией, когда речь идёт о России! Вспомним слова Клаузевица, практику Наполеона, заветы Бисмарка. Le vieux comprenait quelque chose en matiere de guerre [7] .
— Спекуляцией является извлечение на свет того, что сдано мною в архив! — запальчиво ответил Шверер.
— Вы меня дурно поняли, — желая прекратить спор, проговорил Гаусс. — Я вовсе не имел в виду недобросовестной подтасовки предпосылок для такого рода войны с Россией. Mais non [8] . Мне только продолжает казаться: в силу факторов, которые не хуже моего известны вам, молниеносная война, пусть даже вначале победоносная, на просторах России является спекуляцией…
— Нужно знать Россию, как я её знаю по опыту двух войн, которые наблюдал своими глазами, — русско-японской и мировой, — чтобы иметь право утверждать: миллионы мужиков, краюха ржаного хлеба плюс устаревшая винтовка без патронов против лучшей армии — вот соотношение сил! — Шверер сердито сдёрнул с носа очки.
— Я понимаю: нет пророка в своём отечестве! Понимаю так, — позвольте сослаться на иноземных авторитетов, — и прежде чем Гаусс успел сказать, что это лишнее, что он вполне доверяет самому Швереру, тот выхватил с полки книгу и, открыв её на закладке, медленно, на ходу переводя с английского, процитировал: — «Сила русской армии состоит в том, что её солдаты — это почти скифы. Они могут питаться тем, что выкопают из крестьянских огородов. Своих лошадей они кормят соломой с крыш изб…»
Гаусс заметил:
— Но ведь это же все о России: соломенные крыши и прочее. А если война происходит на нашей территории?
— Она не может происходить нигде, кроме как на русской земле, — уверенно проговорил Шверер, намереваясь читать дальше, но Гаусс рассмеялся:
— Нет, нет — это какая-то «клюква», кажется так говорят сами русские?.. Перенесём этот спор на другой раз и в другое место. Сейчас мы ждём ответа: с нами вы или нет?
— Мне кажется, — сухо ответил Шверер, — я должен подождать.
Гаусс поднялся и молча протянул Швереру руку. Пруст заискивающе тронул приятеля за пуговицу:
— Подумай, хорошенько подумай, Конрад! Упущенные возможности редко возвращаются. Ты должен это хорошо знать по старому опыту с Гофманом.
Шверер понял намёк на свои прежние неудачи в штабе генерала Гофмана и ещё более сухо ответил:
— Я и не хотел бы принимать слишком быстрых решений. Он поклонился и быстро вышел.
Пруст безнадёжно развёл руками:
— Невозможный упрямец!
— И все так же неумен.
— Мы найдём путь к отставным офицерам и через его голову.
— Сейчас вы опять заговорите о «Стальном шлеме», — проворчал Гаусс, — а мне нужны хорошие офицеры. Нам предстоит не демонстрировать на улицах, а работать, настойчиво работать!.. Впрочем, вернёмся к этому позже. Сейчас нужно решить вопрос: что ответить Рему?
— А о чём он просит?
— Хочет, чтобы мы его поддержали. Я ничего не имею против него. Уверен, что мы легко выкинем его из игры, как только дело будет сделано. Но нужно выяснить его намерения. Не те, о которых он говорит, а те, которые он скрывает. Поезжайте к нему!
— Разрешите говорить от вашего имени?
— Только не это! — воскликнул Гаусс.
Генералы расстались. Пруст в тот же день по телефону назначил свидание Рему. Но прежде чем ехать к нему, решил повидаться с полковником Александером. Пруст думал, что отношения, сохранившиеся ещё с прошлой войны, позволяют ему запросто поговорить с «вечным» начальником разведки. Разумеется, Пруст был далёк от мысли открывать ему истинную цель своего визита. Он заехал под предлогом справки по служебному делу и скоро понял, что Александер знает не только все, что ему следует знать о Реме и его намерениях, но знает также и то, что эти намерения известны Герингу. Пруст сейчас же сообразил: если все известно Герингу, то непременно известно и Гитлеру. Вывод можно было сделать один: игра с Ремом — игра с огнём. Нет никакого смысла лезть в эту игру. Именно так он и изложил дело Гауссу.
От Гаусса Пруст поехал к Герингу. Он счёл за благо сообщить ему о предложении участвовать в заговоре, которое Рем сделал Гауссу.
Геринг горячо пожал Прусту руку, делая вид, будто впервые слышит о возможности сговора между Ремом и генералами. Он попросил передать Гауссу просьбу не позже чем завтра прибыть для наиважнейшего разговора.
Вернувшись под утро домой, Пруст вызвал по телефону Гаусса.
— Сожалею, экселенц, что вынужден разбудить вас, но мне только что звонил генерал Геринг.
— Вам — Геринг? — не скрывая удивления, спросил Гаусс, силясь попасть ногою в туфлю.
— Он приказал передать вам приглашение побывать у него. Какое время визита позволите сообщить его канцелярии? — Пруст говорил официально и сухо, как и должен был говорить человек, знающий, что каждое сказанное им по телефону слово записывается аппаратами подслушивания.
